Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Крамер Марина

– Идем, я тебе почитаю, хочешь?

Алеша кивнул, и Ветка пошла провожать их в детскую. Когда все трое скрылись, Бес тряхнул головой, словно отгоняя неприятные мысли:

– Сука… не могу привыкнуть никак! Как только он начинает эти разговоры про детдом, я готов пару пацанов с «калашами» туда послать и перемочить на хрен и директора, и воспитателей всех! На зоне дубаки так не усердствуют, вот гадом буду! Ведь это ж дети, они и так с малолетства приговоренные! И ведь бабы там работают! Бабы, у которых у самих дети! Откуда зверство это в людях?

– О, господин мэр, в вас заговорил гуманист, – усмехнулась Марина, делая очередной глоток кофе. – Так наведи порядок – в чем проблема? Ты теперь в государственном авторитете. Городской пахан, можно сказать!

– Не изгаляйся, а? – попросил Бес хмуро. – Ты бы знала, что мы пережили, когда выяснилось, что Лешка болен…

– Вот-вот, я все время хочу спросить, но никак не решаюсь, – подхватила Марина. – Но раз уж ты сам заговорил… Как получилось, что из всех детей в городе вы усыновили именно этого? Неужели ты со своими возможностями не догадался взять с собой врача и обследовать ребенка перед тем, как оформлять документы?

Бес подскочил так, словно его ужалила змея:

– Ты соображаешь, что несешь?!

– А что? – не поняла Марина, с удивлением глядя на родственника.

– У тебя вообще ничего святого нет! Это ведь ребенок, а не торт в магазине – хочу вот этот, нет, вон тот, с розочками! Увидели – и взяли этого, потому что Ветка так сказала. И не смей больше…

– Так, вот это уже лишнее! – с угрозой в голосе сказала Марина, отодвинув от себя чашку с остатками кофе. – Забыл, видимо, что мне никто не указывает, что и как говорить?

– Да это ты все на хрен попутала в своей Англии! А здесь все по-старому, ничего не поменялось! – Гришка вскочил и метнулся к окну, отдернул легкую занавеску, посмотрел во двор, потом повернулся к Марине, уже немного успокоившись. – Я тебя прошу, Наковальня, не смей заговаривать на эту тему с Виолой. Она и так переживает, а если еще и ты начнешь…

Марина кивнула, в душе уже пожалев, что вообще заговорила об Алеше и его болезнях. Но она на самом деле не понимала, как Гришка, имея возможность усыновить здорового ребенка, не предусмотрел всех нюансов.

«Воистину, это чисто русское – создать себе проблему, а потом решать ее героическими усилиями!»

Хохол хмуро молчал, крутил в руках вилку, пытаясь успокоиться. Ему тоже не понравились слова Марины, но спорить с любимой женщиной в первый день после разлуки он не хотел. Протянув руку, он пощупал ее лоб:

– Котенок, тебе не пора полежать? Горячая опять.

Бес фыркнул:

– Ага, сходи, охлади ее немного.

– Ты не зарвался, родственник? – поинтересовалась Коваль, прищурившись.

Бес заржал еще громче:

– Ну, Жека, я тебе не завидую! Это не баба, а…

– Так, хватит! – отсек Хохол. – Других тем нет?

Он поднялся и потянул Марину за руку:

– Идем, померим температуру.

В комнате Коваль опустилась на кровать, сбросив шлепанцы, а Женька сунул ей под мышку градусник.

– Может, тебя накрыть? – Он погладил ее бедро, открытое разошедшимися полами халата.

– Боишься не удержаться?

– Уже… – пробормотал он, перемещаясь к ее ногам. – Только не мешай мне…

– У меня градусник…

– Ну и что? Вот и держи, чтоб не выпал.

«Господи… я и не знала, что прикосновение губ к колену так заводит…» – подумала она про себя, закрывая глаза и выгибаясь от удовольствия.

– Да, Женечка… О, черт! – взвизгнула она вслух, когда Хохол добрался до живота и впился в него губами со всей силы.

– Больно?

– Синяк будет!

– И пусть… пусть синяк, – не прекращая своего занятия, пробормотал Женька. – Повернись…

– Да не могу я – градусник! – простонала Марина, и Хохол заржал:

– Давай его сюда… Ну-ка, посмотрим… Ого, тридцать девять почти! Сейчас таблетку…

– Не надо! – схватив за руку, Марина вернула его обратно на постель и развязала свой халат, под которым не было ничего, кроме тонких голубых трусиков, но и их Женька мгновенно разорвал. – Женя, ну по-другому нельзя, что ли?

– Нет. Иди сюда…

…Температуру, оказывается, можно лечить и нетрадиционным методом…

После обеда Женька, заставив Марину надеть спортивный костюм, вывел ее на улицу, усадил в шезлонг под тентом и сам пристроился рядом, взял ее руку в свою. Егорка и Алеша играли в большой песочнице под присмотром Гены и няни Карины, Виола уехала в город, а Бес отдыхал в гамаке, подвешенном между двух больших сосен. Было так тихо и спокойно, что даже тонкий писк комаров слышался отчетливо. Дети сосредоточенно строили что-то высокое, Гена помогал, а Карина не сводила глаз с маленького Леши.

– Ты посмотри, котенок, – наш-то как будто старше, уступает, помогает, – заметил Женька, кивнув в сторону играющих мальчиков. – Надо же, как отличаются…

– Конечно. Наш рос дома, его любили, баловали, носили на руках, целовали на ночь или когда коленку разбивал… А у Лешки никого не было. Я ведь знаю, как это – когда никто тебя не пожалеет, не поцелует, просто по голове не погладит… – вздохнула Коваль, прикрыв ладонью глаза от яркого солнца. – Жек, я очки забыла…

– Я принесу, Мэриэнн, – раздался за спиной голос Никиты, и Марина вздрогнула:

– Ты здесь откуда?

Телохранитель вышел из тени, приблизился к шезлонгам и, не обращая внимания на откровенно-неприязненный взгляд вмиг подобравшегося Хохла, спросил:

– На балконе?

– Да… – растерянным тоном отозвалась совершенно деморализованная Коваль.

– Сейчас.

Никита своей пружинящей походкой пошел к дому, провожаемый все тем же недобрым взглядом Женьки. Когда высокая, крепкая фигура в белых джинсах и майке скрылась, Хохол тоном, не предвещавшим ничего хорошего, поинтересовался, нервно сунув в рот сигарету:

– Это что еще за фокусы?

Он видел, что обычно нахальная и самоуверенная Марина вдруг растерялась и никак не может прийти в себя, и понимал, что причина этого, скорее всего, вот этот молодой красавчик, хотя подобная мужская внешность никогда не привлекала Коваль. И то, что сейчас она медлит с ответом, тоже говорило в пользу этой догадки.

– Что молчишь, котенок? Сказать нечего или есть, что скрыть?

Она мотнула головой, но опять промолчала. И Женька завелся не на шутку, вскочил и рявкнул, забыв, что рядом дети и охранник с няней:

– Что, успел тебя отоварить парнишка?! То-то я и гляжу – в кустах сидит, зыркает! Где он, на хрен?! Башку, сука, отрежу!

Коваль опомнилась только после этих слов, вскочила на ноги и закатила разъяренному любовнику оплеуху:

– Спятил?! Ты с кем разговариваешь?! – И не рассчитала – Хохол, развернувшись, ударил ее наотмашь по щеке так, что она упала…

– Ма-ама! – заорал Егорка, метнувшись из песочницы к матери, но на полдороги развернулся и вдруг с размаху ударил Хохла кулачком в бедро – куда достал.

Женька удивленно уставился на него сверху вниз, но Егор, задрав головенку, сжал кулаки и не отвел взгляда. Из Хохла словно выпустили воздух, он рухнул рядом с Мариной на колени и попытался поднять ее, но Егор толкнул его:

– Не трогай! Это моя мама, не трогай ее больше! Ты ее не любишь, ты ее ударил! – Голос задрожал, и мальчик, не выдержав, расплакался.

– Не надо, сынок. – Марина села, вытирая кровь, каплями стекающую из рассеченной губы. – Иди ко мне. Не надо плакать, все хорошо…

От шума и криков проснулся в гамаке Бес, выбрался и бросился к песочнице, где Карина пыталась успокоить плачущего от испуга Алешу, потом развернулся и подскочил к Марине и Хохлу:

– Ты охренел, сволочь?! На глазах у детей бабу бить?!

– Займись своими делами! – неласково посоветовала Марина, вставая на ноги и беря за руку Егорку.

– Нет, стой! – Он перехватил Марину за рукав костюма, однако она так резанула его взглядом, что Гришка невольно отступил. – Ты… чего?

– Меня сегодня уже били по лицу, хватит! Идем домой, Егор.

Марина, держа сына за руку, пошла к дому, а Хохол взвыл и кинулся было следом, но наперерез ему шел Гена, а сзади оказался Бес.

– Жека… не глупи, не трогай ее сейчас, – взяв его под руку, сказал Гена. – Пусть немного уляжется. Ну, что устроил-то, ей-богу?

– Мою женщину никто не будет трогать, кроме меня!

– А ее никто и не трогал – она ведь не шалава подзаборная.

– Придурок ты ревнивый, – присолил Бес, беря со столика сигарету и зажигалку. – Да только за то, как она тебя с кичи тянула, ее уже на руках носить всю жизнь! А ты – по лицу при сыне… Идиот отмороженный.

– Вы меня за лоха держите, что ли? – мрачно поинтересовался Хохол, трясущейся рукой пытаясь прикурить сигарету. – А вот этот пижон молодой – он кто?

– Он – телохранитель Ветки, – отчитался Гришка с усмешкой.

– Во-от! Если не знали, я расскажу – я тоже не сразу был парень свободный! Серегу Строгача охранял, когда ее первый раз увидел. – Женька сплюнул, снова затянулся сигаретой. – И когда началось у нас с ней все, и потом, когда Сереги не стало, и когда Малыш вернулся – я был телохранителем. И только после похорон твоего брата стал тем, кем стал.