Зной - Келлерман Джесси

Тишина вскоре наскучила ей. В ящике ее стола лежал мертвым грузом транзисторный приемник, которым она пользовалась, пока Карл не заменил его дорогим «Боуз Вэйвз» (в настоящий момент бесполезным по причине отсутствия электричества). Глория решила, что станция KFWB сможет составить ей неплохую компанию. Радиокомментаторы, обычно говорившие коротко и по делу, распоясались сегодня до того, что постоянно перебивали друг дружку, заразившись, по-видимому, воцарившимся повсюду хаосом.

А знаешь, Лайза, многие говорят, что последствия землетрясения опаснее его самого, потому что как раз в это время системы жизнеобеспечения доходят до критической точки, а люди не думают как следует, куда они лезут.

Точно, Дик. Дома же могут начать обваливаться. И еще, знаешь…

Глория узнала, что в Пико вышла из строя линия электропередач, обесточив западную часть штата. Управление полиции Лос-Анджелеса приказало всем неаварийным машинам на улицы не выезжать и закрыло для пешеходов тротуары в радиусе двух миль от дома Карла. А также предупредило население о неисправности воздушных кондиционеров и опасности теплового удара, порекомендовав людям не выходить из квартир, пока те еще остаются прохладными. В Энсино уже скончалась одна пожилая женщина…

Странное дело, но слушать новости осмысленные Глории было приятно. Она давно отказалась от привычки включать по утрам радиоприемник — как правило, он предлагал только голливудские сплетни. Список сегодняшних бракосочетаний, за каждым из которых минут через пять последует развод; перечень учиненных во время последнего уик-энда бесчинств; шквал скорбных репортажей, посвященных состоянию грудей, имплантированных пожилой, но все еще восходящей кинозвезде.

За следующие полтора часа Глория израсходовала три рулона бумажных полотенец и девяносто процентов своего терпения, а порядка в офисе так и не прибавилось. Но, по крайней мере, беспорядок стал управляемым: Глория расчистила проходы и отвела отдельные участки пола для складирования вещей неповрежденных, допускавших починку и обреченных на помойку. Она подошла к стопке старых каталогов «Каперко», обвалившейся так, что их одинаковые черные обложки образовали веер из портретов Карла. Он был сфотографирован в парике, с накрашенным лицом, высунутым до отказа языком и закрытыми глазами. К губам Карла был пририсован пузырь со словами внутри:

Эта картинка всегда вызывала у Глории улыбку, поскольку ничего общего с Карлом не имела.

Она ухватилась за плечевую кость скелета, стоявшего в углу комнаты, и почесала себе спину его локтем.

— Спасибо, Билл.

Только-только разжившись скелетом, Карл устроил его в коридорном стенном шкафу, рассчитывая, что кто-нибудь полезет туда за предохранителем и сначала взвизгнет, а потом поймет, что перед ним просто-напросто каламбур. Никто не полез и не понял, и Карл перенес скелет в офис, насадил на ручку от швабры и пристроил к трубе с горячей водой, где он на следующее утро и перепугал до икоты парня из транспортной службы.

«Как ты его назовешь?» — спросила тогда Глория.

«Анни О'Рексик».

Без тени улыбки. Если Карл шутил, у него всегда было такое лицо — серьезнее некуда.

«По-моему, это мужчина. Посмотри на его бедра. Так какое ты дашь ему имя?»

Она потрепала скелет за нижнюю челюсть.

«Билл Имия».

Это имя к нему и пристало.

Что ей всегда нравилось в Карле: он прислушивался к чужим советам. Ничто не обязывало его интересоваться ее мнением, и, однако же, он консультировался с ней так, точно она была оракулом их компании. Чем бы ни порождались его вопросы — скукой или искренним интересом к тому, что она может сказать, — но настроение Глории они повышали. Карл был единственным человеком, спрашивавшим ее о чем бы то ни было.

Она перешла во вторую комнату. Стол, на котором Карл держал статуэтки, втиснутый между большим креслом без подлокотников и стеной, с места не сдвинулся. А вот сами статуэтки грудой валялись на ковре. Некоторые лишились конечностей. Нижняя половина святого Иосифа откатилась от верхней.

Глорию даже подташнивать начало.

Весь следующий час она занималась сортировкой, холодея от страха при каждом повторном толчке. Шестнадцать уцелевших. Шесть щербатых. Восемь искалеченных безнадежно. Четыре Шалтая-Болтая, требующих целого уик-энда сумасшедшей работы — осторожного подклеивания отколовшихся кусочков, — и один погибший окончательно.