Яд Фаберже - Данилова Анна

Мэй тоже выпила немного водки, заказанной Муром, затем рассмеялась и откинулась на спинку стула.

– Я сегодня немного устала… Тебя как зовут?

– Мур.

– Это что, имя такое? – Она снова белозубо улыбнулась и, прищурив насмешливые глаза, взглянула на него сквозь ресницы. – Или же ты олицетворяешь собой Московский уголовный розыск? И это с такой уголовной рожей?

Она ничего не боялась. Абсолютно ничего. Она назвала холеное и красивое лицо Мура, лицо, ставшее визитной карточкой во всех городах, где он промышлял как брачный аферист, уголовной рожей, и он стерпел это, стерпел?! Он и сам удивлялся себе. Пожалуй, впервые он не знал, как себя вести с женщиной. Все слова, которыми он пользовался, окучивая богатых вдовушек, подталкивая их к своему будущему брачному ложу и их, по сути, смертному одру, вмиг забылись. Косноязычие выдало его с головой, и Мэй, словно почувствовав это, потребовала от него полного имени.

– Мур – это пошло, – заявила она тоном, не терпящим возражений, и положила себе икры. – У тебя должно быть настоящее имя, такое же настоящее, как ты сам. Ты очень красивый, сильный и очень мне понравился. Хотя… твои руки в наколках, зубы прокурены, а сорочку свою ты не менял дня три-четыре. Давно на свободе?

Мур покраснел. Он не помнил, чтобы когда-нибудь кто-то заставил его так покраснеть от стыда за свой внешний вид. Руки в наколках – это понятно, она хотела сказать, что он сидел. Но прокуренные зубы – это уже серьезно. Значит, он не в состоянии заняться ими: беден или трус, теряющий сознание при виде бормашины?! Сорочка… Последнюю его «жену» схоронили месяц тому назад в Тамбове, она, стараниями Мура, умерла от передозировки снотворного. Красавец вдовец получил в наследство огромную квартиру в центре города, большую коллекцию немецкого фарфора и машину. Негусто, но жить можно. Конечно, свои сорочки он не стирал. Каждые три дня он надевал новую, а старые бросал в корзину для грязного белья в маленькой московской квартире, доставшейся ему в наследство от своей первой жертвы. Следить в Москве ему пока не хотелось. Зато хотелось затащить в постель Мэй. Кто она? И почему никого не боится?

– Меня зовут Игорь, – сказал он не своим голосом, еще не понимая, что с ним происходит. – Но вообще-то все зовут меня Муром.

– У тебя есть где жить?

– Есть, – кровь загустела от этих слов и ударила в голову. – Хочешь, можем прямо сейчас поехать ко мне.

– У тебя полы не вымыты и гора грязной посуды. Не люблю беспорядок.

Это был шок. Так с ним еще никто не разговаривал. Женщины инстинктивно боялись его и рядом с ним лишались воли. Только не Мэй.

– А у тебя что за имя: Мэй? Таких имен не бывает. Тоже кликуха?

– Мэй меня звал один человек. Мэй – это что-то невесомое, похожее на ветер, на мечту. Вот поэтому мне и нравится, когда меня зовут Мэй. Но если хочешь, я, как и все, тебя буду звать Муром. Мур – бархатное имя. И глаза у тебя бархатные. И руки. Думаю, ты хороший, Мур, добрый. Но только не думай, что я буду перед тобой размазывать слезы и сопли умиления. Я уже взрослая девочка. Единственно, что мне от тебя нужно, это чтобы ты помог мне в одном деле.

Он вдруг подумал, что она попросит его убить кого-то. Возможно даже, того лощеного чистенького бобрика, хлещущего водку за соседним столиком и бросающего на них все более потерянные взгляды.

– Слушаю.

– Мне подарили браслет. С сапфирами. Вещь ценная, точнее, бесценная.

– Надо продать?

– Не совсем… К этому браслету есть еще кольцо и серьги. И они находятся здесь, в Москве. Надо узнать, у кого именно и за сколько тот человек сможет их продать. Вот и все. Твои комиссионные – три процента.

– Сколько?

– Тогда два, – жестко поправилась она. – Поверь, это очень большие деньги.

– А где браслет?

– Здесь, у меня… – с этими словами Мэй достала из сумочки цветную фотографию. Потертую, переломленную в двух местах, из чего Мур сделал вывод, что изображенные на ней украшения ищут уже давно и безуспешно. – Коллекционеры знают, кому раньше принадлежали эти безделицы, поэтому ты легко справишься. Так что, Мур, за дело. Держи фотографию. У тебя есть дома телефон?

Он никому и никогда прежде не давал номер своего телефона, но Мэй стала в его жизни приятным исключением. Ему показалось, что они одной крови. Одной плоти. Что они – одно целое. И он продиктовал ей номер телефона своей маленькой квартирки в центре города.

– Когда мне тебе позвонить?