Яд Фаберже - Данилова Анна

…Я очнулась. В дверь стучали.

– Войдите, – сказала я, и дверь тут же отворилась. Вошла Мардж с подносом в руках.

– Ваш завтрак, – сказала она по-английски, и я прекрасно поняла ее. – Через пять минут вам перезвонят.

Я разобрала только что-то про телефон. Поставив поднос, на котором, помимо завтрака, лежал и маленький мобильный телефон, на стол, она улыбнулась мне и, пятясь к двери, исчезла. Яйца вкрутую, копченая селедка, тосты, сок. Я сглотнула слюну. Голод. Я испытываю голод. Значит, я жива.

Замурлыкал телефон. Я вздрогнула.

– Да… Я слушаю…

– Это я, – услышала я совсем рядом с собой знакомый до ужаса голос. Этот голос звучал хрипло, он напоминал рычание зверя, вышедшего на охоту и исполненного самых сильных инстинктивных желаний. – Ты слышишь меня, сучка?

– Слышу… – У меня заболел низ живота. – Да, слышу…

«Через пару дней после того, как я остановилась у брата, позвонил мой сторож и сказал, что разворовывают мой дом».

«Войдя в дом, я онемела от горя при виде происходившего. Прекрасная мраморная лестница, покрытая красным ковром, была завалена книгами, в которых копались какие-то женщины… Потом я поднялась наверх, в спальню. То, что я там увидела, было просто чудовищно. Великолепный ковер, привезенный из Парижа, был залит чернилами, а всю мебель вынесли. Из шкафа вырвали дверцу вместе с петлями и вынули все полки, а в шкаф поставили винтовки. Я быстро вышла из спальни, не желая смотреть на такое варварство. В моей ванне было полно окурков… Гостиная также представляла собой отталкивающее зрелище. Рояль фирмы „Бехштайн“, сделанный из красного дерева, неизвестно зачем перенесли в оранжерею и втиснули между двумя колоннами, сильно повредив. Сторож рассказал, что в тот день, когда я ушла из дома, голубь вылетел в окно, и больше его не видели. А ведь до этого он всегда возвращался вечером в оранжерею, где жил…»

Глава 2

– Это ты? – спросил он, и голос его дрогнул. – Неужели это ты?

Он видел перед собой Мэй, и был ослеплен ее красотой, молодостью и восхищен тем непередаваемым блеском ее сияющих глаз, который он так хорошо знал. Этот блеск свидетельствовал об огромной внутренней силе и том жизненном азарте, который всегда отличал Мэй от остальных женщин. Несколько мгновений длилось это сладкое наваждение. Мэй вернулась, билось в висках Вудза и теплой волной захлестывало душу. В те секунды он не отдавал себе отчета в том, что это просто не может быть реальностью. Ведь Мэй не существовала уже. Но, с другой стороны, она стояла сейчас перед ним и говорила с ним голосом Мэй. Значит, это она. Про себя он повторил еще раз вопрос, и щеки Мэй порозовели:

– Да, это я… – ответила она, явно смущаясь и словно извиняясь перед Арчи за то, что появилась перед ним так неожиданно, даже не дав ему времени и возможности как-то подготовиться к ее возвращению. А если бы он при виде ее сошел с ума?

– Мэй… Я не верю своим глазам…

– Мэй? – переспросила она и оглянулась по сторонам, словно ища взглядом кого-то. – Что такое «мэй»? Я не знаю английского, только несколько слов, фраз…

– Мэй – это Мэй, это ты, ты же сама просила, чтобы я звал тебя Мэй, – ответил Вудз, медленным шагом приближаясь к ней, и вдруг, не выдержав, заключил живую, теплую Мэй в свои объятия. – Разве тебя зовут не Мэй?

– Нет, меня зовут Лора, – сухо ответила Мэй, видимо, по каким-то своим причинам не желая, чтобы ее узнали.

– Нет, ты – Мэй… – повторил он в некотором замешательстве, потому что в этот момент перед его внутренним взором предстала та Мэй… И тут же все встало на свои места, и он вспомнил, что разговаривает с дочерью Мэй – точной копией своей матери. – Твоя мама хотела, чтобы я так ее называл. Но как же ты похожа на нее! Если бы я встретил тебя на улице, то окликнул бы, не прошел мимо… – Теперь он находился полностью во власти реальности и понимал, что если эта чудесная девушка, так неожиданно появившаяся в его жизни, так же неожиданно исчезнет, как всегда исчезала Мэй, то больше он ее никогда не увидит, жизнь, время от времени озаряемая встречами с его мечтой, станет серой, тусклой и однообразной. Но понимал также и то, что с полным исчезновением Мэй или ее дочери жизнь его станет одновременно спокойной, исчезнут ночные страхи и кошмары. Но тогда это будет не жизнь, а летаргический сон рядом с полумертвой Эдит, подумал он и тотчас заговорил: – Никогда бы не подумал, что дети могут так походить на своих родителей… Но эта родинка… – Он вдруг почувствовал, как от предательских слез защипало глаза: – Это же наша родинка, и у меня, вот, взгляни, и у моего отца была эта родинка на правом виске, возле уха… Как ты узнала обо мне? Кто тебе сказал? Как ты нашла меня?