Святой нимб и терновый венец - Леонтьев Антон

– Братья ошибаются, – произнес я смиренно. Конечно, мои уста произносили ложь, но Господь, я знал, простит мне и это прегрешение. – Никто не пытался меня убить, так что, комиссар, вы можете закрыть дело.

Антонио, узнав о том, что я покидаю клинику Гемелли, любезно прислал мне в подмогу кардинала Джеймса Кеннеди. Про австралийца он пренебрежительно заметил по телефону:

– Он один из моих сторонников, рассчитывает, что после восшествия на Святой престол я назначу его статс-секретарем. Пускай пребывает в этой уверенности. Он – недалекий, хотя и добрый малый, но в хитросплетениях мировой политики ничего не понимает.

Мой брат, как я убедился, умел манипулировать людьми и использовать их в своих целях.

Кардинальский лимузин доставил меня обратно в Латиноамериканский колледж. Ректор радушно встретил меня, но в его взгляде я уловил страх. Чего он так опасается?

Я быстро поднялся по лестнице, с которой меня сбросил незнакомец, и прошел в свою комнату. Вроде бы все вещи находились на своих местах, однако я мог поклясться, что их переворошили руки любопытных.

Кардинал Кеннеди, переминаясь на пороге, наконец-то спросил:

– Падре, вас ведь тоже пытался убить «Перст Божий»?

– Все улики указывают на это, – ответил я лаконично.

Австралиец, сверкнув голубыми глазами, прошептал:

– Я говорил кое с кем из кардинальской коллегии, и они уверены: за всем стоит Плёгер!

– Неужели? – холодно произнес я.

Джеймс Кеннеди смутился.

– Конечно, негоже обвинять старика в таких злодеяниях, но я сам слышал несколько раз, как он с восторгом отзывался о «Персте Божьем».

Избавившись от любопытного кардинала (думаю, он действовал по поручению Антонио, приказавшего выведать у меня информацию), я, почувствовав резкую головную боль, прилег. Лекарства я спрятал под стопкой белья – мне не хотелось, чтобы кто-то, пользуясь моей отлучкой, опять заменил безобидные таблетки ядом. Заснуть у меня никак не получалось, я и размышлял над сложившейся ситуацией. Так ни до чего и не додумавшись, я заработал еще более сильную головную боль и, услышав звук гонга, спустился в трапезную на обед.

Во второй половине дня я отправился в Ватикан, дабы повидать епископа Эрвина Латти, любезно согласившегося принять меня. Глава института религиозных дел, а проще – ватиканского банка, был одним из тех, кто встречался с папой Адрианом одиннадцатого декабря и, при желании, мог попытаться убить его, ударив по затылку чем-то тяжелым.

Площадь Святого Петра была заполнена паломниками и журналистами – все с нетерпением ожидали начала конклава через два дня. Я подошел к Бронзовым вратам, которые охраняли два швейцарских гвардейца с алебардами. Я объяснил им, что у меня назначена встреча с епископом, и меня пропустили. Полукруглое здание, в котором размещался «институт религиозных дел», примыкал к левому крылу Апостолического дворца. Я заметил вывеску IOR – Instituto per le Opere di Religione. Миновав пост охраны, я оказался в приемной, где секретарша сообщила мне, что епископ пока занят и мне придется немного подождать.

Опустившись в потрепанное кожаное кресло, я уставился на картины с библейскими мотивами, украшавшие стены.

Эрвин Латти был одиозной фигурой. Он уже в течение без малого двадцати лет ворочал ватиканскими финансами, несколько раз оказывался замешан в сомнительных спекуляциях, его даже подозревали в отмывании денег мафии. По всей видимости, из-за этого он так и не был возведен в кардинальское достоинство, но, оставаясь епископом, являлся одним из самых могущественных персон в Ватикане. Он начал свою карьеру еще при Иоанне Павле, и ни один из последующих пап не решился уволить епископа с поста главы «института религиозных дел». А вот Адриан, говорят, всерьез подумывал об этом.

Предмет моих размышлений, епископ Эрвин Латти, появился в приемной – необычайно высокий, под два метра, сутулый и на удивление крепкий мужчина лет шестидесяти с небольшим. У него были костистое лицо, которое обрамляли чахлые седые волосы, и узко посаженные водянистые глаза. Тонкие губы, горбатый нос и густые брови придавали ему зловещий вид.

– Ваше преосвященство, благодарю за то, что нашли для меня минутку, – произнес я.

Латти исподлобья взглянул на меня и произнес глухим низким голосом:

– Падре, прошу вас!

Я прошел в его кабинет, оказавшийся, к моему удивлению, небольшим. На столе, заваленном бумагами, возвышался монитор компьютера, в углу стояли принтер, факс и несколько телефонных аппаратов. Стену украшали распятие и портрет Адриана.

Указав мне на кресло, Эрвин Латти подошел к столу, склонил набок голову и, ощупывая меня взглядом, произнес:

– Падре, чем обязан вашему визиту?

Что-то в его тоне мне не понравилось. Епископ, как мне показалось, был очень обеспокоен. Неужели мой визит вывел его из равновесия?

– Ваше преосвященство, – заговорил я, – вам известно, с какой миссией я прибыл в Рим...

– Об этом все знают, падре, – свистящим голосом с легким акцентом (мы вели беседу по-итальянски) ответил он. – Вы ведете расследование смерти Адриана, ведь так?

Я почувствовал себя неуютно. Не зря епископа Латти называли «анакондой» – взгляд его выпуклых глаз, казалось, гипнотизировал. Трудно было поверить, что этот епископ из Эстонии (или из Латвии?) был желанным гостем у председателей правления транснациональных концернов и частных банков.

– Мне известно, ваше преосвященство, что вы в тот день, когда святой отец впал в кому, посещали его. О чем вы говорили?

Епископ Латти хранил молчание в течение пары секунд, а затем выдохнул:

– О вещах, разглашать которые я не могу, падре. Да, в тот день я был у папы Адриана, мы... – епископ запнулся, подбирая слово, – беседовали примерно в течение сорока минут, после чего аудиенция закончилась.

Беседовали! Согласно надежной информации, понтифик кричал на епископа, причем так громко, что это было слышно сквозь плотно закрытые двери.

– И затем вы сразу же покинули Кастель Гандольфо? – продолжил я.

Епископ ухмыльнулся, показывая прокуренные зубы, и ответил:

– Сейчас я уже точно и не помню, падре. Кажется, аудиенция завершилась около семи вечера. Да, да, я наверняка уехал обратно в Рим, потому что мне требовалось уладить кое-что!

Я ему не поверил. Если предположить, что слухи небеспочвенны и папа Адриан действительно хотел уволить епископа, а возможно и предать огласке некие махинации, в которых был замешан Латти, то становится ясно: его преосвященство мог пойти на убийство.

– Правда ли, что папа Адриан предложил вам покинуть пост главы института религиозных дел по собственному желанию, пригрозив, что в ином случае вы будете уволены? – спросил я напрямую.

Эрвин Латти моргнул и прошипел:

– Измышления моих врагов, падре. У меня их, к сожалению, гораздо больше, чем друзей. Ваш брат Антонио входит в их число – врагов, а не друзей. Папа Адриан был признателен мне за мою службу и, конечно же, не помышлял о моей отставке, добровольной или вынужденной.

Я не сомневался, что Латти лжет. Зазвонил один из телефонов, епископ, извинившись, взял трубку. Произнеся несколько ничего не значащих фраз, он завершил разговор и сказал, вновь повернувшись ко мне:

– Вынужден констатировать, что наша беседа завершена, падре. Мне требуется вернуться к делам.

Снова оказавшись на площади Святого Петра, я достал записную книжечку и поставил против имени епископа жирный крест. Он был наиболее подходящим кандидатом в убийцы.

Вторым в моем списке шел префект Ватиканской библиотеки, шведский кардинал Густав-Адольф фон Тротт. Антонио организовал мне встречу и с ним – кардинал обитал в огромной квартире неподалеку от Ватикана. Швед тоже навещал папу в тот декабрьский день.

Увидев кардинала, я сразу понял, отчего его прозвали «наш Адольф». Фон Тротту было лет семьдесят, и он обликом чем-то неуловимо напомнил немецкого фюрера – та же челка (только не черная, а седая), усики, злобный взгляд. Швед отличался строптивым неуживчивым характером, понимал, что стать папой у него нет ни малейшего шанса, и принадлежал к стану противников Антонио.

Едва я оказался в квартире кардинала, как меня окружили несколько необычайно толстых кошек и котов. Одна из тварей зашипела на меня, и я услышал скрипучий голос «нашего Адольфа»:

– Ах, вы боитесь кошечек, падре?

Кардинал топнул ногой, и кошки бросились врассыпную.

– Я давно заметил: если мои красавицы шипят на гостя, то мне стоит ждать от него подвоха, – с гадкой улыбкой продолжил префект Ватиканской библиотеки. – Проходите, падре!

Я уселся на софу, кардинал предложил мне чая с пирожными, но я воздержался от угощения. Квартира фон Тротта была обставлена с потрясающим безвкусием, однако он затратил на ее обстановку немало денег. На свою кардинальскую зарплату такой интерьер он позволить себе явно не мог. Впрочем, фон Тротт был отпрыском одной из богатейших семей Скандинавии.