Искушение злом - Робертс Нора

— Сюда больше незачем возвращаться.

Он поднялся вверх по лестнице, видя перед собой ее одеревеневшую спину. Он с облегчением увидел, что она не начала разбираться в берлоге Биффа. Все выглядело так, как описала Клер. Замусоренная, покрытая пылью, источающая затхлый запах пива.

— Как я понимаю, ты не очень-то часто сюда заходила.

— Это была комната Биффа. Человек имеет право на уединение. — Но пыль поразила ее почти так же, как и журналы, сложенные стопкой на полу.

Он начал с одного угла, работая молча и последовательно. В ящике с патронами, спичками он обнаружил пачку «Драма», в которой находилась примерно унция травы.

Он взглянул на нее.

— Это просто табак.

— Нет. — Он протянул ей пачку, чтобы она посмотрела как следует. — Это марихуана.

Она ощутила мимолетную тупую боль в животе. — Это табак «Драм», — упрямо повторила она. — Так написано на на обертке.

— Можешь мне не верить. Я пошлю на экспертизу в лабораторию.

— Это ничего не докажет. — Она стала заворачивать и разглаживать подол фартука. — Кто-то дал это ему в шутку. Он, наверное, даже не знал, что это такое. Откуда ему было знать?

Он отложил пачку в сторону и продолжил поиски. Внутри подставки для чучела белки оказались два пузырька с кокаином.

— Что? — Джейн поднесла ко рту пальцы. — Что это? Кэм открыл пузырек, коснулся влажным пальцем порошка и попробовал на язык. — Кокаин.

— О, нет. Боже мой, нет. Это ошибка.

— Сядь. Ну сядь же, мама. — Он подвел ее к стулу. Какая-то часть его существа хотела обнять ее и сказать, чтобы она все это забыла, немедленно выбросила это из головы. Но другой его половине хотелось трясти ее и злорадствовать. Я ведь говорил тебе, кто он такой. Я говорил тебе. Он разъединил эти две части, две половины, составлявшие ее сына.

— Я хочу, чтобы ты вспомнила и сказала мне, кто обычно приходил сюда? Кто поднимался сюда наверх вместе с Биффом?

— Никого. — Она посмотрела на пузырьки в руках у Кэма и затем в ужасе отвернулась. Она ничего не понимала в лекарственных таблетках, за исключением тех, какие доктор Крэмптон прописывал от несварения желудка или приступов артрита. Но она боялась их. — Он никому не разрешал сюда входить. Если он собирался играть в покер, то сначала обычно закрывал дверь. Говорил, что не хочет, чтобы его приятели рылись в его вещах. Обычно он сидел здесь в одиночестве.

— О'кей. — Он попробовал сжать ее руку, но никакого ответного движения не было. — Я должен продолжить поиски.

— Какая теперь разница? — пробормотала она. Ее муж изменял ей. Не просто изменял с другой женщиной. Это она могла бы понять, особенно, если речь шла о женщине, берущей деньги. Но он изменял ей с этими маленькими пакетиками порошка. А вот этого она никогда бы понять не смогла.

Он нашел еще несколько пакетиков. Все в небольших количествах, совершенно явно для собственного употребления. Если бы он занимался торговлей наркотиками, решил Кэм, он бы не держал товара здесь. — Ты когда-нибудь видела, чтоб у Биффа была порядочная сумма наличными?

— У нас никогда не было денег, — устало ответила она. — Ты это знаешь.

— Как ему удалось выплачивать взносы за «Кадиллак»?

— Я не знаю. Я никогда не спрашивала. Он посмотрел лежащие на полках книжки в мягких обложках и нашел среди них пачку книжонок о сатанизме, культовом поклонении и ритуальных жертвоприношениях. Две из них были чистой воды порнографией, с явно срежессированными фотографиями обнаженных женщин, истязаемых мужчинами в масках. Другие же представляли собой основательные писания о поклонении дьяволу. Отложив в сторону самые вопиющие, он принес остальные к стулу, где сидела Джейн. — Что ты знаешь об этом? Джейн смотрела на заголовки остекленевшими от ужаса глазами. Ее католическое воспитание всколыхнулось в ней и сжало ей горло. — Что это? Почему они здесь? Как они сюда попали?

— Это книги Биффа. Скажи мне, ты знала о них что-нибудь.

— Нет. — Она сложила руки на груди, боясь дотронуться до книг. Это было еще гораздо хуже наркотиков. — Я никогда их не видела. Я не хочу их видеть. Убери это.

— Посмотри. — Он указал на пентаграмму на обложке. — У Биффа была такая?

— Что это?

— У него была такая?

— Я не знаю. — Но она вспомнила о предметах, найденных ею в сарае. — Что это означает?

— Это означает, что Бифф был замешан в чем-то. Возможно, поэтому его и убили.

Она вытянула руки, чтобы отстранить его, но сил подняться у нее не было. — Он был хороший человек, — упрямо сказала она. — Он не ходил в церковь, но он не стал бы вот так кощунствовать. Ты пытаешься сделать из него какое-то чудовище.

— Черт побери, открой же глаза. — Он почти ткнул ей в лицо книги. — Вот как он представлял себе хорошее времяпрепровождение. И вот. — Он схватил одну из отложенных книг и резко раскрыл ее на большой цветной фотографии. — И я не думаю, что он просто читал обо всем этом. Ты понимаешь? Я не думаю, что он просто сидел здесь, посасывал кока-колу и разглядывал грязные картинки. Я думаю, он шел и занимался этим на практике.

— Прекрати! Прекрати! Я не хочу этого слышать! Теперь он действительно схватил ее и начал трясти. Но не в его натуре было злорадствовать. — Почему ты его защищаешь? Ты не была с ним счастлива, ни одного дня в своей жизни. Он был сукиным сыном с садистскими наклонностями. Он разрушил эту ферму, разрушил тебя и делал все, чтобы разрушить меня.

— Он заботился обо мне.

— Он превратил тебя в старуху. Испуганную, побитую старуху. Если бы не было других причин для ненависти, я бы за одно это возненавидел его.

Она прекратила попытки смотреть прямо перед собой. Хотя губы ее шевелились, слова не получались.

— Раньше ты смеялась. — В его полном отчаянии и гнева тоне слышались ноты мольбы. — Черт возьми, раньше ты проявляла интерес к разным вещам, к себе. А за последние двадцать лет ты ничего не видела, кроме работы и постоянных забот. А когда вечером ты шла спать, слишком усталая, чтобы еще о чем-нибудь думать, он уходил зажигать черные свечи и резать жертвенных козлов. Или что-нибудь похуже. Боже упаси. Что-нибудь еще хуже.

— Я не знаю, что делать. — Раскачиваясь взад и вперед, она начала тихо и нараспев повторять. — Я не знаю, что делать. — Джейн глубоко, суеверно верила в существование дьявола. Он представлялся ей то змеем, заползшим в райский сад, то ангелом тьмы, дразнящим и искушающим Христа, то владыкой огненной пропасти. Ее сердце сковало леденящим ужасом оттого, что тот нашел прибежище в ее доме.

Кэм снова взял ее руки в свои. На этот раз она их не отдернула. — Ты расскажешь мне все, что знаешь.

— Но я не знаю. — Слезы покатились у нее из глаз. — Кэм, я не знаю. А он… а он продал свою душу?

— Начнем с того, была ли она у него.

— Как я могла прожить с ним двадцать лет и не знать этого?

— Теперь, когда ты знаешь, может быть, ты вспомнишь какие-то вещи. То, на что раньше не обращала внимания. То, на что не хотела обращать внимания.

Крепко сжав губы, она смотрела на книжку, упавшую на пол в раскрытом виде. Она увидела обнаженную женщину с окровавленной грудью. Между ее ног была свеча.

Ее хорошо вышколили, приучили быть верной, смотреть на многое сквозь пальцы, находить оправдания. Но еще раньше она получила и другое воспитание, прорвавшееся сейчас наружу и вызвавшее у нее страх перед Божьим гневом и наказанием.

— Сарай, — слабым голосом произнесла она. — В сарае.

— Что в сарае?

— Я нашла там вещи. Я сожгла их.

— О, Боже.

— Я должна была это сделать. — Ее голос дрожал. — Я должна была это сжечь. Я не могла допустить, чтобы кто-нибудь увидел…

— Увидел что?

— Журналы. Такие, как эти. — Она показала рукой на пол и отвернулась.

— Это все, что ты сожгла? Она покачала головой.

— Что еще?

Тошнотворный стыд охватил ее всю. — Свечи. Такие, как на картинке. Черные свечи. И ряса с капюшоном. Она пахла, — желчь подкатила ей к горлу, — кровью. И там были фотографии.

Кэм сжал ее руки. — Что за фотографии?

— Девушки. Две молодые девушки. Одна темноволосая, другая — блондинка. Раздетые и связанные, там на матрасе в сарае. Я порвала и сожгла их.

Его желудок налился свинцовой тяжестью. — Ты сожгла фотографии?

— Я должна была. — В ее голосе послышалась истерика. — Я должна была. Я не знала, что еще с ними делать. Это было так отвратительно. Я не могла, чтобы люди узнали, что он приводил сюда женщин и платил им за то, что они позировали для этих грязных снимков.

— Если бы ты снова увидела этих девушек или другие их фотографии, ты бы вспомнила?

— Я не забуду. Я никогда не забуду, как они выглядели.

— Хорошо. Я вызову Бада. Потом ты проводишь меня во двор и покажешь.

— Люди узнают.