Без единого выстрела - Воронин Андрей

— Сука, — проскулил он, садясь на пол. — Чертова трахнутая сука, что же ты со мной сотворила…

Через полчаса его нашел Баландин. Юрий по-прежнему сидел на заблеванном полу, вцепившись в волосы испачканными в крови руками, и, раскачиваясь из стороны в сторону, монотонно повторял:

— Сука… Ах, сука… Ну, сука…

Баландину хватило одного-единственного взгляда, чтобы все понять. Окоченевшее в неестественной позе тело на кровати, кровь на подушке и на пальцах Рогозина, запахи мочи, спермы и рвоты — все это говорило само за себя.

Мигом протрезвев, Баландин подскочил к приятелю, сгреб его за грудки и рывком поставил на ноги.

— Ты что наделал, студент?! — яростно прошипел он прямо в остекленевшие от скотского ужаса глаза Рогозина. — Ты что тут наковырял, сучье вымя?! Ты же ее замочил, недоумок!

— Зн…аю, — заикаясь, с трудом выговорил Рогозин. — Что будет, Баланда? — спросил он, с надеждой глядя в перекошенное лицо приятеля. — Что теперь будет, а?

— Тюряга будет, — ответил Баландин и с отвращением оттолкнул его от себя. — Ну и козел же ты, братуха. Нажрал плечи на папашиных харчах! Сила есть — ума не надо.

— Как — тюряга? — тупо переспросил Рогозин. В отличие от Баландина, он, казалось, с каждой минутой делался все пьянее. — Мне нельзя в тюрягу. У меня экзамены…

— Вот пидор, — возмутился Баландин. — Экзамены у него. Все, брат, сдал ты свои экзамены… Да погоди ты, не трясись Перестань выть, сука!!!

Рогозин испуганно замолчал и выпустил руку приятеля, за которую цеплялся, как утопающий за соломинку. Баландин задумался, хмурясь и кусая губы.

Наконец он вздохнул, приняв какое-то решение, и оглянулся на кровать. Лицо его досадливо сморщилось.

— Ладно, — сказал он со вздохом. — Черт бы тебя побрал… Какая баба была!.. Машина есть?

— Папашина «в-вольво» в гараже, — с запинкой откликнулся Рогозин.

— Ключи?

Рогозин торопливо закивал.

— Иди вниз, выгоняй машину. Багажник открой… Только тихо! Не вздумай еще кому-нибудь покаяться. С машиной-то справишься?

Рогозин снова кивнул, — Да? — с сомнением переспросил Баландин. — Если справишься так же, как с ней, — он кивнул в сторону постели, — то лучше не надо… Ладно, ладно, не заводи опять свою волынку… Ступай. Стой!

Рогозин замер в дверях и медленно обернулся.

— Что? — испуганно спросил он.

— Штаны застегни, придурок, — криво усмехнулся Баландин.

…Через три минуты из окна мансарды вывалился какой-то продолговатый, завернутый в простыни тюк и с тяжелым треском приземлился в кустах сирени, росших на заднем дворе рогозинской дачи. В доме продолжала грохотать музыка, и никто из гостей не заметил, как зеленая «вольво» со свежей вмятиной на переднем крыле, полученной при выезде из гаража, выкатилась за ворота и, бешено ревя двигателем, скрылась за поворотом ухабистой проселочной дороги.

Было два часа ночи третьего июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. В два часа семнадцать минут зеленую «вольво» с пьяными водителем и пассажиром и завернутым трупом в багажнике остановил случайный милицейский патруль. Патрульные долго гнались за петляющей иномаркой по ночному шоссе и разрядили целую обойму, прежде чем одна из пуль угодила в правый скат, и «вольво», вильнув в последний раз, нырнула в кювет.

Вечеринка на даче Рогозиных удалась на славу.

Глава 2

Запыленная зеленая змея пассажирского поезда плавно, без толчка замерла у платформы Казанского вокзала. Двери вагонов открылись, выпуская на перрон пеструю, навьюченную багажом толпу пассажиров. Перрон мгновенно наполнился сутолокой, вдоль вагонов, громыхая тележками, заспешили носильщики. Закудахтали обремененные пудовыми сумками мамаши, безуспешно пытаясь приструнить своих вырвавшихся на волю из душного вагонного плена детишек, забубнили железными голосами репродукторы. Вечно взмыленные и озабоченные командировочные в сбитых на сторону галстуках и неизменных шляпах, держа наперевес дорожные сумки, топоча, устремились к метро.

Чье-то чадо протяжно канючило, требуя одновременно подать горшок, мороженое и такси. Измученные бледные родители вслед за командировочными волокли чадо к станции метро, провожаемые сочувственными и в то же время раздраженными взглядами проводницы и попутчиков.

Постепенно хаотичное движение на перроне упорядочилось, приобретя вид своеобразной людской реки, которая текла в узком русле между двумя составами, направляясь к привокзальной площади. Когда толпа схлынула, стоявший у двери восьмого вагона человек лет тридцати, выглядевший намного старше, неторопливо закурил, нервным движением оправил ворот летней рубашки, подхватил тощую спортивную сумку и не спеша двинулся в сторону метро.