Мертвый шар - Чиж Антон

– Вы кто? – недружелюбно спросил проницательный юноша.

– Позвольте представиться: Бородин Нил Нилыч! – сказал господин таким тоном, будто ожидал взрыва аплодисментов, никак не меньше. Его наградил угрюмый взгляд извозчика, который почуял, что добыча ускользает. Повертевшись на облучке, потомок орд Чингисхана вымученно заканючил:

– Э-а-э, ладна, тарифа давай твая, пятьдесят капейка.

Но пассажир уже потерял интерес к торгу и разговаривал только с обладателем брелоков и цепочек:

– Что вам угодно?

– Мне рекомендовали вас как замечательного сыщика… – начал Бородин, но тут же был одернут.

– Я не сыщик, а чиновник сыскной полиции, – мрачно сказал юноша и тут же добавил: – Для особых поручений.

– В любом случае, господин Ванзаров, это вам… – появился конверт с грифом 1-го отделения столичной полиции. – Ознакомиться следует немедленно.

Развернув жесткий листок канцелярской бумаги, юный чиновник полиции прочел:

«Милейший Родион Георгиевич…»

От такого обращения вышестоящего начальства добра не жди. Собрав мужество, углубился в дальнейшее:

«Обращаюсь к вам не столько по служебному распорядку, сколько как к самому талантливому и дельному специалисту, какого знаю в нашем ведомстве. У господина Бородина – человека, приносящего обществу и городу много пользы, возникло некоторое затруднение, которое способны разобрать только вы. Надеюсь, это не отнимет у вас много времени. По любому вопросу, связанному с этим делом, можете обращаться ко мне напрямик. И в дальнейшем двери для вас всегда открыты. Полковник Вендорф».

Иной чиновник за такое послание готов был бы отдать полкарьеры и жену в придачу. Шутка ли, сам полицеймейстер предлагает свое покровительство. Но Ванзаров скомкал письмо и равнодушно спросил:

– Что-то срочное? У меня отпуск.

– Тут такая история… – Бородин для чего-то понизил голос. – Не знаю, как и начать… Лучше бы вы сами посмотрели. Без натяжки могу сказать: дело загадочное, если не таинственное. Я несколько встревожен. Без вас не обойтись.

В любой другой день, услыхав волшебные слова «загадочное» и «таинственное», Ванзаров бы поскакал куда угодно, как полковой конь на звуки трубы. Но сегодня…

– У вас семейные неприятности?

Верно уловив намек, Бородин пронзительно улыбнулся:

– Ну что вы! Какие могут быть неприятности, я же не женат. Да и разве посмел бы я отрывать такого специалиста ради тривиальной слежки за неверной. Что вы!

– Пропал любимый перстень?

– Не угадали. Ну-ка, третья попытка…

Простых объяснений странной спешке не нашлось. А потому, прикинув на одной чаше варенье бабушки, а на другой свалившуюся тайну, чиновник полиции закинул связку книг с саквояжем в фиакр, чем до глубины души опечалил восточного извозчика.

И поделом – сказано же: тариф.

4

Фиакр правился одной, но твердой рукой. Казалось, лошадиная сила бежит сама, будто зная, где следует поворачивать, а где наподдать, возница же держит вожжи с хлыстом для собственного удовольствия. Управлял Бородин с тем легким изяществом, что достигается высоким уровнем мастерства. При этом успевал не умолкая болтать. Уже через десять минут Ванзаров знал о нем все необходимое и без допроса.

Нил Нилыч оказался единственным сыном и наследником своего отца, господина Бородина, который разбогател на торговле керосином, сколотил приличное состояние, но, открыв, что работа – это не все, что может быть приятного в жизни, продал дело и зажил на составленный капитал без забот. Женившись на девушке небогатой, но приличной, Бородин-старший произвел на свет наследника, которому был искренне рад. Только воспитать как следует не успел. Когда мальчику было пять лет, он скончался от сердечного приступа, успев завещать все наследство единственному отпрыску. После чего воспитанием сына занялась маменька. Бородин-младший получил неплохое домашнее образование, хотел было поступить в армию, но военная дисциплина была не для него. Затем появилась мысль посвятить себя государственной службе. Написал прошение на поступление в Министерство уделов и даже ходил на службу целую неделю. Однако, нюхнув чиновничьего духу и вкусив министерских порядков, понял, что ломать в себе человеческое достоинство нет никакого смысла. Принести пользу отечеству чиновник не может по определению, не для того служит, а в жалованье Бородин не нуждался. Смысла в службе не нашлось ни на грош. И с тех пор он зажил в свое удовольствие, найдя, впрочем, применение своим силам.