Продажные твари - Дашкова Полина

Полковник нажал «плей», и Юра Лазарев отправил в рот большой кусок мяса с прилепившейся к поджаренному боку веточкой укропа. Камера тут же перепрыгнула на угрюмого бритоголового громилу, обсасывающего куриную кость сосредоточенно и тщательно, потом началась свистопляска кадров по угрюмым и улыбающимся лицам, грязным тарелкам, пятнам на скатерти…

Константинов выключил видеомагнитофон и телевизор, вытащил кассету, направился в спальню и молча взял из рук старшего опера сотовый телефон.

— Эпсилон-семь, со штабом округа соедините меня. Нет, сразу с Мельниковым. Да! Иван! Это я. Срочно высылай спецназ. Поселок Гагуа. Ну кто? Конь в пальто! Ахмеджанов, разумеется. Только живым! Без вариантов. Подожди, там два заложника. Да, Ревенко. Но, кроме него, еще девушка, Мария Кузьмина, девятнадцать лет. Предупреди ребят. Что значит — мало шансов? На то и спецназ, чтобы шансы были! Все, Ваня. Я выезжаю с опергруппой. Свяжись с пограничниками.

Захлопнув крышку телефона, Константинов наклонился и аккуратно вытащил из-под низкой тумбочки у кровати изящную овальную коробочку с нарисованным на крышке томным полузакрытым глазом с длинными ресницами. Открыв ее, он прочитал на обратной стороне крышки надпись на бумажной наклейке: «Цветные контактные линзы. Цвет: сине-лиловый. Инструкция прилагается. Сделано в Китае». Линзы внутри отсутствовали. Только бумажка с инструкцией. Коробочку полковник положил в карман джинсов.

Глава 22

Доктор поднялся на связанных ногах и тут же упал.

— В детстве меня отправили в пионерский лагерь, всего один раз, — тихо говорил он Маше, вновь поднимаясь, — мне не понравилось, хотя я попал в знаменитый «Орленок», неподалеку отсюда. Меня послали как отличника, на целый месяц.

— Ты был отличником? — слабо улыбнулась Маша.

— Да. С первого по десятый класс. И в институте тоже.

— Я почему-то в этом не сомневалась. Рассказывай дальше.

— Месяц в лагере прошел ужасно. Подъем по горну, зарядка, линейка, все вместе, всегда, и днем, и ночью. Строевая подготовка под полуденным солнцем, — Вадиму удалось наконец твердо встать на ноги. — Даже одежда казенная, у всех одинаковая. В предбаннике в банный день лежала одна куча с синими шортами, другая — с белыми пионерскими рубашками. Размеры, правда, разные, но все — в одной куче. Если повезет, успеешь вымыться первым, есть шанс подобрать штаны и рубашку по размеру. А опоздал — бери что осталось. Был там один очень толстый медлительный мальчик. Ему всегда доставались маленькие шорты. Он краснел и втягивал живот, чтобы влезть в них, но они лопались по заднему шву. Все смеялись.

— А ты?

— Я тоже, — Вадим попытался сделать крошечный шаг связанными ногами. — Знаешь, дети иногда оказываются злыми, даже жестокими, особенно в табунке. Ты думаешь, почему я вдруг вспомнил пионерский лагерь?

— Почему?

— Там устраивались праздники с викторинами и аттракционами. Например, подвешивали яблоко на веревочке, а надо откусить кусок, держа руки за спиной. И еще бег наперегонки в мешках. Со связанными ногами. Вот я и пытаюсь вспомнить, как это делается.

Вадим оттолкнулся от пола и сделал прыжок к Маше. Она тихо засмеялась.

— А мы на первом курсе придумывали этюды с животными. Один мальчик прыгал, как ты сейчас. Угадай, кого он изображал, зайца или кенгуру?

— Зайца! — сказал Вадим и сделал следующий прыжок. — Мальчик скорее всего изображал зайца. А вот девочка изобразила бы кенгуру.

— Почему?

— Кенгуру ассоциируется с детенышем в сумке, с материнством. Это женственное животное.

— Правильно. Наш преподаватель тоже так сказал, когда мы потом разбирали этюды.

— А ты кого изображала? — Последний длинный прыжок, и Вадим сел рядом с Машей.

— Слона! — Маша уткнулась лбом ему в плечо. — Слон живет в Африке, где всегда тепло. А я мерзну. У меня давление девяносто на шестьдесят, руки всегда ледяные.

— А что по этому поводу сказал твой преподаватель?

— Он сказал, что у меня гигантомания.

Тут раздался мощный взрыв, где-то совсем рядом. Вслед за взрывом послышалась автоматная очередь, тяжелый топот, русский мат вперемежку с абхазскими и чеченскими ругательствами.

«Вот и все, — устало подумал Вадим, — сейчас откроется дверь, и нас расстреляют. Вахтер все передал Константинову, и в село вошел спецназ. Только не молчать сейчас, чтобы Машенька не успела по-настоящему испугаться».