Дрессировщик русалок - Ольховская Анна

Об Изабелле в эти дни Майоров думал меньше всего. Правильнее будет сказать – совсем не думал. И не ломало его, и не тянуло. Слишком уж большую цену пришлось заплатить за сей сомнительный наркотик.

Но, стоило ему вернуться на съемки и оказаться рядом с этой женщиной, как все началось по новой. Буквально через пару дней после возвращения. Снова выворачивало наизнанку без нее, снова физически ломало, он даже на какое-то время забыл о пропавшей семье.

Потом, конечно, вспомнил. Но уже как-то без особой боли, привык, что ли. В конце концов, Анна сама виновата! Сбежала и отсиживается где-то!

Прошло уже почти десять дней с момента исчезновения Анны и Ники, связь Майорова с Изабеллой Флоренской утратила остроту сенсационности, жена Майорова никакого шумного раздела имущества не устраивала, скандальных интервью не давала, и папарацци постепенно переключались на другую грязь, благо, уж чего-чего – а смердящего белья в шоу-бизнесе хватало.

Последние пару ночей Изабелла даже оставалась ночевать в вагончике Майорова, перетащив туда свою зубную щетку и пару сексуальных халатиков, один из которых и был сейчас на ней. Вернее, был, но не совсем.

Девушка сбросила на пол и без того оскверненный мобильник, грациозно вытянулась на диване и распахнула халатик:

– Иди же ко мне, Лекс! – хрипло простонала она. – Я соскучилась!

Алексей склонился над роскошным телом и, едва касаясь, провел кончиком пальца по груди. Изабелла застонала и выгнулась навстречу мужчине…

И в этот момент с пола мстительно затренькал мобильный.

– Выключи его, пожалуйста! – задыхаясь, прошептала девушка. – Я хочу тебя!

– Погоди, а вдруг это важно, – Алексей опустил руку на пол, нашарил мобильник, взглянул на номер, высветившийся на дисплее, и вскочил с дивана: – Это звонок с моего домашнего! Вернулись наконец! Алло, алло, зайцерыб, это ты?! – радостно завопил он, совершенно забыв о голой роскоши на своем диване.

– Нет, это Катерина, – смущенно кашлянула трубка. – Ты извини, Лешенька, что так поздно звоню, но я просто очень волнуюсь. Я вернулась из Украины, гостинчиков тут привезла, черешни спелой для Никочки, персиков домашних, звоню на дачу – никто трубку не берет. Звоню Аннушке – телефон отключен. Ты не знаешь, что там у них, со связью проблемы?

– Да нет, Катерина, – разочарованно вздохнул Майоров, – их просто нет на даче.

– Как это нет, а где они?

Похоже, домоправительница ничего не знала о случившемся, и слава богу. Объясняться с обожающей его девчонок Катериной Алексею хотелось меньше всего.

– Они решили съездить отдохнуть в другое место.

– В какое еще место?

– Да какая разница? Уехали и все.

– Лешенька, – растерянно проговорила Катерина, – а как же они могли уехать без документов.

– Что?! Как это – без документов?!

– Так я тут прибиралась, как приехала, и паспорта Анечки и Ники видела на обычном месте, в секретере…

Она говорила еще что-то, славная и добрая Катерина, но Майоров нажал кнопку отбоя, чтобы набрать номер генерала.

А потом он снова уехал в Москву, разругавшись с режиссером, и снова обзванивал друзей. И, когда дозвонился до Таньского, та дрожащим голосом рассказала ему правду.

Потому что срок путевки у Анны и Ники закончился вчера. А они не приехали. И не звонили все это время.

Таньский не раз пробовала дозвониться до Михаила, знакомого Хали, который должен был опекать Анну с Никой, но у нее тоже ничего не получилось. Телефон гида молчал.

На следующий день в Турции высадился усиленный генералом Левандовским десант, туда рванули все: Алексей, Артур, Виктор, Хали Салим и даже Винсент Морено, друг Саши Голубовской и по совместительству – полевой агент ЦРУ.

Но никаких следов Анны и Ники найти не удалось. Марина Луговская с дочерью Вероникой вышли из отеля и больше не вернулись. Вещи, документы (качественная подделка, ничего не скажешь) – все это осталось в номере.

Михаил Исмаилов? Наш гид? А вы не знаете?

Он в реанимации, вот уже почти неделю. Состояние крайне тяжелое, обширная черепно-мозговая травма. Его жена, бедняжка, совсем ослепла от слез, и немудрено – сразу и брат, и муж! Они ехали в одной машине и разбились, сорвались со скалы прямо в пропасть! Брат погиб, а муж чудом выжил, но надежды мало.

Тебе стало скучно? Ну что ж, веселись!

Ника не могла угомониться допоздна, строя планы спасения «русалки». Но планы эти, составленные из радужных мыльных пузырей, лопались от малейшего вторжения скучной реальности.

Где будет жить Лхара, девочка уже решила – на даче, в бассейне. Летом – в открытом, зимой, разумеется, в закрытом. Его нет на даче? Построим! Оставалось сделать всего ничего – спереть «русалку» из аквапарка и перевезти ее в Москву.

В общем, ребенку было чем заняться, и загнать ее в постель или хотя бы для начала в душ не получалось. Ну и ладно, сама пойду, а мой юный главнокомандующий пусть пока фортиции составляет.

Я пустила воду в ванной, стащила с себя изможденные зноем и духотой вещи и обнаружила, что забыла в комнате свой крем для тела. Воду выключать не стала, набросила халат и вышла из ванной.

Ники в комнате не было. Паника с готовностью облилась бензином и чиркнула спичкой, но легкое колыхание штор, закрывающих выход на балкон, погасило личинку пожара.

Поняв, что разгореться не получится, паника мрачно пробурчала что-то нелитературное и убралась.

Я бесшумно отодвинула штору и выглянула на балкон. Ника подтащила к ограждению пластиковое кресло, стала на него коленками и, вцепившись в бортик, пристально вглядывалась в темнеющую даль моря. Губы девочки шевелились, кажется, она что-то шептала.

Я прислушалась и слегка офонарела – дочь разговаривала на английском:

– Лхара, не волнуйся, мы с мамой обязательно что-нибудь придумаем! Завтра мы будем рядом с тобой, может, получится и к тебе заглянуть. Да найду я тебя, найду, не бойся! Скажи, а ты без воды долго обходиться можешь? Серьезно? Так это же здорово!

Вываливаться на балкон с кретинским «А че это ты тут делаешь, а?» я не стала. И так все понятно. Но от очередной демонстрации восстановившихся способностей ребенка-индиго особого восторга я не испытала.

Потому что эти способности принесли нам пока полные ведра горя и боли, пользы от них…

Не ври, голубушка, себе самой врать не надо. Ника спасла отца.

Ой, вот только не надо, мрачно сопя, бухтеть – и напрасно, раз он такой козел!

Не напрасно. Пусть живет, пусть любит, пусть будет счастлив.

Хотя он все-таки козел.

Я вернула штору на место, взяла с туалетного столика крем и вернулась в ванную, оставив своего ребенка общаться с новой знакомой.

Пусть поболтают девчонки. Ну а то, что одна из них – амфибия (наверное), которая находится сейчас за несколько километров отсюда в бассейне с дельфинами, никого не касается.

Когда я, отмывшись до скрипа и умастив скрип душистым кремом, вышла из ванной, дверь на балкон была закрыта, а Ника, высунув язык, что-то рисовала.

– И что у нас там такое? – поинтересовалась я.

– Великий Отец Нгеле, – деловито «пояснила» дочь.

– Кто?!

– Ну, он самый главный там, где родилась и выросла Лхара, типа бога, что ли. Лхара говорит, что он и другие боги, его помощники, очень похожи на нас. Вот я и решила нарисовать этого Нгеле, а вдруг его кто-нибудь узнает?

– Кто ж его узнает… – усмехнулась я, подходя к столу, за которым устроилась Ника, но продолжить фразу не смогла.

Потому что занята была. Челюсть собственную подхватывала, к полу устремившуюся.

Оказалось, что моя дочь еще и рисовать умеет! Причем так, что становилось немного жутко при взгляде на ее работу.

Нет, особого мастерства в рисунке не наблюдалось, линии кривоваты, пропорции не соблюдались, видно было, что рисовал ребенок.

Но в целом…

С белого листа бумаги на меня смотрело Зло. Равнодушно-холодное, невозмутимое, безжалостное Зло.

Оно очень комфортно чувствовало себя в глазах благообразного седого старика, высушенного временем до потери возраста. Умных и мертвых глазах. Душевно мертвых.

Ника очень точно передала внутреннюю суть этого неведомого Нгеле.

– Странно, – я склонилась над плечом дочери, всматриваясь в рисунок, – странно и непонятно.

– Что тут странного?

– Этот старик действительно похож на нас, то есть на людей европейской расы.

– Ну да, Лхара ведь говорила. Его помощники тоже такие.

– Тогда почему его зовут Нгеле? Согласись, это имя совсем не европейское.

– Не знаю, – пожала плечиками Ника. – Может, народ Лхары просто переделал европейское имя на более привычное им.

– Скорее всего, – я поцеловала пушистую макушку. – А ты у меня, оказывается, еще и художница! Да мы с тобой не пропадем, доча! Заработаем на хлеб с икрой сами!

– Я не хочу сами, – тихо прошептала девочка. – Я хочу с папой.

– Все, спать пора, нам завтра рано вставать, не забыла? – Бедная моя малышка, она все-таки не выдержала, нарушила договор.