Завещание рождественской утки - Донцова Дарья

Лидия Максимовна горестно вздохнула.

– Вы не поверите, как подчас жестоки бывают люди. Ведь они бросают своих малышей, больше всех нуждающихся в любви и ласке! Недавно к нам привезли очаровательную, умненькую трехлетнюю девочку с большим родимым пятном на лице. Знаете, почему родители отказались от нее? «Соседи пальцем на дочку показывали и шептались», – объяснили они. Хорошая аргументация, да? Но не будем о плохом, поговорим о хорошем. Наши выпускники прекрасно устраиваются в жизни. Никто не пропал, не спился, не употребляет наркотики. Вот, полюбуйтесь!

Лидия Максимовна встала, взяла с подоконника несколько огромных альбомов и положила передо мной.

– Я горжусь своими детьми. У всех были тяжелые психологические проблемы. Вот, например, Олег Бельский. Родная бабка его в сарае на цепь посадила. Знаете почему? Гляньте на фото.

– Теряюсь в догадках. Милый мальчик, внешне он как все, – удивилась я.

– У Олега нет волос на голове, – подсказала Лидия.

– Я думала, его так коротко постригли, – протянула я. – Малыш болел?

– Вовсе нет. Это какой-то генетический сбой. Мы не можем принять ребенка, нуждающегося в особом лечении, – пояснила Лидия Максимовна, – поскольку не являемся медицинским учреждением. И кроме того, не имеем права оказывать помощь деткам с психическими проблемами. Было несколько случаев, когда нам со слезами на глазах приходилось отправлять воспитанников под присмотр медиков или психиатров. Слава богу, таких моментов выпадало мало, но они сильно ранили душу сотрудников. Я помню всех, с кем мы простились. Лена Маркина. Думали, у нее гиперпигментация, но оказалось, что тяжелая болезнь. Владик Рубцов. С ним вообще страшная история. Было у нас и несколько человек, с которыми потом, уже во взрослой жизни, случилась беда. Например, Света Крюкова. Она погибла два года назад.

– Светлана Крюкова? – переспросила я.

Лидия Максимовна открыла альбом.

– Вот, смотрите, снимок сделан давно, когда девочка к нам только поступила.

Я вздрогнула.

– Господи, что у нее с лицом?

Лидия Максимовна подперла подбородок кулаком.

– Иногда я начинаю сомневаться в божьей доброте. Света Крюкова жила в Калужской области, совсем недалеко от Москвы. На беду, девочка родилась с разными глазами, один серый, другой зеленый. Мать Крюковой не имела мужа, зато у девочки был любящий дедушка, и вроде все складывалось хорошо. До того дня, как малышке исполнилось пять. Дальше начиналось какое-то мракобесие…

Около деревни, в которой с рождения жила Света, работал большой рынок, где жители продавали картошку, огурцы, творог, мясо. Светочка стояла за прилавком рядом с мамой, когда к ней подошла старуха, схватила ее за руку и громко сказала:

– Я тебя нашла. Глаза разные… Забери мою силу.

Старшая Крюкова налетела на бабку, начала кричать: «Помогите!» Но никто из соседок даже не шелохнулся, все оцепенели.

На следующий день по деревне пополз слух: ведьма, живущая в соседнем селе, собралась помирать, но ведь всем известно, что колдунья не может уйти на тот свет, пока не подыщет себе преемницу. Местные жительницы, узнав, что старуха рыщет по селу, попрятали маленьких девочек. И тогда ведьма пришла на рынок, где ей, на свою беду, попалась пятилетняя Света. Ясно, почему старую каргу привлекла малышка – у той были глаза разного цвета, а это первый признак будущей колдуньи.

Через неделю от малышки стали шарахаться и взрослые и дети. Едва мать с дочкой входили в местный магазин, покупатели разбегались. И в конце концов заведующая лавкой сказала Крюковой:

– Не води сюда свое отродье…

– Ушам своим не верю, – перебила я Лидию Максимовну. – Неужели подобное возможно в наше время?

– История происходила в Калужской области, – вздохнула собеседница, – и не в Средние века, не в годы засилья инквизиции, а в последней трети двадцатого века, совсем недалеко от Москвы.

– С ума сойти! – вырвалось у меня.

– Закончилось все плохо, – мрачно продолжала заведующая. И я вновь превратилась в слух…

Когда Свете исполнилось семь, она пошла в школу, и в классе началась эпидемия менингита. Местные врачи не сразу поняли, с какой болезнью имеют дело, и не приняли нужных мер. Несколько детей скончались, многие оказались в больнице в тяжелом состоянии. Из первоклашек не заболела только Света Крюкова и сидевший вместе с ней на последней парте мальчик. Наверное, у этих детей была очень крепкая иммунная система, но родители тех, кто лежал в больнице, решили иначе. Ночью они пришли в деревню, где жила девочка, и подожгли ее дом. В огне погибла мать ребенка, а дед успел выскочить и вытащить обгоревшую внучку. Светлана осталась жива, долго лечилась, однако ее лицо обезобразили уродливые шрамы. Через некоторое время ее дедушка приехал в Москву в интернат, о котором прослышал, и начал слезно умолять пригреть девочку.

– Ее вся округа убить хочет, – плакал он. – Говорят: «Жаль, ведьма не сгорела, теперь она разозлилась и всех нас в могилу сведет». В обычный детдом я внучку отдать не могу, там ее затравят из-за уродливых рубцов на лице и, опять же, из-за разноцветных глаз.

Крюкова осталась в приюте. Ей сделали несколько пластических операций, личико малышки перестало пугать окружающих, на нем осталась лишь пара небольших отметин, не слишком заметных, Света стала вполне симпатичной девочкой. Намного тяжелее оказалась моральная травма. Светлана боялась и взрослых и детей, не хотела посещать школу, отказывалась заходить в игровую, предпочитала оставаться в спальне, причем не отходя далеко от своей кровати. Одним словом, это был неконтактный, угрюмый, похожий на затравленного зверька ребенок.

В те годы в штате детдома не было психолога, воспитатели пытались собственными силами справиться с проблемой, но ничего не получалось. И тут в приют привезли второклассницу Веронику Борисову…

Я снова не удержалась от возгласа:

– Кого?

Лидия Максимовна показала на снимок.

– Девочка справа – Вероника, слева – Светлана. У Борисовой тоже были разные глаза. Но если у Крюковой они не так уж сильно отличались по цвету, то у Ники очень – одна радужка ярко-голубая, другая темно-коричневая. Не поверите, если скажу, кто ее сюда оформил: Андрей Борисович Расторгуев, известный советский актер, кумир миллионов. Ника была дочерью его гражданской жены. Что уж там у них в семье стряслось, понятия не имею, насчет ребенка звонили аж из трех министерств: образования, здравоохранения и соцзащиты. Формально мы им никогда не подчинялись, у нас есть свое начальство, но дружить-то надо. Поэтому просьбу уважили, Ника осталась здесь. Ее никогда не навещали, а кто у девочки родной отец, я понятия не имела. Стала исполнять обязанности директора интерната за неделю до появления Расторгуева, мне еще не исполнилось тридцати лет, я боялась не справиться, рассердить Александра Ильича. Ранее учреждением руководила Наталья Ивановна, супруга генерального директора завода, но она родила еще одного ребенка, вот меня и назначили на это место. Нервотрепки хватало, а тут еще Расторгуев. Сел он в моем кабинете, включил свое актерское обаяние. А мне так гадко стало! Я поняла, что ему не хочется воспитывать ребенка, вот он и подыскал приют поприличнее, чтобы избавиться от девочки. Формальным поводом для оформления Ники к нам стали разноцветные глаза, дескать, из-за них она в школе подвергалась травле. Но это чушь, выдумка. А правда такова: девочку привезли и бросили. Ни одного дурного слова я о Веронике сказать не могу – тихая, спокойная, умная, отлично училась, поступила в институт. Но мы с ней потеряли связь. Ника от нас ушла и как в воду канула, ни разу не появилась на дне рождения нашего дома, не звонила, не писала. Я о ней никаких сведений не имею. И со Светой она больше не пересекалась, хотя воспитанницы жили в одной комнате, дружили. Борисова очень Крюковой помогла. Вот уж кто оказался настоящим психологом! Света стеснялась своих глаз, вечно надевала темные очки и тем самым привлекала к себе внимание. А Ника повесила на дверь спальни объявление: «Лысая гора. Принимаем заказы на сглаз». Если кто-то из детей обижал ее, она подбоченивалась и заявляла: «Вот позову сейчас Крюкову, и мы вместе превратим тебя в жабу. Света, беги сюда, будем читать заклинание!» Благодаря этому приему Светлана перестала бояться окружающих и даже научилась улыбаться.

– Где сейчас Вероника Борисова, не знаете? – на всякий случай поинтересовалась я.

Лидия Максимовна, до того момента весьма словоохотливо и подробно рассказывавшая о детях, слегка помрачнела:

– Понятия не имею. Говорила уже, она здесь не появляется. А вот бедной Свете не повезло – ее два года назад убил на улице грабитель.

Директриса схватила толстые альбомы, положила их в шкаф и сказала:

– Извините, я, к сожалению, не имею более времени на разговоры.

Столь быстрое превращение любезной женщины в сердитую тетку меня насторожило.