Завещание рождественской утки - Донцова Дарья

– Вообще никакой логики в его действиях нет! – взвилась я. – Как Крюкова могла помнить то, о чем не знала?

Куприн поставил передо мной чашку с чаем.

– Тем и трудна работа по поимке маньяка, обычному следователю с этой задачей не справиться. В действиях такого преступника есть логика, но она особая, понятная лишь ему самому. Надо влезть в голову больному человеку, посмотреть на мир, как он, стать на время такой же сдвинутой личностью, и тогда поймешь его мотивацию. Опасное и трудное для полицейского занятие. Есть риск свихнуться самому. Тебе просто повезло там, в Буркове, во дворе дома Варламова. Ты была уверена, что у массажиста живет то ли оборотень, то ли дрессировщик с медведем, и решила его ночью подкараулить. Тупая, рискованная затея.

Я не обратила внимания на последние слова Олега.

– Иосиф не знал, что Павел убийца?

– Нет, он ему ни словом о том, что задумал и делает, не обмолвился, – пояснил Куприн. – Брат мог насторожиться, поинтересоваться, где тот гулял. Но преступнику повезло. Когда он лишил жизни Крюкову, Иосиф лежал в больнице с гриппом, Щапову убил в ночь, когда массажист ехал из Питера в Москву, а в момент гибели Филипповой Йося работал на выезде в Подмосковье.

Меня бросило в жар.

– Значит, это Павел хозяйничал в доме Веры?

– Да. Он всегда тщательно готовился к нападению, изучал обстановку. Крюкова и Щапова жили в коммуналках, поэтому маньяк убил их на улице, а к Вере приезжал в коттедж на разведку. Филиппова была на редкость безалаберна, не запирала двери на ночь. В первый раз Павел беспрепятственно вошел ночью в дом, осмотрелся, занервничал и понял, что может лишиться чувств. Лекарства у Павла при себе не было, он его забыл дома. Он открыл холодильник Веры в надежде найти там сырое мясо – небольшой кусок мог ему сразу помочь, и обнаружил, на свою радость, сырую печенку, съел немного. Еще глотнул гранатового сока, но сразу выплюнул, тот показался очень кислым. И Павел воспользовался туалетом на первом этаже.

– А Филиппова запаниковала, подумав, что у нее вновь начались приступы лунатизма. В санузел для гостей она не ходит, поэтому не сразу увидела поднятый стульчак и волосы в раковине, – вздохнула я. – А почему Павел так рисковал? Отправился шарить в чужом доме ночью, когда хозяйка спит наверху…

– Павел в темное время суток бодрствует, а днем дрыхнет, – пояснил Олег. – И он двигается бесшумно, как индеец на тропе войны. Привык все делать тихо, ведь с детства он играл, ел, мылся тогда, когда остальные члены семьи кемарили. День Павел не любит. Обычные люди испытывают страх или дискомфорт в темноте, а у него такие эмоции вызывает свет. И Павел научился прекрасно видеть ночью, ему не требуется включать электричество.

– Говорила же, оборотень, – передернулась я. – Ест сырое мясо, печень, бодрствует по ночам.

Олег сделал отрицательный жест рукой.

– Нет, он просто очень больной человек, с младенчества живущий с мыслью: «Я урод, меня не должны видеть посторонние».

Я прикрыла глаза рукой.

– Бедная Верочка! Ну почему ей никто не верил? Теперь я знаю, как развивались события…

Павел приходит в первый раз. Филиппова утром находит беспорядок, обгрызанную печень и пугается, ей кажется, что лунатизм вернулся. И что делать? Пойти к врачу она не может, ведь тогда придется рассказать правду о попытке утопить брата. Есть один-единственный человек, к которому можно обратиться: Ада Борисовна. Вернее, таких людей двое, но Лидия Максимовна уехала на конференцию.

Хотенко старается успокоить бывшую воспитанницу, но в тот же день вечером Вера ей перезванивает в эйфории и сообщает: в ее доме побывал некто с собакой, потому что в туалете на первом этаже, куда она редко заходит, валяются то ли мужские волосы, то ли шерсть пса, а стульчак поднят. Вера не испугана, наоборот, счастлива. Ура, она не больна! Никакого лунатизма, ей ничего не привиделось! Ада же Борисовна как раз пугается, велит Филипповой срочно обратиться в полицию.

Вера осознает опасность, и ей вдруг приходит в голову абсурдная мысль: что, если в коттедж наведывался… Расторгуев? Андрей Борисович умер летом, о его кончине сообщили в прессе, но давайте вспомним, что Филиппова всю жизнь провела в страхе: вдруг кто узнает о преступлении, которое совершила она восьмилетней? Вдруг ее сочтут сумасшедшей? Вдруг известие о похоронах Расторгуева ошибка? Все эти «вдруг» лишают Филиппову способности мыслить логически, и она звонит Пиратино, рассказывает ему о следах пребывания в ее доме чужака.

На свою беду, ранее, желая познакомиться с красивым сексуальным мужчиной, Филиппова уже придумывала историю, будто в ее коттедж кто-то тайком проник. Вот уж правда не стоит шутить, крича: «Волк, волк!» Ведь если потом волк и в самом деле появится, никто тебе уже не поверит и на помощь не придет.

Пиратино отшивает Веру. Но та не сдается, звонит еще раз вечером, следователь снова отфутболивает ее. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое декабря Павел приходит второй раз, и Вера видит его в окне. «Медведь» убегает, обронив заранее заготовленную записку. Филиппова впадает в истерику и, несмотря на ночь, звонит Коткиной.

Люся поступает точь-в-точь как Пиратино. Бывшая любовница полагает, что Вере просто нужен сексуальный партнер, и издевается над ней.

Рано утром четырнадцатого декабря Филиппова выходит на пробежку, находит листок с напечатанным на принтере текстом: «Remember. 15 декабря. 10.00» и в полной панике снова обращается к Коткиной, умоляет:

– Давай проведем вместе сегодняшний вечер и ночь.

Люся откровенно посылает пиар-директора по известному адресу и дико злится, когда днем четырнадцатого видит Филиппову в «Элефанте» – та весела, прекрасно одета… Но это внешняя оболочка, а в душе у Веры поселился ужас. Не получив поддержки от Коткиной, она опять звонит Пиратино, обещает ему отдать компромат, даже рассказывает, где оборудован тайник, и очень надеется, что следователь примчится к ней вечером. Филиппова нутром чувствует: ей грозит опасность, завтра наступит пятнадцатое декабря, о котором написано в странной записке, а ей-то хорошо известно, что случилось много лет назад в этот день в десять утра! Но Валерий отказывается от приглашения, ему нужно идти на день рождения тещи. И тогда Вера зазывает к себе Арину Виолову. Писательница приезжает как раз в тот момент, когда Павел уносит свою жертву.

Никто не захотел помочь Вере, ни один человек. Ей не поверили в детстве, не поверили и сейчас…

– Когда Павел приехал второй раз, Вера его чуть не поймала, – перебил меня Олег. – Он шел от дороги, приблизился к дому, посмотрел в окно, желая удостовериться, что в гостиной никого нет, и его увидела Вера. Стояла ночь, место безлюдное, вот Павел и стянул мешающий шлем-маску. Филиппова закричала, преступник убежал, по дороге разбив банки Гуляевых. Ну а четырнадцатого декабря в полдевятого вечера он спрятался на кухне, в нише неподалеку от холодильника, приглядев место для засады заранее. Филиппова вошла, зажгла плиту, поставила на нее кастрюльку с сосисками, достала овощи, и тут из укрытия вышло чудовище. Вера лишилась чувств, Павел схватил ее и понес через заднюю дверь – так ему было ближе к машине.

– Эй, а кто его возил? – только сейчас догадалась спросить я.

Куприн опять направился к чайнику.

– Переводчик сам сидел за рулем.

– Не может быть! – подпрыгнула я. – Неужели он сдал на права? Он же прячется от людей!

Олег прислонился спиной к подоконнику.

– Уметь рулить и иметь разрешение на вождение – разные вещи. Петр Олегович научил и родного, и приемного сына управлять автомобилем. Павел выезжал поздно вечером, тщательно соблюдал правила, его ни разу не остановили гаишники.

– Иосиф давал брату свою малолитражку? – спросила я.

Куприн потряс пустой коробкой из-под пакетиков с заваркой.

– Нет, Павел пользовался автомобилем Евгении Львовны, его после ее смерти братья не продали.

Я встала и тоже подошла к окну.

– И что теперь будет с Павлом? И с Иосифом? Не понимаю, зачем нужна была записка.

Олег удивился:

– Что тут неясного? Убийца хотел, чтобы все знали: Крюкова, Щапова и Вера-Ника наказаны за преступление против младенца. Только не надо меня спрашивать, почему он ничего не написал про крошечного Борю Расторгуева. Я тебе в который раз повторяю: Павел не совсем здоров душевно, его логика иная, чем у нормального человека. Начнем с того, что нормальный человек никогда никого не лишит жизни. Все убийцы со съехавшей крышей, вопрос лишь в том, как далеко шифер уехал.

– Ладно, – кивнула я, – удержусь, не стану ничего спрашивать. Хотя меня интересует, почему маньяк записку не в карман Вере сунул после того, как ее задушил, ведь именно так с предыдущими жертвами было, а на земле оставил.

– Самые сложные вопросы имеют, как правило, простые ответы, – вздохнул Куприн. – У Павла был свой ритуал. Двенадцатого декабря он писал записку и клал ее в карман куртки. Лишить жизни человека непросто, Павел не профессиональный киллер, послание в кармане было для него помощником. Когда он подошел к окну, держал его в руках, готовился таким образом к завтрашней акции. Но увидел Веру, выронил листок и убежал. Такое с ним случилось впервые. С Крюковой и Щаповой все прошло гладко, Павел несколько дней ходил по дороге, где потом нападал на жертву, держа в руке листок, собирался с духом и, когда никого вокруг не было, убивал ее. А тут… Он занервничал, но новое письмо составлять не стал, решил, что это будет дурной приметой.