Завещание рождественской утки - Донцова Дарья

– Что происходит? Откуда в «Элефанте» столько посторонних теток?

Яша закатил глаза.

– Гарик подыскивает нового заведующего пиар-отделом. Объявлен кастинг. Я полагал, что придет человек пять-шесть, а принеслась толпа мужиков и баб. Завотделом персонала в шоке. Она назначила собеседование на пять вечера – сама знаешь, Яна не любит рано вставать, хорошо, если к обеду на работу является, – и представляешь ее потрясение: прикатила в офис, до пяти еще куча времени, а в приемной и в коридоре очередь, как в советские времена за колбасой.

– Они весь туалет оккупировали, – пожаловалась я.

Яша сунул руку в карман и вынул карточку-пропуск.

– Иди в вип-переговорную.

– Куда? – не поняла я.

– В триста седьмую, – уточнил пресс-секретарь и удивился: – Ни разу там не бывала?

– Нет, – призналась я. – Даже не слышала про наличие в «Элефанте» каких-то особых помещений.

Яков сунул пропуск мне в руку.

– Странно. Обычно с писателями из топ-десятки беседуют именно там. Ты где договоры подписываешь?

– У Реброва в кабинете или в бухгалтерии, – ответила я. – И зачем ты меня отправляешь в переговорную для знатных персон?

– Там туалет есть, – усмехнулся Яша, – попудришь носик в спокойной обстановке. А то протиснешься сквозь толпу соискательниц к зеркалу, они тебя узнают, фоток понаделают, в Интернет выбросят. Оно тебе надо? Или хочешь позвездить на ю-тюбе? Думаю, видео под названием «Известная писательница на унитазе» наберет кучу просмотров.

– Твоя правда, – улыбнулась я, почувствовав себя дворовой псинкой, которую хозяин в припадке доброты пустил погреться в прихожей своего шикарного особняка. – А мне можно воспользоваться супермегасортиром для элиты? Охрана у входа не зарычит?

Яков обнял меня за плечи.

– Вилка, к тебе в «Элефанте» особое отношение. Гарик ни с кем из писателей в своем кабинете не шуршит, идет в переговорку. Так что ты круче всех. А сейчас, учитывая любовь Ивана Николаевича Зарецкого к твоим романам, ты вообще можешь гонять Реброва на рынок за картошкой. Не обижайся из-за того, что не знала о хитрой комнате.

Я вывернулась из объятий пресс-секретаря.

– И в мыслях не было надувать губы. Просто не хочется ввалиться в помещение, когда там проходит чья-то беседа.

– Иди, иди, – подтолкнул меня Яша. – Сегодня среда, в этот день большой босс в «Элефант» не приезжает, а без него с топ-писателями ничего не обсуждают. Можешь в апартаментах хоть сутки провести, ключ есть лишь у шести человек из руководства. Четверо из них отсутствуют, в наличии лишь я и Коткина. Когда закончишь марафет наводить, не забудь вернуть карточку, я на работе до ночи буду. Слушай, ты чего какая-то смурная?

– Веру еще не похоронили, а Гарик уже кастинг на ее должность объявил, – пробормотала я.

Яков расстегнул пиджак.

– Жизнь продолжается.

– Ты с Филипповой дружил? – задала я вопрос дня.

Яша достал из кармана сигареты, подержал их в руке и сунул назад.

– Вера идеально работала, без косяков. Организованная, умная женщина, с такой приятно сотрудничать. Новому человеку на ее должности будет трудно, очень уж высоко Вера планку подняла. Мне уже не хватает Филипповой, она с полуслова понимала, чего хочет пресс-отдел, работала с нами в тесном контакте.

– Я про дружбу спросила, – повторила я.

Яша сделал шаг в сторону.

– Нет, мы поддерживали исключительно служебные отношения. А почему вдруг ты этим интересуешься?

– Хотела написать о Вере статью в журнал «Книга и магазин», нечто вроде большого некролога, и столкнулась с трудностями, – озвучила я заранее заготовленный и уже не один раз произнесенный сегодня в стенах «Элефанта» текст. – О служебной деятельности Филипповой набрала гору материала, а вот о личной ее жизни ничего не известно. Кого ни спрошу, все о ней исключительно как о специалисте говорят. С Верой хоть кто-нибудь близко дружил?

– Лично я нет, про остальных не скажу, – пожал плечами Яша и вытащил из кармана зазвонивший мобильный.

Я пошла вперед по коридору.

– Вилка! – крикнул мне в спину Яков. И добавил: – Триста седьмая на пятом этаже, направо от лифта, надо толкнуть дверь с табличкой «Аварийный выход».

Я развернулась и поспешила к лифту.

При всей своей внешней открытости и говорливости Вера оказалась закрытым человеком, не болтающим о своих тайнах. Все, с кем я сегодня пыталась побеседовать о ней, на мой вопрос о дружбе с Верой отвечали одинаково: «Лично я с ней в близких отношениях не состоял, об остальных не знаю».

Переговорная оказалась комфортабельной квартирой с гостиной, спальней, ванной и кухней. Я обошла помещение, удивляясь все больше и больше. Никогда не знала, что в «Элефанте» есть подобные апартаменты. Да тут жить можно! Интересно, кто спит на просторной кровати? Она застелена чистым бельем, в шкафу висит новый халат и лежат тапочки в запечатанном пакете, а в ванной нашлись мыло, зубная щетка с пастой, шапочка для душа, еще один халат. Может, Гарик селит здесь авторов из провинции или иностранных писателей, которые не желают тратить деньги на гостиницу?

Так и не найдя ответа на вопрос, я закрылась в ванной и пробыла там минут двадцать – освежила макияж, причесалась. Затем вышла в коридорчик и вдруг услышала из гостиной какие-то всхлипы. Надо же, пока я находилась в санузле, в переговорную вошел некто и, думая, что находится в одиночестве, отчаянно заплакал. Меня охватило любопытство.

Яков, давая мне ключ, походя сообщил, что переговорной в «Элефанте» пользуются всего шесть человек, четверых из них сегодня на работе нет. Теоретически в уютную квартиру сейчас могли войти только сам пресс-секретарь и Людмила Коткина. Но карточка Яши у меня, а представить себе заведующую отделом прозы в слезах так же невозможно, как застать крокодила, нежно баюкающего в объятиях молочного поросенка. Так кто находится в гостиной?

Я на цыпочках дошла до двери, осторожно приоткрыла ее, сунула голову в щель, прищурилась и… чихнула.

– Мама! – закричала женщина, сидевшая на диване.

Я разинула рот, потом, не веря своим глазам, выпалила:

– Коткина! Что случилось? Тебе помочь?

– Какого черта ты здесь делаешь? – взвизгнула, вскакивая, Людмила.

Я вошла в гостиную, заметила, что с коленей Коткиной спланировал на пол телефон, живо подобрала его, увидела на экране фото и вновь впала в изумление. Потому что на снимке весело улыбались… Вера и Люся. Они сидели в обнимку, прислонившись спиной к пальме, на обеих красовались купальники, сбоку стояла барная тележка с двумя бокалами ярко-красной жидкости, из них торчали бумажные зонтики. Левая рука Филипповой была вытянута далеко вперед, и сразу становилось понятно, что снимок сделала именно Вера.

Коткина вырвала у меня сотовый, проворчав:

– Чего хватаешь чужое…

– Вы дружили с Верой! – воскликнула я.

– А что, нельзя? – тут же полезла в бутылку Коткина. – Одной тебе позволительно иметь приятельниц?

– Вы так близко общались, что вместе ездили отдыхать в теплые края? – не обращая внимания на грубость Коткиной, продолжала я. – Если я правильно помню, Вера летала на острова в январе, проводила зимние каникулы на солнышке. Люся, я знаю, ты меня недолюбливаешь, но пожалуйста, ради Филипповой будь со мной откровенна!

– О чем нам с тобой, великой писательницей земли русской, гутарить? – привычно схамила Коткина и шмыгнула носом.

Я посмотрела на ее размазанный макияж и сложила в единое целое разрозненные части пазла: отчаянные рыдания, фотографию, наглость, которую завотделом прозы в последнее время демонстрировала в отношении Веры, вспомнила, что Филиппова, всегда болезненно реагировавшая на грубость окружающих, не обижалась на Коткину… Восьмого марта на корпоративном празднике «Элефанта» я, став свидетельницей очередного колкого замечания, брошенного Людмилой в адрес пиар-директора, спросила у последней:

– Почему ты позволяешь Коткиной хамить тебе? Если сама не хочешь осадить ее, пожалуйся Реброву!

Вера ответила:

– Люся прекрасный специалист, мы с ней чудесно сработались. Главное – результат в бизнесе, а не манеры Коткиной. Ну не хватает ей воспитания, так меня сей факт не напрягает.

Еще я заметила сейчас маленький брелок, свисавший с браслета Людмилы, с надписью «Maldives» и крохотной куколкой на золотой цепочке. У Веры был такой же в шкатулочке у кровати… Нет, этого просто не может быть!

– Чего уставилась, Пушкин ты наш? – гаркнула Люся.

– Вы любили друг друга, ездили вместе отдыхать, – медленно произнесла я. – А потом Вера завела любовника, следователя Пиратино, и бросила тебя. Так?

Коткина рухнула на диван, закрыла лицо руками и заплакала так горько, что у меня защемило сердце. Я села рядом, обняла ее и начала утешать:

– Успокойся, Люсенька, все будет хорошо…

Она вытерла нос о рукав моего платья.

– Вера сказала, что я ее эксперимент. Она хотела попробовать, получится ли у нее с женщиной… ну… Понимаешь?