Хобби гадкого утенка - Донцова Дарья

Чем дольше я думала над этой историей, тем больше она мне не нравилась. Впрочем, был один человечек, способный, быть может, поподробней рассказать мне о Каюровых, бабушка Алевтина Марковна из первой квартиры, столь радушно угощавшая меня растворимым кофе. А ведь я обещала навещать ее, вот и выполню данное слово.

Забив «Форд» продуктами, я подкатила к знакомому дому, позвонила в квартиру и внезапно подумала: «Прошло полгода, даже семь месяцев, мало ли что могло произойти со старухой!»

Но тут на пороге возникла Алевтина Марковна и заохала:

– Ой, деточка! Ну куда столько еды! Еще с прошлого раза консервы остались!

Примерно через час, выпив жидкий чай и выслушав все жалобы на больные ноги, спину и «проклятые сосуды», я осторожно перевела разговор на интересующую меня тему:

– А как эти поживают, из 105-й? Ну Михаил с Леной?

Бабуля всплеснула руками.

– Ленка умерла, освободила мужа. Вот он и съехал, квартиру продал, там теперь другие люди живут!

– Как умерла? – растерянно спросила я. – Когда?

– А давно уж, – стала размышлять Алевтина Марковна, – хотя, погоди, я тебе число сейчас точное назову. У моей подружки разлюбезной, Марии Георгиевны, 30 марта день рождения. Мы с ней женщины пожилые, больные, по ночам никуда не ездим. Вот и собрались в 12 часов дня.

Ехать предстояло далеко, до станции «Красные Ворота», для Алевтины Марковны просто конец света, поэтому бабуся вышла из дома пораньше, около десяти. Возле подъезда стояла «Скорая помощь», куда мордастые санитары засовывали носилки. Вокруг толпились соседи.

– Заболел кто? – поинтересовалась Алевтина Марковна у Веры Владимировны из 92-й. – Кого забрали? Неужто у Павла Романовича опять инфаркт?

Вера Владимировна покачала головой.

– Сумасшедшая померла из 105-й, вон муж стоит, освободился, бедолага! Отмучился!

Алевтина Марковна посмотрела в указанную сторону и увидела Михаила с мрачным лицом.

– Ну потом, в середине месяца, он квартиру продал, а уж куда делся – не скажу, – тараторила бабуська, – наверное, решил поскорей съехать, чтобы о неприятностях забыть, кому охота о такой жизни вспоминать!

– Она была настоящей сумасшедшей?

– Ой, милая, – заквохтала Алевтина Марковна, – сумасшедшее не бывает! Иногда откроет окно и орет дурниной:

– Спасите, пожар!

Или еще похлеще:

– Убивают, убивают!

Первое время соседи и прохожие на проспекте пугались и кидались в квартиру, потом Михаил заложил окно.

– Прямо совсем забетонировал, – самозабвенно сплетничала бабушка, – небось весь день электричество жег и бешеные деньги за свет потом платил. А еще она у него пару раз убегала и голая по лестницам носилась. Бежит, визжит! Жуть, одним словом, прямо жалко мужика. Конечно, ужасно, что молодая женщина скончалась, но, с другой стороны, скажи, разве это жизнь? И ведь красивая была, беленькая такая, волосы пушистые!

– Беленькая? – переспросила я, припоминая, как ярко переливались под светом люстры темно-каштановые пряди Лены, когда мы сидели за обедом у Верещагиных. Хотя при современной химической промышленности цвет кудрей можно менять хоть пять раз в день.

Так и этак поворачивая в мыслях собранные сведения, я села в машину и тихо поехала вперед. Путь лежал через центр, естественно, в полседьмого вечера тут образовалась жуткая пробка. Автомобили двигались, словно беременные лемуры, и я пожалела о том, что не выбрала другой путь.

Закурив, я уставилась в окно. Визит к Алевтине Марковне не внес никакой ясности, скорее наоборот, еще больше запутал дело. Если Лена умерла 30 марта и около десяти утра была отправлена в морг, то она никак не могла прийти на прием к Фистуловой. Но она там была! Так кого увезли в «Скорой помощи»?

Поток машин не двигался. Я, зажатая в правом ряду, принялась разглядывать окрестности. В витрине магазина «Ригона» на манекене красовался изумительный костюм. Темно-синие брюки, пиджак такого же тона и водолазка цвета октябрьского неба. Ничто так не повышает настроения, как покупка новой, шикарной шмотки.

Припарковавшись, я влетела в «Ригону» и велела услужливо подбежавшим продавщицам:

– Вон тот комплект, как на витрине, моего размера в примерочную кабинку, пожалуйста.

Через десять минут, облаченная в новый прикид, я высунулась из-за занавески.

– Поглядите-ка сзади, как?

– Изумительно, словно на вас сшито, такая красота, берите, не сомневайтесь, – затараторили торговцы, закатывая глаза, – потрясающе, восторг!

Обычно я не прислушиваюсь к восторгам продавцов. Им, понятное дело, нужно побыстрей продать шмотки, но костюм и впрямь сидел как влитой.

– Беру, – решительно заявила я и еще раз кинула взгляд в зеркало.

Пиджак был удивительно уютным, брюки мягкими, а водолазка обтягивала меня словно вторая кожа. Снимать такие замечательные вещи совершенно не хотелось, и я спросила:

– Можно в нем уйти?

– Конечно, конечно, – засуетились девчонки и принялись срезать ярлычки и бирки.

– Вашу старую одежду запаковать? – спросила одна из продавщиц.

Я оглядела джинсы со свитером, довольно старые, и ответила по-королевски:

– Выбросьте их вон.

Страшно довольная собой, я плюхнулась на водительское место и поехала вперед черепашьим шагом.

Минут через пять затрезвонил телефон.

– Мусечка, ты где? – пищала Машка.

– Подъезжаю к Маяковке, а что?

– Муcечка, – заныла дочь, – купи пирожных, вкусных, с кремом, только побольше, пожалуйста.

Надо же, как удачно, как раз в Зале Чайковского есть французская кондитерская. Решив не разворачиваться, а просто дойти до торговой точки пешком, я оставила «Форд» возле кафе «Ростикс», спустилась в переход вниз к кассам метро и уже собралась подниматься вверх, по крутым ступенькам к выходу, как произошло нечто невообразимое.

Сначала послышался треск. В первую секунду мне показалось, что я случайно наступила на орех и раздавила его, но тут моих коленок коснулся холодный воздух. Я глянула на ноги и обомлела. Красивые брючки, только что купленные в фешенебельном магазине, буквально распадались на части. Швы, соединявшие штанины, расходились с угрожающей быстротой, а на самой ткани мгновенно появлялись и ширились дырки. Так ведет себя материал, когда на него попадает кислота. Но ко мне никто не прикасался и ничем не плескал на эксклюзивные штанишки.

Прохожие останавливались и с интересом наблюдали за разворачивающимся стриптизом. Теперь «испаряться» начали и пиджак с водолазкой.

Дежурная, сидевшая у эскалатора, подскочила ко мне и завопила:

– Немедленно прекратите!

– Я не специально, – залепетала я, судорожно ловя руками обрывки замечательной обновки, – она сама, ей-богу!

Дежурная побагровела и засвистела. Возле касс открылась небольшая дверца, и высунулся довольно пожилой мент с пакетом кефира в руках.

– Анна Николаевна, – завел он, – чего…

Но тут его взор упал на мою полуобнаженную фигуру, и страж порядка мигом вылетел из укрытия, размахивая пакетом «Био Макса» и выкрикивая:

– А ну брось безобразничать, сейчас стрелять буду!

Я подхватила остатки брюк, уронила то, что еще две минуты назад было отличным пиджачком, и огрызнулась:

– Из водяного пистолета, кефиром!

– Ща договоришься, мудистка, – парировал мент и вволок меня в небольшое пространство, перегороженное пополам плохо покрашенной железной решеткой.

Другой милиционер, сидевший у замызганного стола над кроссвордом, не поднимая головы, поинтересовался:

– Ну, чего там, Петрович? Опять студенты зайцами лезут?

– Мудистку поймал, – гордо заявил Петрович.

Он явно не знал, что люди, предпочитающие ходить голыми, называются нудисты.

Куча тряпья, валяющаяся на зарешеченной половине, зашевелилась, и оттуда полилась хриплая брань.

– Замолчи, – крикнул сержант и отложил кроссворд.

Тряпье послушно заткнулось, теперь оно пыталось встать на ноги, но каждый раз терпело неудачу.

– Зачем нарушали общественный порядок путем хулиганских действий? – поинтересовался у меня сержант.

– Я не хулиганила, оно само…

– Без причины не бывает следствия, – серьезно заявил парень и вытащил лист бумаги.

Надо же, он, оказывается, философ.

– Паспорт предъявите.

– Нету, – удрученно сказала я.

В ту же секунду куски водолазки шлепнулись на грязный пол.

– А ну прекратите! – рявкнул юноша, багровея. – Вы чего, меня соблазнить хотите!

– Я? Тебя? С ума сошел!

– Знаешь что… – завел Петрович.

Но сержант махнул рукой, и мужик заткнулся.

– Где документы?

– В машине, в «Форде», припаркован у «Ростикса», возьмите ключи, сходите и посмотрите!

– Нам нельзя отлучаться, – гордо сказал Петрович, – мы при исполнении.

Не успел он придать лицу торжественное выражение человека, облеченного властью, как дверь приоткрылась и внутрь всунулась голова с красным носом.