Хобби гадкого утенка - Донцова Дарья

После тихой свадьбы настроение у Клавы совсем испортилось. Детдомовка Лена, выросшая в системе государственного призрения, совершенно не умела управляться с домашним хозяйством. К тому же лишенная с раннего детства материнской ласки, девушка выросла грубоватой, резкой на язык и совершенно не обладала женской мягкостью и слабостью. Леночка, твердо усвоившая постулат: кругом одни враги, – привыкла не просить, а отнимать. Скандалы в молодой семье начались сразу после брачной ночи. А потом появились наркотики.

Клава узнала о беде не сразу. Любимый брат, приведя в дом новобрачную, отдалился от старшей сестры, которая пару раз, не сдержавшись, делала Лене замечания. Клавдия, обожавшая Михаила, поняла, что ее взаимоотношения с братом могут рассыпаться в прах, если они по-прежнему будут проживать вместе, и предложила разменять квартиру.

Мишка с Леной поселились отдельно, и Клава не слишком хорошо знала, что происходит у них за закрытой дверью. И только когда страшная правда выплыла наружу, Михаил перестал стесняться сестру.

– Сколько он с ней мучился, – горько говорила Клава, – одному богу ведомо. В больницу клал, в санаторий возил, гипнотизера приглашал, какие-то невероятные лекарства покупал.

Но толку чуть. Выйдя из клиники, пополневшая и повеселевшая Лена первый месяц держалась и не приближалась к шприцу, но затем неизбежно следовал срыв.

– Миша меня никогда не слушал, – качала головой Клава, – я просила, не женись! Нет, побежал в загс. Умоляла потом, разведись… Ведь когда она только начинала колоться, можно было бы разбежаться…

Но нет, Каюров хотел вылечить жену, а когда стало понятно, что дело безнадежно, посчитал непорядочным бросить инвалида. К тому же у Лены от употребления наркотиков капитально съехала крыша…

– Любил он ее, – пояснила Клава, – не хотел в психушку отдавать. Прямо дергался весь, стоило заговорить о сумасшедшем доме.

– Извини, Клава, – отвечал брат на все призывы сестры поместить жену в психиатрическую клинику, – это невозможно. Там ее будут морить голодом и бить. Уж потерпи немного, наркоманы долго не живут, пусть умрет спокойно, дома.

Но, несмотря на ежедневное употребление «дури», Артюхина не собиралась отъезжать в страну вечной молодости. Михаил окончательно обнищал, все заработанные средства уходили на «лекарство» для Лены.

– Иногда мне казалось, что он мазохист, – откровенничала Клава, – просто получает удовольствие от несчастий и неприятностей. И я очень, очень вам благодарна!

– За что? – изумилась я.

Клавдия улыбнулась.

– Давно хотела с вами встретиться, да все никак. Мишенька много о вас рассказывал, какой вы замечательный человек! Целых полгода общались с моим братом, а когда он наконец решился и рассказал вам о Лене, сказали:

– Ничего, я подожду, жаль беднягу!

Я смущенно потупилась.

– Право, ерунда… Просто я хотела поддержать Мишу…

– Ну а потом завертелась история с этим наследством, – закончила Клава, – Миша примчался ко мне ночью, взъерошенный…

Клавдия онемела, услыхав, о какой сумме идет речь.

– Что делать, что делать! – метался брат по крохотной, пятиметровой кухне.

Клава растерянно смотрела на него. Ей, как и Михаилу, было понятно, что Лену просто невозможно показать сотрудникам ингорколлегии, даже если накачать ее всеми придуманными для психов лекарствами. Артюхина, говоря юридическим языком, была недееспособна и не могла стать обладательницей капитала. Впрочем, может, это и не так, Михаил не знал точно… Каюров, честно говоря, опасался другого. У Артюхиной иногда случались просветления, во время которых баба говорила и действовала как нормальная. Вот получит она наследство, и что? Мигом потратит большую часть на наркоту?

Проведя бессонную ночь, брат с сестрой придумали простой план, к выполнению которого привлекли давно мечтавшую о деньгах Наташу Кабанову. Та, явившись в ингорколлегию с документами Артюхиной, великолепно справилась со своей ролью. Никто и не засомневался. У чиновницы Кабанова подозрений не вызвала, пришла вместе с мужем, вывалила на стол кучу бумаг – метрику о рождении, свидетельство о браке, диплом об окончании медицинского училища, паспорт… Впрочем, в последнем имелась фотография, но взгляните на снимок в своем документе, удостоверяющем вашу личность, и положа руку на сердце скажите: это вы? Я получаюсь на всех официальных фото похожей на кого угодно, кроме себя. Отчего-то мое узкое лицо с маленьким подбородком и небольшим носом трансформируется в широкую рожу с тяжелой нижней челюстью и огромным «шнобелем», по бокам которого торчат крохотные испуганные глазки, причем черного цвета, ничего похожего на мои голубые очи… Может, все дело в неправильно установленном свете?

Получив деньги, Каюров зажил в свое удовольствие. Оборудовал купленный когда-то в Вешкине дом и перевез туда Лену. Сначала он хотел нанять медсестру для наблюдения за Артюхиной, но тут Клавдия, всю жизнь мечтавшая жить на свежем воздухе, да в таком месте, чтобы вокруг никого не было, вызвалась сторожить несчастную.

– Хлопот с ней не много, – спокойно объясняла она мне, – вовремя укол сделать, еды дать да еще горшок вынести. Раньше-то она буйная была, хулиганистая, убегала, орала, а теперь ослабела и тихой стала. Спит в основном целый день, небось скоро скончается. Но у нас с братом совесть чиста!

Я выложила на стол пятьсот долларов.

Клавдия убрала их в шкатулку. Я уже совсем собралась откланяться, как раздалась тревожная трель домофона.

– Кто бы это мог быть? – насторожилась Клава, быстро пряча деньги.

– Может, соседи за чем пришли? – предположила я.

Женщина покачала головой.

– Нет, я всех отвадила. Раньше, правда, шлялись, на бутылку выпрашивали, а потом поняли, что не дам, и перестали…

Звонок вновь залился нервным писком.

Клавдия ткнула пальцем в кнопку.

– Кто там?

– Каюрова Клавдия Юрьевна здесь проживает? – донеслось из окошечка.

– Слушаю.

– Откройте, пожалуйста, милиция, полковник Дегтярев Александр Михайлович.

Я похолодела, Клавдия тревожно глянула на меня и ответила, старательно прикидываясь деревенщиной:

– Ой, погодьте минутку, раздетая я, ща только натяну чего-нибудь.

– Хорошо, жду, – спокойно ответил полковник.

Клава поманила меня пальцем. На цыпочках мы прошли в кладовку. Хозяйка осторожно распахнула дверь шкафа, за ней оказались не полки с банками, а железная створка, запертая на несколько огромных щеколд. Аккуратно отодвинув задвижку, Клавдия приоткрыла выход на улицу и велела:

– Иди прямо, вдоль забора, в углу калиточка, возьми ключ, откроешь и в замке оставишь.

Я выскользнула во двор и сразу увидела небольшую дверку. Ключик легко повернулся в скважине, и перед глазами простерся лес. Осторожно, аккуратно оглядываясь, я пошла назад, обходя дом Каюровой. Надеюсь, полковник один.

Внезапно раздалось тихое ржание. Я глянула вправо. На небольшой полянке пасся жеребец. Красивое, элегантное, явно молодое животное. Что-то знакомое почудилось мне в его стройной фигуре. Конь вновь заржал, казалось, он говорил мне:

– Здравствуй!

После катания на Каролине я перестала бояться лошадей, поэтому подошла поближе к красавцу, вгляделась в его карие ласковые глаза, увидела широкие коричневые ноздри и два белых пятна, словно очки, сидящие на «носу».

– Лорд, – ахнула я, – ты жив!

Конь вновь заржал и приветливо закивал мордой. Порывшись в кармане, я нашла конфетку «Холлс» и протянула ее коню…

Лорд взял и тут же выплюнул угощение, наверное, ему не понравился вкус ментола.

– Лорд, – повторила я, – Лордик, милый, как я рада, что ты жив! Значит, Михаил не застрелил тебя, а просто увез, чтобы спрятать. Но зачем?

Конь, ничего не ответив, принялся рыться носом в куче опавших листьев. Я похлопала его на прощание по горделиво изогнутой шее и пошла к магазину.

«Форд» стоял на месте. Никаких других машин рядом не было, неужели Александр Михайлович приехал на электричке? Бедный толстячок! У полковника повадки нашего Хуча, меньше всего приятель любит совершать длительные пешие прогулки, а тут пришлось топать от станции на своих двоих целых семь километров, да еще назад возвращаться. Может, подождать бедолагу и транспортировать назад с комфортом?

Ну уж нет! Я села в «Форд» и завела мотор. Представляю, какой допрос с применением недозволенных мер устроит Дегтярев, обнаружив меня в непосредственной близости от фазенды Каюровой. Впрочем, он наверняка на служебном авто.

«Капля» резво поскакала по направлению к шоссе. Нет, все-таки хорошая машина, и правильно, что я сменила «Вольво», тот бы уже давным-давно скреб глушителем по кочкам, а «фордик» едет себе и едет.

Впереди мелькнула лента шоссе, я свернула вправо, прибавила газу, но через пару минут сообразила, что нахожусь не на Ново-Рижской магистрали. Простиравшаяся передо мной дорога была намного уже и содержалась совсем не в таком порядке, не было никаких указателей или щитов, а вокруг ни одной машины. Мне стало немного страшно, начал спускаться ранний, осенний вечер, еще не темно, но уже сумеречно… Может, пока не поздно, вернуться назад? Скорей всего, отъезжая от магазина, я просто повернула не в ту сторону… Ага, а там Дегтярев… Внезапно мелькнул голубой щит с белой стрелкой, указывавшей влево, «Ново-Рижское шоссе, 8 км».