Тайная связь его величества - Донцова Дарья

Я вынул удостоверение частного детектива, раскрыл его и поместил напротив глазка.

– Пожалуйста, можете считать, что страж порядка уже здесь.

– Не пущу.

– Это касается вашей дочери Валерии, она…

– У меня нет дочери! Нет!! Нет!!!

– Но по документам вы являетесь матерью Валерии Алексеевны.

Створка слегка приоткрылась, я увидел один глаз, нос и часть щеки.

– Чего орешь? Зачем перед соседями позоришь? Перед тобой честная женщина с безупречной репутацией, мне грязь на биографии не нужна.

Я показал старухе коробку, перевязанную розовой лентой.

– Может, все-таки впустите? Попьем чаю.

– Чего там? – неожиданно заинтересовалась Пименова.

– Пирожные.

– Шоколадные есть?

Я кивнул.

– Ладно, входи, – смилостивилась хозяйка. – Цветы за порогом брось, ненавижу веники. Зачем их продают? Один перевод денег. Лучше рубли отложить!

Я вошел в узкую прихожую и чуть не задохнулся – в нос ударил спертый воздух, в котором явственно ощущался запах пыли и лекарств. Надежда Васильевна, худая, растрепанная, облаченная в старый, протертый халат серо-бордового цвета, протянула руку.

– Дай коробку.

Я выполнил приказ. Старуха прижала коробку к груди и посеменила вперед. Я плелся за Пименовой по коридору, вдоль стен которого громоздились перевязанные бечевками стопки газет и журналов. Взгляд выхватил корешки знакомых обложек: «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Звезда»… Надо же, Надежда Васильевна хранит прессу, приобретенную еще в советские времена.

– Заварки нет, – объявила радушная хозяйка, войдя на кухню. – Из-за тебя чайник гонять не стану, он много электричества жрет. Говори, зачем пришел, и уходи.

Я быстро оглядел крошечное, забитое всяким хламом пространство и понял: Надежда Васильевна тащит в дом всякую ерунду, подобранную на помойке. В кухоньке темно, на подоконнике навалены все те же печатные издания, за ними не видно стекла. Вместо светильника под потолком еле-еле мерцает пятнадцативаттная лампочка. На столе груда барахла, на полу пирамида из гнутых алюминиевых кастрюль. На древнем холодильнике три разномастных радиоприемника. Я в последний раз видел такие в глубоком детстве.

– Долго молчать собрался? – осведомилась хозяйка квартиры.

– Сядьте, пожалуйста, – попросил я. – У меня не очень приятная для вас новость.

– Не командуй! – отрезала бабка. – В своей квартире нахожусь, честно грабительскую коммуналку оплачиваю, долгов по жировкам[7] не имею. Что хочу, то дома и ворочу. Желаю стоять? Стою. Надоест – лягу. Давай, выкладывай, с какой вестью явился.

– Ваша дочь… – начал я.

Но бабка не дала договорить.

– Идиот, да? Русского языка не понимаешь? Нет у меня детей! Одно горе от них и расходы. Если более сказать нечего, прощай!

– Валерия Алексеевна Пименова умерла, – выпалил я. – Вернее, была убита.

Реакция старухи оказалась неожиданной.

– Ну и слава богу! А мое какое дело? Погоди! Никак вы там в своих кабинетах решили, что я обязана ее хоронить? У бедного государства денег на гроб не нашлось? А ты знаешь, сколько средств у меня в сберкассе сгорело, когда реформа случилась? Двадцать пять тысяч! Да на них пять жизней прожить можно. «Волга» в три раза меньше стоила. А теперь я должна позорину упокоивать? Ни стыда ни совести у тебя нет, пришел к бедной пенсионерке деньги тянуть. Не дочь она мне! Конец разговору!

Я попытался успокоить разбушевавшуюся мегеру.

– Надежда Васильевна, о деньгах речь не идет.

– Да ну? – с недоверием осведомилась гарпия. – О чем тогда?

– Валерия Алексеевна погибла, идет расследование, – пояснил я. – Закон так велит. Вас никто не неволит забирать тело, если не хотите заниматься погребением, ее похоронят за счет государства. У Валерии не было ни мужа, ни детей, поэтому…

– Ясное дело, – поморщилась Пименова, – у таких, как она, младенцы не рождаются.

– У каких младенцы не рождаются? – быстро среагировал я.

– У больных, – буркнула хозяйка и отвернулась.

Я решил держаться до последнего. Ни за что не уйду, пока хоть что-то не выясню! Не станет же Надежда драться со мной?

– Валерия страдала каким-то недугом?

Бабка рассмеялась.

– Страдала? Нет, наслаждалась. Мучилась я. В меня пальцем до сих пор тычут, в спину плюют, обзывают по-всякому. Муж позора не вынес, умер. Хорошо ему, лег в могилу уютно, а жену бросил одну на съедение гадам. В двадцать третьей квартире Алка живет, так она мне в дверь постоянно гвозди вбивает, мерзости всякие пишет, мусор к порогу подбрасывает. Вон сколько мне из-за Валерии терпеть выпало! А виноват муж, назвал девку как парня. Я ему говорила, плохо это, пусть Леной будет или Таней. Нет, уперся, старый козел. Когда правда на свет выплеснулась, он слег, а я к его постели подошла и сказала: «Ну и чего, не послушал меня? Получил своего Валеру?»

– Почему на вас пальцем указывают? – я попытался разобраться в этой истории.

– Потому! – фыркнула Надежда Васильевна. – Не хотел народ больную в доме видеть, шарахался от нее. Алка один раз на лестнице заорала: «Лучше сдохни, не ходи по подъезду!» Во как. А потом начала мою дверь уродовать. Стерва!

– Чем болела Валерия? – вновь задал я все тот же вопрос.

– Сифилисом! – выпалила бабка. – Венерическое заболевание от проституции. Услыхал, чего хотел? Прощай.

В течение следующего получаса я так и этак пытался выудить из старухи какую-либо информацию о дочери, но постоянно натыкался на каменную стену хамства. Бабка упорно твердила, что Лера была проституткой, потому и подцепила сифилис, все соседи возненавидели ее. Валерия ей не дочь. Не дочь, и точка!

В конце концов я сдался, попрощался с сумасшедшей, очутился на лестничной клетке и увидел, как из расположенной напротив квартиры выходит пожилая дама с помойным ведром в руке.

– Молодой человек, букет на полу ваш? – строго спросила она.

– Мой, – вздохнул я. – Где тут у вас мусоропровод? Между этажами?

– Хотите розы выбросить? – удивилась женщина.

Я поднял завернутый в хрусткую бумагу букет.

– Да, вот такая цветам незавидная судьба выпала. Не волнуйтесь, я поломаю стебли, целиком букет не стану совать в мусоропровод, он не забьется.

Соседка Пименовой поставила ведро.

– Мне цветы жаль, свежие совсем, очень красивые. Несли девушке, а та отказалась взять? Не переживайте, забудьте про нее. Найдете еще хорошую невесту, какие ваши годы.

Я показал на дверь Надежды Васильевны.

– Презент предназначался хозяйке этой квартиры, но она от него отказалась, только пирожные взяла. Вы, наверное, Алла? Простите, отчества не знаю.

– Предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени. Но откуда вы имя знаете? – удивилась дама.

– Надежда Васильевна сообщила. И еще что вы ей в дверь гвозди вбиваете, – улыбнулся я. – Похоже, соврала. Створка старая, ее явно никогда не меняли, но дырок на ней не наблюдается.

Соседка поморщилась.

– Надя психически больной человек, не надо принимать ее слова всерьез. Мне очень-очень ее жаль. Осталась на старости лет одна, превратила квартиру в склад ненужных вещей, питается отбросами. Мы с ней одного возраста, но разве одинаково выглядим?

– Вам больше сорока не дать, – покривил я душой, – а Надежда Васильевна выглядит девяностолетней старухой.

– Она не всегда такой была, – мягко сказала Алла. – Уж простите меня за любопытство, а зачем вы к ней приезжали? К Пименовой много лет никто не заглядывает.

Я вынул служебное удостоверение и продемонстрировал его собеседнице.

– Вы полицейский? – поразилась та. – Совершенно не похожи на представителя закона.

Я решил не разубеждать Аллу, поэтому сказал:

– Умерла Валерия Алексеевна, дочь Пименовой, я пришел известить мать о несчастье.

Алла перекрестилась.

– Господи! Бедная девочка. Случилось что-то нехорошее? Лера не от болезни ушла?

Я сделал стойку.

– Почему вы так решили?

– Да что мы на лестнице стоим? Заходите! – засуетилась Алла. – Лучше за чаем побеседовать.

– Спасибо, только букет выброшу, – сказал я.

– Ой, не надо, лучше отдайте роскошные розы мне, – попросила Алла.

– Действительно, шикардос цветы, – выпалил я. И прикусил язык: Иван Павлович, следи за своей речью. Это ужасно, к тебе прилипла лексика Татьяны!

Но соседка Пименовой не обратила внимания на глупое слово, она выжидательно смотрела на меня.

– Стеснялся предложить вам букет, – смутился я. – Не принято отдавать кому-то презент, предназначенный другому человеку.

– Но это же не повод уничтожать такие красивые цветы, – резонно заметила Алла. – Пусть меня порадуют. Проходите, Иван Павлович. Ботинки не снимайте, просто вытрите подошвы о половик. Я выброшу мусор и вернусь.

Уютная, чистая квартирка Аллы разительно отличалась от грязной норы Надежды Васильевны. Мне предложили прекрасно заваренный чай с печеньем.