Дрессировщик русалок - Ольховская Анна

Поселок тоже был маленькой копией немецкого городка – аккуратные домики, ухоженные дворики, идеально ровные и идеально чистые дорожки, посыпанные мелким гравием, вот только ни детей, ни розовощеких белокурых Гретхен здесь не наблюдалось. Только мужчины, да и тех не очень много – все заняты любимым делом, наверное.

Принудительным усовершенствованием человеческой расы.

И весь этот параллельный мир – и концлагерь, и поселок – надежно прятался от всевидящих спутников под кронами высоченных деревьев, оставленных радетелями человечества для маскировки.

А вот всю остальную растительность, ту, что густая и разнузданная, куда-то дели. И вместо нее повсюду были постриженные солдатским ежиком газоны и идельно ровные кустарники.

Джип подъехал к крыльцу главного здания и остановился, недовольно бухтя выхлопной трубой.

– Ну, вот мы и на месте! – повернулся к нам Стивен. – Home, sweet home!

Нет, Владимирский централ для этого поганца слишком жирно, ему как раз подойдет изолятор временного содержания в Мухосранске.

Но делиться с мистером МакКормиком своим мнением я не стала. Я ведь умираю, не забыли?

Так, максимально правдивый хрип… Хрип, а не всхрюк, дурында! Ага, вроде получилось, главное – не переиграть, поэтому вываливать язык набок не буду. Да и неэстетично это, выделение слюны контролировать сложно.

Ушлепок выхватил из нагрудного кармана мобильник, потыкал в кнопки и прогавкал кому-то на немецком очередное высочайшее повеление – явиться к выходу с носилками.

А я не хочу носилки, я хочу паланкин с четырьмя мускулистыми мулатами, и чтобы карлик с опахалом, и маленького слоненка для Ники, и…

Из всего вышеперечисленного имелся только карлик, за которого с большим растягом можно было принять МакКормика, да и тот без опахала. Потому что носилки больше походили не на паланкин, а на возилки, поскольку были на колесиках, и управлял ими всего один мужик, совершенно не похожий на переполненного мышцами мулата. Возилки прикатил длинный жилистый тип, обильно засиженный мухами. Впрочем, это могли быть и конопушки, потому что шевелюра типа цветом напоминала жилетку дорожного рабочего – такая же оранжевая.

А еще возница пребывал, похоже, в затяжной депрессии – более мрачную физиономию я видела только у мужичка, поскользнувшегося на льду и грохнувшего бутылку водки, которую он только что нежно прижимал к сердцу.

Та же вселенская скорбь во взоре плескалась и в бледно-голубых глазах рыжего дойча, только он в отличие от того алкаша молчал. Впрочем, трудно ожидать от истинного арийца виртуозного владения русским матерным.

– Петер, ты почему один пришел? – заблажил МакКормик, размахивая сдернутыми с носа очками.

А вот кстати, почему он очки носит, линзы были бы удобнее? Потому что у линз нечего грызть, дужек-то нет.

– А вам сколько надо? – огрызнулся рыжий. – Взвод, батальон? Все заняты, я один на дежурстве.

– Чем это, интересно, все так заняты?

– У одной из двух последних подопытных из племени амфибий, Ткини, какие-то проблемы с плодом, похоже, он убивает мать. Несовместимость.

– Любопытно! – оживился ушлепок. – Очень любопытно! Когда я уезжал, все было нормально. Йозеф там?

– Разумеется.

– Так, мне срочно надо в лабораторию! – засуетился МакКормик. – Это ведь и мой проект тоже! Петер, отвези женщину и девочку в гостевую комнату, ту, что на третьем этаже. Учти, это особо ценные экземпляры, малышка – индиго, и Йозеф хочет попробовать научиться получать таких детей массово. Ты представляешь себе перспективы подобного открытия? Целая армия воспитанных нами сверхлюдей, которые могут управлять другими ментально, – да от них никакое оружие не спасет!

– И каким же образом герр Менгеле собирается этого добиться?

– А с помощью матери этой девочки. Будем изучать ее последующих детей. Кстати, может, и удастся сократить наконец срок вынашивания ребенка…

И долго они тут дискутировать собрались? Мы тут, можно сказать, умираем с дочкой, а господа исследователи увлеченно обсуждают ближайшие перспективы!

Я незаметно подтолкнула Нику локтем и протяжно застонала. Ребенок мгновенно сориентировался и громко захныкал. Мы – банда!

– Так, Петер, не забалтывай меня! – спохватился Стиви. – Срочно вези их наверх, уложи в кровать, женщине введи внутривенно стимулятор номер семь, девочке – разведенный вдвое номер два. И побудь с ними, пока не станет лучше.

– А они разговаривают на немецком? И вообще, откуда они?

– Только на английском. И на русском.

– Так они…

– Хватит болтать, я сказал! Мало того что Курт на них почему-то взъелся, так еще и ты пытаешься их угробить!

– Ничего не пытаюсь, – проворчал рыжий, затем наклонился ко мне и неожиданно легко поднял на руки.

Затем аккуратно уложил на возилки, пристроил под бок Нику и покатил нас в корпус.

А Хренов Экспериментатор почти вприпрыжку помчался куда-то за угол главного здания.

Если снаружи казалось, что попал в прошлое, то внутри здания пафосно сверкал стеклом и металлом двадцать первый век. Бесшумные лифты, современная отделка стен, галогенные светильники и самое неприятное – электронные замки буквально на каждой двери. Без специальной магнитной карточки пройти удалось бы не больше трех метров – до следующей двери.

Даже лифт включался только после поцелуя с карточкой.

Возилки катились на удивление легко и свободно, а еще – мягко, никакой тряски. Не забывая постанывать, я сквозь полузакрытые веки внимательно рассматривала внутреннюю планировку здания – ведь в моих ближайших планах жирной красной птичкой отмечен вылет из этого фашистского гнезда.

Магнитный ключ? Фу ты, ерунда какая, экспроприируем у кого-нибудь незаметно, да хоть у того же депрессивного рыжего. Он так погружен в бочку чернющей меланхолии, что ничего и не заметит. Можно было бы прямо сейчас и попробовать, но – поспешай медленно. Нам с Никуськой надо здесь хотя бы пару дней провести, присмотреться, что к чему. Я уже много откуда сбегала, можно сказать – профи в этом деле, но все же предыдущие места моего заключения находились гораздо ближе к цивилизованному миру, чем эта амазонская клоака. Поэтому нам понадобятся карта, компас и… ковер-самолет?

Потому что вертолетом я управлять не умею, да и катером тоже не пробовала. Вот вездеходом, наверное, смогу.

А пешком отсюда не выбраться.

Есть и другой вариант – каким-то образом попытаться добраться до любого компьютера, имеющего доступ к Интернету, и сообщить о своем местонахождении генералу Левандовскому. Пусть я и не знаю точных координат, но Сергею Львовичу достаточно будет и приблизительных. Хотя бы название ближайшего населенного пункта, а это я уж как-нибудь, да сумею выведать.

А что потом? Ведь генерал в любом случае не сможет прибыть сюда через пару часов, даже и на следующий день не сможет, это ведь другой континент, другая страна, да и место больно уж труднодоступное, сюда только суперновая зубная щетка достанет.

Значит, надо будет найти возможность где-то отсидеться до подхода превосходящих сил союзников. Это в том случае, если не получится изображать болезненную хилячку больше двух дней.

А скорее всего, и не получится: медицинской аппаратуры здесь хватает, меня тщательно обследуют и поймут, что я придуриваюсь. И займутся мною вплотную. И обнаружат моего мальчика…

Так, все, не раскисать, ты ведь не одна, с тобой Ника, способностей которой даже она и сама до конца не знает. Вместе мы что-нибудь придумаем.

А вот кстати, что там такое бурчит себе под нос рыжий? Практически на протяжении всего пути до отведенных нам апартаментов нас сопровождало монотонное гудение Петера. Увлеченная запоминанием путей отхода, я не прислушивалась к его бухтежу, и, как оказалось, зря.

Потому что едва не упустила из виду возможного союзника.

Который всю дорогу, оказывается, проклинал «всех этих сволочей». Насколько я смогла понять из заключительной части ворчания, Петер был вовсе не в восторге от творящегося здесь бепредела. Его отец давно работал с доктором Менгеле, с момента основания этого исследовательского центра, и отец же притащил сюда рыжего, когда тот окончил медицинский факультет, соблазнив сына байками о фантастических возможностях, открывающихся перед пытливым умом.

Вот только Петер от этих возможностей пришел не в восторг, а в ужас. Но довольно быстро сообразил, что сообщать новым коллегам, а особенно главному пауку, Йозефу Менгеле, о своих истинных чувствах не стоит, легко можно перейти в разряд подопытных, подобное уже случалось в Центре. Рассчитывать на помощь и защиту отца не стоило, тот был безоговорочно предан боссу.

Уйти отсюда, уволившись, невозможно. Сбежать – тоже, новичков не отпускали в отпуск на большую землю пять лет, связывая по рукам и ногам участием в самых чудовищных экспериментах, причем все фиксировалось на видео. После чего вряд ли кто-то решился бы растрезвонить о Центре там, в цивилизованном мире.