Дрессировщик русалок - Ольховская Анна

– Ага, а я этого рыбьего парня сюда вез, как его, Михара, кажется, – плеск затих, и из-за угла появилась очень кстати говорливая парочка охранников. – Так мы его взять поначалу не могли, только к нему кто сунется, сразу застывает, пошевелиться не может. Хорошо, что рыбы на суше не очень поворотливые, удалось его окружить и вырубить, а те, кого посылали за птицами и зверями, вернулись ни с чем. Ох, и орал на них Менгеле! Завтра на рассвете оцепляем гору Тимуку и пускаем во все пещеры усыпляющий газ.

– Еще дожить надо до этого завтра, – говоривший, рослый тип с бритой наголо головой, передернул плечами.

– В смысле? – Второй, поменьше и потолще, аж споткнулся. – Ты это, не пугай, ладно? Я и так сейчас от каждой тени шарахаюсь.

Может, не красться следом по кустам, а выскочить с криком «Бу!»? Нет, не сработает на все сто, от силы на пятьдесят процентов. Обгадится только один, а этот, здоровый, может и пристрелить, не разобравшись. Вон вцепился в автомат обеими ручищами, башкой крутит:

– В смысле – в лесу что-то происходит, разве не слышишь?

– Не слышу.

– Вот именно, что ничего не слышно. Обычно вой, вопли, рычание, а сейчас – словно вымерли все.

– Н-ну да, – пробренчал толстый. – Слушай, я в Интернете читал, что звери чувствуют всякие там извержения или землетрясения. Может, скоро грохнет?

– А хрен его знает! Вулкана вроде нет поблизости…

– А Тимуку?

– Это не вулкан.

– Откуда ты знаешь?

– Там дырки вверху нет, этого, как его, кратера.

– Ну тогда землетрясение?

– Не знаю, отвяжись! И вообще, что ты ко мне прицепился? Мы же по одному патрулируем, не забыл?

– А я и не патрулирую, меня послали сменить Дитриха, он этого рыбьего парня охраняет. Я просто с тобой за компанию отлить сходил, одному как-то…

– Баба ты все-таки, Ганс!

– Сам ты баба, – проворчал толстяк, сворачивая в сторону главного здания, где недавно были мы с Никой.

И где, я уверена, моя дочь находилась и сейчас.

Я, выждав, пока здоровяк уйдет подальше, прошуршала по кустам следом за трусоватым Гансом.

Он, к счастью, направился не к главному входу, где за стеклянной дверью маячили двое охранников, а, пугливо озираясь, потрусил в обход.

Зараза, а кусты-то кончились! Территория вокруг главного здания поселка была абсолютно лысой, вернее, стриженной солдатским ежиком. В котором скрыться могла только небольшая змейка или юркая ящерица. А я уже выбрала пусть не очень симпатичный, но быстрый и стрессоустойчивый образ таракана-мутанта.

Можно было бы, конечно, в темпе разработать планы А, Б и В (на всякий случай), но вряд ли Гансик станет дожидаться меня, он так торопился побыстрее в домик. Поэтому пришлось рискнуть.

Перехватив отвертку поудобнее, я еще раз проверила, чем занимаются охранники. А охранники, лапочки, пялились в монитор компьютера, причем, судя по их раскрасневшимся физиономиям и спрятанным под столом рукам, смотрели они вовсе не «Унесенных ветром». Говорила вам мама – ослепнете, если будете этим заниматься, а вы не верили!

А я поверю. Они слепые, да еще и с мохнатыми ладонями. Все, бегом, марш!

Я выбежала из кустов и, не отвлекаясь на бесшумность, рванула за скрывшимся за углом толстяком.

Который – вот славные ребята, они все просто сговорились мне помогать сегодня! – все еще торчал у металлической двери, копошась в карманах. Похоже, он затерял где-то свою карточку-ключ и нашел ее буквально перед моим прибытием.

Услышав за спиной громкий топот (я бы и рада порхать, но пуанты дома забыла), Ганс развернулся, неуклюже нашаривая болтающийся за спиной автомат, и замер.

Фу, он еще и потнючий! Во всяком случае, даже в тусклом свете фонарей было заметно, как откормленная физиономия немца мгновенно покрылась потом, а по вискам потекли струйки. И чего так бурно реагировать, вон как глаза выпучил, как бы не покатились по земле. Всего-то отвертка у сонной артерии, ну прижала немного сильнее, чем надо, так я же неспециально, просто затормозить резко не сумела, вот и поранила чуток кожу.

– Не дергайся, – прошипела я по-немецки. – И не вздумай орать – проткну твою жирную шею, как колбаску. Понял?

– Да, – булькнул толстый.

– Отлично. Там, за этой дверью, есть пост охраны?

– Нет.

– Точно? Если обманешь – убью.

– Нет там никого! Зачем, ведь вход и выход только по карточкам.

– Хорошо. Теперь о камерах видеонаблюдения – они есть на каждом этаже?

– Д-да.

– Кто за ними следит? Те, что дежурят на входе?

– Нет, есть специальная комната слежения, здесь же, на первом этаже. Там постоянно дежурит один из охраны.

– И как далеко эта комната отсюда? Надо проходить мимо тех двоих в холле?

– Н-нет, это как раз в этом крыле.

– Тогда веди, – я обняла толстяка за жирную талию, прижалась поплотнее к груди, пряча отвертку возле шеи, и еще раз предупредила: – Будешь послушным – останешься в живых. Сейчас идем прямо к комнате слежения, ты стучишь в дверь и предлагаешь одинокому дежурному развлечься со свеженькой послушной бабенкой.

– А потом?

– Суп с котом.

– Что?

– Пошел! – Я сильнее надавила на шею, Ганс взвизгнул и торопливо ткнул магнитной карточкой в прорезь.

Комната слежения действительно оказалась совсем близко. По пути я старательно висла на толстяке, игриво хихикая и пощипывая жирную талию, так что к моменту нашего прибытия на место сомнений в отношении наших намерений у дежурного по мониторам не осталось. Почему я так решила?

А потому, что он распахнул двери, не дожидаясь конца блеющей речи Ганса. И немудрено: с европейскими женщинами, да еще не самыми плохими экземплярами, здесь плохо. Вернее, совсем никак, а тут такое счастье само пришло!

Возбужденно курлыча, дежурный отвернулся, вытаскивая откуда-то из-под стола початую бутылку коньяка и стакан. И тут добровольно пришедшее счастье поступило нехорошо. Совершенно неженственно врезало прикладом отнятого у толстяка автомата по темечку бедолаги.

Бедолага укоризненно хрюкнул и осел на пол. А Ганс попытался мужественно сбежать, но был настигнут у самой двери и обижен все тем же прикладом.

Я захлопнула дверь и принялась надежно фиксировать два стонущих тела. Будь я спецназовцем каким-нибудь, я бы смогла вырубить дойчей понадежнее, но увы – сил маловато, и охранники отвлеклись ненадолго.

Но мне и этого времени хватило, чтобы плотно обмотать парнишек скотчем, ремнями и прочим подручным материалом. Ротовые отверстия пришлось заткнуть предметами их же гардероба. Да, негуманно, но, во-первых, ничего другого не нашлось, а во-вторых, носки надо чаще менять.

Ну вот, теперь можно и осмотреться. Я села в вертящееся кресло и еще раз пожалела, что я не муха. Были бы у меня такие же фасеточные глаза, как у мохноногой, мне бы удалось одновременно зафиксировать все изображения. А так – голова мгновенно закружилась от обилия мониторов.

Ладно, придется смотреть по очереди, не спеша. Один ряд экранов, второй, третий… Ну где же ты, доча?!

Вот она. Спит, разметавшись на узкой кровати. Личико заплаканное, измученное, осунувшееся. Помещение, куда засунули моего ребенка, больше похоже на камеру для буйных в психушке. Я работала там санитаркой, я знаю. Окон нет, стены обиты – нет, не войлоком – все той же странной, отливающей металлом тканью, которую недавно набрасывали на голову Нике.

Экранируете, значит? Боитесь? Ну-ну.

За спиной послышалась странная возня. Я оглянулась и одним прыжком оказалась возле одной из спеленутых гусениц, которая уже почти доползла до двери и пыталась открыть ее лбом. По лбу и получила, причем на этот раз дежурный по мониторам схлопотал гораздо серьезнее, до крови. По-моему, под прикладом даже что-то мерзко хрустнуло. А нечего меня злить!

Вот Гансик – послушный мальчик, лежит себе тихонечко, с ужасом пялится на злую тетю и не бузит.

Я демонстративно вытерла запачканный кровью приклад о его рубашку и вернулась к мониторам. Следовало еще найти Михара и Петера.

Нашла. Они оба были в этом здании. Я, конечно, не знаю приятеля Лхары в лицо, но вряд ли здесь находится кто-то еще из амфибий.

Парень, очень похожий внешне на подругу моей дочери, лежал ничком в одной из камер карцера. Почему я так решила? Да потому, что, во-первых, мониторы с изображением Петера и Михара находились рядом, а во-вторых, комнаты были асболютно идентичны – пустые каменные мешки с зарешеченными окнами. Ни нар, ни хотя бы тюфяков каких-то, что ли. Голый сырой пол, и все.

На котором и лежал этот парень. Он был более коренастым по сравнению с Лхарой, шире в плечах, укороченные конечности бугрились мускулами, волосы были короче, чем у девушки, но ненамного. Лицо Михара было разбито в кровь, на теле тоже хватало синяков и ссадин. Надеюсь, эти твари не избили его до смерти?

Хотя нет, МакКормик упоминал о том, что накачал парня каким-то препаратом, гарантирующим длительную отключку. Посмотрим, насколько длительной она будет.