Гардемарин в юбке - Хрусталева Ирина

– Никуся, все у меня нормально, ничего не беспокоит, ты сейчас о себе думай и поправляйся быстрее. Я, между прочим, у тебя дома хозяйничаю, меня Рома сразу же туда отвез. К маме я пока не захотела ехать, ты же ее знаешь, пока душу из меня своими вопросами не вытрясет, не успокоится. А мне, если честно, пока не хочется вообще ни о чем говорить. У тебя там так тихо, так хорошо, и садовник твой просто прелесть. Сегодня прямо с утра потащил меня в церковь, чтобы я свечи поставила и помолилась о твоем выздоровлении, ну и о своем, конечно, тоже. Я целых пятнадцать штук купила и зажгла их у всех икон. – Юля с любовью погладила живот и хитро улыбнулась. – А то, что живот у меня вырос, что же здесь удивительного? Как-никак шестой месяц уже пошел, а еще потому, что двойня там.

– Как двойня? – подпрыгнула Ника на кровати и, сморщившись, схватилась за голову.

– Эй, эй, ты что, с ума сошла так дергаться?! – забеспокоилась Юля и, подбежав к подруге, начала поправлять ей подушку. – Что удивительного? У Демидовых в роду уже были двойни, вон сестры моей свекрови тоже двойняшки… Ой, слушай, Светка, – Юля повернулась к подруге. – Что же ты стоишь? Давай доставай бульон, пока горяченький. Нике сейчас усиленное питание нужно, чтобы быстрее поправлялась. Обо мне потом поговорим.

Светлана всплеснула руками и засуетилась, вытащила из сумки трехлитровый термос с бульоном, достала пластмассовые контейнеры – один с паровыми котлетами, другой – с тоненькими блинчиками.

– Давай-ка, моя милая, сейчас мы тебя будем кормить, – строго проговорила Светлана, раскладывая на тумбочке принесенное.

– Интересно, как бы вы это проделали, если бы я все еще валялась здесь в бесчувственном состоянии? – хитро засмеялась Вероника.

В дверь просунулась голова Романа и посмотрела, чем вызван смех. Девушки, не замечая вторжения, начали наперебой выдвигать свои версии по поводу кормежки через трубочку. Роман улыбнулся, облегченно вздохнул.

– Слава богу, кажется, все в порядке: скоро прогнозы доктора сбудутся. Будет моя милая прыгать, как коза, через пару недель. – И голова Реброва исчезла, он благоразумно посчитал, что в процесс пищеварения лучше не вмешиваться.

Немного погодя в палату вплыла медсестра Валентина и заняла собой практически все свободное пространство. Девушки прижались к стеночкам, чтобы их не смело мощной грудью, а Вероника уставилась на исполина в белом халате широко раскрытыми глазами.

– Что вы со мной собираетесь делать? – испуганно пролепетала она, видя, как Валентина налаживает стойку с капельницей.

– Не боись, девонька, ничего плохого не будет, вот поставлю сейчас тебе капельницу с витаминами, и твои подружки смогут продолжать тебя потчевать, – проговорила медсестра на удивление мягким грудным голосом, который совершенно не сочетался с ее внешностью.

Как только капельница была поставлена и Вероника, сморщившись, вытерпела экзекуцию введения иглы в вену, медсестра, пожелав девушке приятного аппетита, удалилась из палаты.

– Во блин, прямо статуя Свободы, – прошептала Юлька, провожая Валентину восхищенным взглядом.

– Интересно, а какой же тогда у нее муж? – с удивлением спросила Света, уставившись на подруг.

– Наверняка Геракл какой-нибудь, – заключила Ника и посмотрела на контейнер с паровыми котлетами взглядом голодного волка. – Девочки, если я сию же минуту не положу хоть одну котлету в рот, то захлебнусь своей собственной слюной.

– Ой, действительно, – закудахтала Света и начала суетиться вокруг подруги, как наседка, одновременно наполняя котлетами тарелку, а заодно и рот Вероники.

Через две недели Вероника уже сама ходила на процедуры и изводила доктора нытьем о том, что ей уже давным-давно пора на выписку.

– Я чувствую себя совершенно здоровой и только зря занимаю место в палате. Вдруг кто-нибудь больше, чем я, нуждается в этой койке? Виктор Иванович, миленький, хуже нет для здорового человека запаха карболки и вида противных иголок. Клянусь, я дома буду выполнять все ваши предписания, даю честное благородное слово.

– Вероника, я очень прошу, избавь меня, пожалуйста, от того, чтобы я запер тебя в палате на ключ. Будешь сидеть в одиночке на пару с ночным горшком. Или дождешься, переведу в общую палату токсикологии. Скажи спасибо, что я тебя вообще сумел к себе в отделение забрать, радоваться нужно, а не скулить. Мне, как специалисту, виднее, что сейчас для тебя лучше, а что хуже. Придет время, и я сам вздохну с облегчением, что наконец избавился от такой беспокойной пациентки, как ты. Потерпи еще недельку и лети на все четыре стороны. Но в данный момент я отвечаю за твое здоровье, и мне совсем не хочется через пару недель снова встретиться с тобой и с твоим рецидивом.

– Нет, бессердечные вы все-таки люди, врачи! – ворчала в которой раз Вероника и плелась в свою палату.

Она уже давно перечитала все детективы, которые сюда притаскивал Роман, и поэтому изнывала от скуки. Смотреть телевизор ей пока запрещали, поэтому вход в холл, где стоял ящик, ей был заказан. От скуки она бесконечно что-то жевала и уже с подозрением косилась на свою задницу, когда принимала душ.

– Черт побери, еще не хватало разожраться здесь, как корове. Нужно спросить у медсестры, может, здесь тренажерный зальчик есть? Похожу, растрясу свои накопления, если, конечно, Виктор Иванович разрешит. А то от него только и слышно: не волноваться, не напрягаться, не торопиться. А что же вообще тогда делать? Лежать и тихо умирать от ужаса, что твоя фигура превращается в предмет неопределенной формы?

Вероника ждала в гости Юльку и Романа. Сергей тоже обещал заскочить, если появится свободная минутка. Ему очень хотелось рассказать Нике все, что произошло на самом деле, но врач строго-настрого запретил волновать девушку. По этой причине Вероника дымилась от любопытства, а у Никитина распух язык, как от чесотки. Но следователь держался, словно стойкий оловянный солдатик, сколько его Вероника ни уговаривала рассказать хоть самую малость.

– Придет время, и все узнаешь, – успокаивал ее Никитин. – У меня тоже к тебе уйма вопросов, и мне хотелось бы как можно быстрее получить на них ответы, но, как видишь, я достаточно терпелив, хотя, если честно, оно, то бишь терпение, подходит к концу.

Сергей с Романом за это время еще больше сдружились.

Юля приехала одна, что немало удивило Нику.

– Ты что это, в таком положении вздумала на общественном транспорте мотаться? – отчитала Ника подругу. На что та только улыбалась.

– Не волнуйся, мне везде место уступают, я прямо балдею от такого внимания к своему животу. Гляди, на бегемота становлюсь похожа, врач ругается, что слишком много прибавляю. А своим ходом ездить намного удобнее, чем в машине, меня, между прочим, в ней укачивает. И двигаться мне полезно, врач говорит, легче рожать будет. Правда, она потихоньку меня подготавливает к тому, что придется кесарево сечение делать, но это пока под вопросом, все решится, когда дело ближе к родам подойдет.

– Страшно, Юль? – Ника уставилась на подругу широко открытыми глазами.

– А чего бояться-то? Не я первая, не я последняя. Лишь бы с малышами все в порядке было, а остальное суета, – засмеялась Юля, но в глазах мелькнула некоторая тревога. – Ума не приложу, как я с двумя буду управляться?

– Слушай, Юль, а тебе еще не сказали, кто там, мальчики или девочки?

– Один мальчик, это точно, а второй спинкой лежит, не видно. Но я так рада, что один мальчик, ведь Вадим так сына хотел.

– Что значит – хотел? Он что, сейчас, думаешь, уже не хочет? – взъершилась Вероника. Ты, подруга, брось раньше времени панихиду заказывать. А еще говорила, что любишь Демидова. Не стыдно тебе?

– Ничего мне не стыдно, – огрызнулась Юля. – Побыла бы в моей шкуре, я бы посмотрела на тебя. Думаешь, легко мне сейчас? Я даже не могу к нему ходить после того, первого раза. Как увидела его в таком состоянии, чуть там же не родила. Каждую ночь от кошмаров вскакиваю. Так и кажется, что вот сейчас позвонят из больницы и скажут: Юлия Андреевна, поздравляем, вы вдова…

– Юль, ты потерпи немного, это у тебя от беременности такое сейчас настроение, а вот родишь, и все твои страхи, всю твою меланхолию как рукой снимет. Не будет времени на такие глупости. Но верить в то, что Вадим будет жить, ты просто обязана, ради детей обязана.

– Он и сейчас живой, только толку-то? – махнула Юля рукой и заплакала. – Не знаю я, Никусь, что со мной творится, прямо как вареная курица стала, ничего не хочу, ничего меня не интересует. В чем дело, ума не приложу, прямо хоть ложись рядом с Демидовым и помирай. Что-то сломалось внутри, пока за решетками сидела. Все думала: и на хрена козе баян? Не жила богато, нечего было и начинать.

– Юлька, ты хоть соображаешь, что несешь? Ведь ты же не за деньги замуж выходила, ты же любишь Демидова.

– В том-то все и дело, что люблю, – тяжело вздохнула Юля и вдруг схватилась за живот и замерла.