Слезы Макиавелли - Кардетти Рафаэль

— Вот если бы здесь была Аннализа, она бы сразу разобралась, кто из нас двоих самый утонченный!

— Заткнись, Чиччо!

— Не ревнуй, Никколо. Ты не можешь соперничать с моим мужским обаянием! А потом, что-то мне не нравятся твои новые духи. Может быть, слишком много мускуса…

Потеряв терпение, Макиавелли схватил приятеля за ногу и дернул на себя изо всех сил. Гвиччардини не успел даже вскрикнуть, как оказался посреди кучи гниющих отбросов.

Он поднялся весь перепачканный, вне себя от досады:

— Что ты наделал! Я меньше месяца назад отдавал эти штаны в стирку! Их можно было носить еще месяца полтора. Ну я и вляпался!

— Будешь знать, как распускать язык!

— Всегда одно и то же! Мне вечно затыкают рот, — заныл Гвиччардини.

Макиавелли не удостоил его ответом и осторожно двинулся вперед. Его сообщник кое-как плелся за ним, подпрыгивая всякий раз, когда какой-нибудь грызун, потревоженный во время пиршества, удирая, задевал его сапоги.

Дверь не была заперта. Слева трухлявая лестница вела на второй этаж. Перед ними была главная комната, где в страшном беспорядке валялись кисти и холсты. Пол и стены были покрыты широкими потеками краски, застывшими, словно потоки разноцветной лавы.

В таком беспорядке невозможно было определить, обыскивали ли комнату до них. Если даже и обыскивали, то такая задача могла обескуражить людей Малатесты.

Только одно место было свободно от хлама. В центре, освещенная скупыми лучами света, которым удалось пробиться сквозь толстый слой грязи, покрывавшей стекла, возвышалась картина. У подножия мольберта валялся пестик, который использовали для растирания красок, и палитра, вся в засохших мазках.

Гвиччардини стал осторожно подниматься по лестнице. Одна за другой ступени прогибались под его весом, но чудесным образом ни одна не обвалилась. Взобравшись на второй этаж, он заглянул в крохотную спальню. Никаких следов борьбы там не оказалось.

Тогда он спустился вниз и направился прямо к картине. Завернул полотно в грязную тряпку, валявшуюся на полу, и со свертком под мышкой вышел из комнаты.

— Не для того я потратил столько сил и испачкался в дерьме, чтобы уйти отсюда с пустыми руками. Я присоединю ее к остальным трофеям, которые украшают мой кабинет для занятий.

Не оставив приятелю времени для возражений, он продолжал:

— Он все равно уже умер, Никколо. А картина будет сожжена вместе со всем барахлом, если останется здесь. А потом, скажи мне, кому нужна такая мазня?

Макиавелли знал, что его не переубедить. И потом, картина и впрямь никому не нужна. Он прошел в соседний двор и знаком велел Гвиччардини передать ему полотно. И в этот миг главная дверь с грохотом распахнулась. Мастерская наполнилась гневными голосами, и кто-то бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Перепуганный Гвиччардини кое-как забрался на забор. Он оказался как раз на уровне спальни Рафаэлло дель Гарбо. То, что он увидел в окно, заставило его побледнеть.

Два очень светлых глаза холодно уставились на него через оконный проем. Не думая о том, что ждет его внизу, он прыгнул в пустоту.

7

В кабинете для занятий Пьеро Гвиччардини Мадонна производила поразительное впечатление. Прислоненная к книжным полкам, картина преобразила всю комнату. Макиавелли был потрясен сиянием, исходящим от полотна, его словно не касалась покрывавшая все грязь, которая пришлась бы по вкусу самому мерзкому обитателю ада.

— Благочестивая картина — в твоем доме! Глазам своим не верю! А вообще-то чему удивляться: кажется, ты стал еще большим святошей, чем Тереза, после того как тебе посчастливилось послушать проповедь Савонаролы!

Видя, что его слова никак не подействовали, он добавил:

— Лучше всего было бы сжечь все, что вокруг, оставив только картину. Тогда контраст не был бы таким разительным.

Гвиччардини поморщился от нападок друга, хотя в глубине души он скорее гордился тем, что тот уделяет столько внимания его врожденной любви к беспорядку. Такой гуляка, как он, непременно должен был чем-то прославиться, и его грязное жилище очень этому способствовало. Однако он счел необходимым ответить колкостью на колкость:

— Что это на тебя нашло? Сегодня ты прямо остряк. Неужто Всевышний наконец одарил тебя чувством юмора? Совсем недавно, стоя по колено в дерьме, ты был не так красноречив.