Батумский связной - Александрова Наталья

Вольский внимательно посмотрел на Бориса и отвел глаза.

– Как же вам удалось уйти?

– А почему вы не ответите на мой вопрос: почему меня встретили выстрелами? Что у вас происходит? Насколько я знаю, мой предшественник был убит при невыясненных обстоятельствах. Вы что – решили прекратить сотрудничество? Тогда я сообщу…

Борис блефовал и намеренно сделал паузу, потому что не знал имени человека в Батуме. Но Вольский нервничал, это было видно по тому, как он заговорил торопливо и сбивчиво:

– Послушайте, совершенно ни к чему сообщать в Батум. Это наша, местная, проблема, и мы ее непременно решим. Прекращать сотрудничество мы не собираемся, напротив, будем расширяться…

– Но тогда нужно тщательно проверить канал, по которому вы переправляете курьеров. – Борис намеренно говорил агрессивно, не давая Вольскому усомниться в том, что он настоящий курьер.

– Вы подозреваете, что вас выдали татары?

– Не могу сказать с уверенностью, но обратно я с ними ни за что не поеду. Дождусь «Пестеля», вернусь нормальным пассажиром. Если вы сделаете мне хорошие документы, то я ни у кого не вызову подозрений.

– Но у вас будут камни, за месяц скопилась большая партия…

– Тем более, ни за что не выйду в море с татарами! Они могут просто утопить меня за камни, как котенка.

– Не нужно так говорить. – Вольский понизил голос. – Вы же знаете, что это все делается для татар. Мы с вами в данном случае – только наемные работники.

Борис держал ушки на макушке, стараясь, во-первых, не проговориться Вольскому, что он никакой не курьер, а во-вторых, узнать побольше о том, что же это за странная организация. С одной стороны – камни, то есть драгоценные камни тайно переправляют в Батум. С другой стороны – татары. Непонятное сочетание…

– Я не доверяю татарам, – упрямо повторил он, – хотя здесь, в Крыму, они основное население.

– В этом все дело! – горячо начал Вольский, но оглянулся на обитателей кофейни и замолчал. – Вашего предшественника убили прямо здесь, в городе, и татары не имеют к этому никакого отношения.

– Вам ничего не удалось узнать о его смерти?

– Абсолютно ничего, – вздохнул Вольский. – Мои люди допрашивали хозяина гостиницы, но он умер.

– Они запытали его до смерти? – презрительно процедил Борис.

– Не совсем так. Они даже не начали допрос, у него просто оказалось слабое сердце.

Борис отметил про себя, что о лакее Просвирине Вольский не сказал ни слова, и задал еще один вопрос:

– Так за месяц и не выяснилось, почему его убили?

Вольский посмотрел на Бориса удивленно:

– Почему его убили – понятно, ведь при нем были камни, то есть в тот раз один бриллиант, а после его не нашли…

– Ах вот как? – пробормотал Борис.

– Поэтому мы и считаем, что ждать «Пестеля» рискованно, он прибудет из Ялты только через три дня… Мы хотели бы, чтобы вы отправились этой ночью.

– Об этом не может быть и речи, – твердо ответил Борис. – Пока вы не обезопасите канал, я буду пользоваться «Пестелем». Кстати, вы так и не сказали, куда делись ваши люди, которые должны были меня встретить на берегу.

– Это случайность, роковая случайность, – забормотал Вольский, – их взяли на рынке по подозрению в мелкой краже…

– Вы держите у себя на службе мелких воришек? – Борис презрительно поднял брови.

– Нет, – твердо ответил Вольский, – но…

– Но тогда не пора ли сменить способы и персонал? Или это решаете не вы?

Борис попал в точку. Вольский как-то съежился и побледнел.

– Итак, решено: я буду ждать «Пестеля».

– Связь будем держать через баронессу, – буркнул Вольский и ушел не прощаясь.

Борис посидел еще немного в кофейне, допил кофе и тоже вышел. Не спеша добрел он до гостиницы «Таврида», в «Париж» решил не соваться, и снял там номер. При входе налетел на него какой-то развеселый мелкий торговец с коробом, в котором Борис узнал Саенко.

– Я извиняюсь, господин хороший, – улыбался во весь рот Саенко, – не желаете ли приобрести?

– Давай, неси ко мне, – распорядился Борис.

В номере Саенко раскрыл короб и выдал Борису белую грузинскую рубаху навыпуск и картуз.

– А штаны и ботинки ваши я из слободки принес. Они крепкие, а то чего ж новые покупать-то, денег не напасешься, – ворчал тихонько прижимистый хохол. – Сейчас в этой одежонке дуйте прямо к Аркадию Петровичу в контрразведку, а я послежу, нет ли хвоста за вами.

Операция прошла удачно, никто за Борисом не следил. Горецкий ожидал его в кабинете с нетерпением.

– Знаю, что не дело это – в контрразведке нам встречаться, но в следующий раз придумаем другое.

Горецкий внимательно выслушал рассказ Бориса и задумался.

– Значит, они переправляют в Батум бриллианты. Именно этим занимался Махарадзе. И с таким человеком связался Исмаил-бей. Какая неосторожность!

– Он за это поплатился, – спокойно заметил Борис. – Вопрос: откуда они их берут, бриллианты эти?

– Здесь, в Крыму, бриллиантов у людей полно. Уж не знаю, как они их через красных провозят, это отдельная история…

– Зато я знаю, – усмехнулся Борис, – уж не в кармане. Некоторые аж в задницу прячут.

– Вот именно. И никто не собирается здесь эти бриллианты продавать – берегут на случай эвакуации. Стало быть, бриллианты эти наша компания получает незаконным путем – грабят людей или обворовывают. Но кто – сам Вольский? Очаровательная баронесса Штраум?

– Татары, – подсказал Борис. – Как хотите, все дело в татарах. Вольский мне намекнул. И потом, когда я пугнул его, что нажалуюсь там, в Батуме, и те свернут дело, он просто испугался. Очевидно, те люди, на которых он работает, шутить не любят и ошибок не прощают.

– Говорите, у Махарадзе был в тот раз один бриллиант, очень крупный, в двадцать каратов?

– Вольский уверен, что его убили из-за него. Но за каким чертом они еще и список прихватили? Обошлись бы бриллиантом, сколько бы нам времени сэкономили, – злился Борис.

– Да, в общем-то с бриллиантами было бы обычное уголовное дело, если бы не замешались тут татары, – произнес Горецкий. – До чего глупы люди! Думают, раз сбежали от красных, то все беды позади. И начинает дама какая-нибудь блистать в театре или в военном собрании, где каждую субботу оркестр играет. С таким трудом через красных пронесли, а тут понавешают на всеобщее обозрение драгоценностей и радуются! Думают, опять все стало как раньше. Никогда уже не будет как раньше! – жестко произнес Горецкий.

Борис опять удивился перемене его лица. Опять в глазах была грозная сила, скрываемая пенсне, и профиль приобрел чеканность, как на старых римских монетах.

– Значит, так, Борис Андреевич, – Горецкий опять надел пенсне и стал похож на профессора, – я тут посовещаюсь с этим самым специалистом по татарскому вопросу, возможно, он сумеет прояснить ситуацию. Вопрос напрашивается сам собой: они переправляют бриллианты в Батум и там продают, но вот что они получают взамен?

Они встретились вечером в Карантинной слободке. Горецкий был мрачен и не скрывал этого.

– Ну, Борис Андреевич, подозревал я нечто подобное, но действительность превзошла все мои самые мрачные ожидания. Оказывается, давно уже в городе действует, и весьма успешно, целая банда. Они грабят и убивают людей, причем от остальных бандитов отличаются тем, что охотятся только за драгоценностями, преимущественно бриллиантами. Просмотрел я записи в полицейском участке, любопытные вещи узнал. И что самое ужасное – ни одно дело не раскрыто! А насчет того бриллианта, что у Махарадзе забрали, то вот, смотрите. – Горецкий протянул Борису листок бумаги.

«Дело об убийстве статского советника господина Романовского А.Ф. с супругой, каковое имело место июля семнадцатого дня сего года в Очаковском переулке.

Мною, полицейским приставом Ахромеевым, обследованы два мертвых тела, обнаруженные дворником Сейфутдиновым в гостиной наемной квартиры. Оба мертвые тела имеют следы ножевых ранений в области груди и шеи, каковые ранения и послужили причиною смерти…»

Листок, как живой, задрожал в руках Бориса.

– Что? – закричал он. – Их убили? Романовского Александра Федоровича и жену его? А Варя? Ведь она же была с ними, мне точно говорили…

– Не было с ними никакой девушки. – Горецкий успокаивающе положил руку на плечо Бориса. – Известно точно, что приехали они в Феодосию вдвоем, снимали квартиру в Очаковском переулке. Там их и убили. Забрали драгоценности и деньги, причем из драгоценностей был у жены Романовского замечательной работы старинный кулон с бриллиантом карат в двадцать. Свидетели показали, что видели его на ней незадолго до убийства в Дворянском собрании. Эх, суетность женская! – горестно вздохнул Аркадий Петрович.

– Но где же сестра моя, Варвара где? – вопрошал Борис. – Теперь уже никто не узнает, где они с ней расстались…

Они посидели немного молча, потом Горецкий кашлянул и спросил разрешения продолжать.