Тьма над Петроградом - Александрова Наталья

– Ша, братва! Прекратить сей момент этот кагал! Якорь вам в глотку! Вы анархисты или базарные торговки?

Зал на мгновение затих.

– Если вы анархисты – дайте высказаться этому братцу! Он имеет до вас пару слов от свободных анархистов Житомира!

Из зала снова понеслись выкрики:

– Пущай говорит!

– Нечего всяким-разным слово давать! Может, он только на словах анархист!

– Ша! – снова рявкнул матрос. – Дадим братцу слово, или я сильно рассержусь! – И он с угрожающим видом поднял над головой зажатую в кулаке лимонку.

Зал снова затих, и бородач заговорил:

– Меня, братцы, послали к вам свободные анархо-синдикалисты Житомира, чтобы раз и навсегда решить вопрос об отношении к власти большевиков…

Зал снова взорвался криком:

– Какой может быть вопрос? Мы на этот вопрос уже дали свой сугубо отрицательный ответ…

– Кто дал, а кто нет… и вообще, анархо-синдикалисты не настоящие анархисты, они страдают правым уклоном…

– Никаким не правым, а левым…

Дальнейшие слова житомирского представителя невозможно было расслышать.

– Извиняюсь, братец, – обратился Борис к стоящему рядом человеку в потертом бушлате, который не принимал участия в бурной дискуссии и вообще производил впечатление почти нормального, – где я могу найти Игната Кардаша? У меня для него письмо…

Человека в бушлате как будто подменили. Он побагровел, сжал кулаки и двинулся на Бориса:

– Ты как сюда попал? Тебя кто пустил на свободный сход честных анархистов? Всех сторонников этого перерожденца мы уже вымели отсюда поганой метлой! Братцы! – Он оглянулся по сторонам. – Среди нас анархо-фундаменталисты! Лазутчики Игната Кардаша!

Заполнявшие зал анархисты мгновенно забыли о своих разногласиях и дружно набросились на чужаков. Борис и Серж, став спиной к спине, пробивались к выходу из зала. К счастью, рядом с ними оказалась какая-то незапертая дверь, они проскочили в нее, скатились по лестнице и вылетели на улицу.

Переведя дыхание, отряхнулись и оглядели друг друга.

Им удалось отделаться несколькими синяками и ссадинами, что совсем немного, если учесть количество анархистов и их боевой задор, однако результат разведки оказался нулевым – они ничего не узнали о Игнате Кардаше, кроме того, что тот не пользуется популярностью среди других анархистов.

– Ну что, товарищи граждане, – окликнул их Саенко. – Смотрю, что не получилось у вас с теми анархистами разговора… Ох и подлый же народ! Надо же, как накостыляли! Надо будет вам сырого мяса приложить, очень от синяков помогает!

– Обойдется! – отмахнулся Борис. – Не знаю вот, как теперь к этим анархистам подкатиться. Второй раз они нас не пустят…

– Может, у меня лучше получится? – задумчиво проговорил Саенко.

– Не советую, – возразил Борис, проверяя языком шатающийся зуб. – А что это у тебя такое?

Саенко тащил на плече какой-то завернутый в рогожу громоздкий инструмент.

– Дак точило, – ответил Пантелей, скидывая рогожу. – Хорошее такое точило, с ножным приводом. Что хочешь наточить можно… по случаю раздобыл, у одного земляка на астролябию выменял!

– На что? – изумленно переспросил Борис. – А астролябия-то у тебя откуда?

– Долго рассказывать, – отмахнулся Саенко. – Так что попробую-ка я с теми анархистами познакомиться… – Он снова взвалил точило на плечо и пошел по улице, нараспев выкликая: – Точу ножи, ножницы! А вот кому чего поточить! Точу ножи, но-ожницы!

Таким нехитрым манером он дошел до анархистского клуба, огляделся по сторонам и нырнул в подворотню, которая вела во двор княжеского дворца.

Встав посреди двора, Саенко поставил перед собой точило, запрокинул голову и завел на манер оперного тенора свою арию:

– Точу-у ножи-и…

Не прошло и пяти минут, как из задней двери дворца, воровато оглядываясь, выскользнул тощий длинноволосый субъект в поношенной студенческой тужурке, подбежал к Саенко и, вытащив из потертого сапожного голенища зазубренный мясницкий нож, протянул его Пантелею Григорьевичу:

– Ну-ка, братец, того… наточи мне инструмент, а то без него в дискуссии несподручно участвовать!

– Известное дело. – Саенко солидно кивнул. – Как же на дискуссию без инструмента? Не извольте беспокоиться, как бритва будет! На всякую будет надобность пригодно, хочешь – колбаски порезать, хочешь – бороду брить, хочешь – в дискуссию вдариться… – Он придирчиво осмотрел нож и принялся за работу, проговорив: – А вы, извиняюсь, гражданина Кардаша не изволите знать? Тоже из ваших, из антихристов… то есть, извиняюсь, из анархистов…

Клиент дико взглянул на Саенко, выхватил у него недоточенный нож и скрылся за той же дверью. Однако на его месте тут же появился другой – рыхлый толстяк с длинными обвислыми усами.

– Вам инструмент поточить? – проговорил Саенко. – На дискуссию торопитесь?

– Точно! – подтвердил толстяк и протянул Пантелею хлебный нож. – Мне бы поострее…

– Сделаем! – Саенко принялся за работу и тут же повторил свой вопрос – не знает ли его клиент Игната Кардаша.

– Кардаша? – Анархист подозрительно взглянул на точильщика. – А на что тебе этот Кардаш? Ты, как представитель угнетенных народных масс, должен своим здоровым нутром чувствовать всю его гнилую буржуазную сущность!

– Это вы верно говорите, – кивнул Саенко, переворачивая нож и принимаясь за другую сторону. – Нутро у меня здоровое, сроду ничем не болел, окромя похмелья, а у него самая как раз гнилая сущность, поскольку мне этот Кардаш денег должен несметное количество. Пять с половиной мильонов! Это уж не знаю, сколько на новые червонцы получается. Я ему столько всякого… инструмента наточил, а он обещал к пятнице расплатиться – и поминай как звали!

– Да, братец, можешь со своими денежками распрощаться! – ухмыльнулся толстяк. – Кардаш теперь в Питер ни ногой! Ему сюда лучше не соваться – многим насолил! Да только… – анархист понизил голос, – да только он сюда и не хочет. Ему в Голубкине хорошо, он там устроился, как царь Салтан. Живет – как сыр в масле катается! Вроде коммуна анархическая, а на самом деле – самая настоящая тирания!

– В Голубкине? – переспросил Саенко. – Это где ж такое будет Голубкино?

– Да ты уж не собрался ли туда за своими мильонами? – усмехнулся анархист.

– А что ж – бросить такие деньги? Мы люди небогатые, деньгами швыряться не приучены…

– Забудь, братец! У него там охрана с пулеметами, как кто посторонний появится – палят без разговора!

– А все-таки где же это Голубкино?

– Бывших графов Кутайсовых имение возле Луги. А только я тебе не советую…

– Ну, за совет – спасибо, а ножичек ваш готов! Позвольте двести тыщ за работу…

– Ну, братец, больно много! – проговорил анархист, любуясь ножом. – Хорошо наточил, душевно! Зайди за деньгами в пятницу!

– Ох и подлый же народ эти анархисты! – повторил Саенко, проводив толстяка взглядом.

Он снова взгромоздил точило на плечо и покинул дворцовый двор.

Встретив ожидающих его Бориса и Сержа, сообщил, что ему удалось выяснить.

– Голубкино так Голубкино! – проговорил Серж. – Хорошо, что не Рио-де-Жанейро!

– Хозяин, водички не дашь напиться? – спросил Борис, перегнувшись через покосившийся забор.

Крестьянин, который гонялся по двору за курицей, остановился, приложил руку козырьком и посмотрел на приезжих.

– Водички? – переспросил он. – Водички – это можно. А вот дозвольте спросить, много ли ваша штуковина овса потребляет? Или ее сеном можно заправлять?

Борис усмехнулся, взглянув на автомобиль:

– Нет, сеном нельзя. Вот самогонкой, пожалуй, можно. Только если очень крепкой.

– Тю! Самогонкой! – повторил крестьянин. – На самогонке-то кто хошь побежит, то дело нехитрое! На самогонке-то и Глашка моя любую лошадь обгонит! У прежнего-то барина тоже такая штуковина была. Быстро бегала! Я этого, кучера, который при ней, спрашивал, да только он все не по-нашему говорил…

– А кто у вас сейчас в имении живет? – спросил Борис, принимая из рук хозяина ковш с водой.

– В имении? – Мужик насупился. – Басурманы!

– Мусульмане, что ли? – переспросил Борис.

– Зачем мусульмане? Эти… антихристы!

– Анархисты?

– А какая разница? Одно слово – басурманы! Много жен у них, как у татар. Наших парней смущают, к себе зовут. Мишка Зотов пошел, думал – ему тоже четырех жен дадут, так нет, надули! Привели к нему одну какую-то бабу – старая, страшная, как баба яга, да еще бородавка на носу! Тебе, говорят, другой не положено, вот выбьешься в начальство, тогда поглядим… в общем, как везде: одному начальству житье!.. Хоть большевик, хоть анархист, хоть черт с рогами, а как начальник – так ему и паек, и хоромы получше, и бабу попригляднее!..