Смерть Ахиллеса - Акунин Борис

— Хорошо-хорошо. Но что писать?

— Правду.

Ахимас встал за спиной у дрожащего чиновника.

Надворный советник пугливо оглянулся, но глаза вновь стали из черных серенькими. Должно быть, хитроумный господин Немо уже раскидывал мозгами, как будет выкручиваться.

— Пиши: «Я, Петр Хуртинский, повинен в том, что из алчности совершил преступление против долга и предал того, кому должен был верно служить и всемерно помогать в его многотрудном деле. Бог мне судья. Довожу до сведения Вашего императорского высочества, что…»

Когда Хуртинский дописал слово «судья», Ахимас ударом ладони переломил ему шейные позвонки.

Подвесил труп на шнурке от фрамуги. С удовлетворением посмотрел в удивленное лицо трупа. Неблагодарное занятие — валять дурака с Ахимасом Вельде.

Всё, дела в Москве были закончены.

С почтамта, все еще не сняв жандармского мундира, Ахимас отправил телеграмму monsieur NN по резервному адресу. Из газет было известно, что Кирилл Александрович еще вчера отбыл в Петербург.

Депеша была такого содержания:

«Расчет получен. Г-н Немо оказался недобросовестным партнером. Возникли осложнения с г-ном Фандориным из московского филиала компании. Требуется Ваше содействие. Клонов».

Поколебавшись, указал адрес в «Троице». Определенный риск в этом, конечно, был, но, пожалуй, в пределах допустимого. Теперь, когда известно, кто таков NN, вероятность двойной игры представлялась незначительной. Слишком важная персона, чтобы суетиться.

А вот помощь великого князя, действительно, нужна. Операция закончена, но не хватало еще потянуть за собой в Европу хвост полицейского расследования. Зачем это нужно будущему графу Санта-Кроче? Господин Фандорин чересчур сообразителен и быстр. Пусть его попридержат.

Потом заехал на Брянский вокзал, купил билет на парижский поезд. Завтра, в восемь утра, Ахимас Вельде покинет город, где выполнил свой последний заказ. Блестящая профессиональная карьера завершилась с подобающим размахом.

Вдруг захотелось сделать себе подарок. У вольного человека, тем более уже удалившегося от дел, могут быть свои слабости.

Написал письмо: «Завтра в шесть утра будь в „Троицком подворье“, что в Хохловском переулке. Мой номер седьмой, вход со двора. Постучи два раза, потом три, потом еще два. Уезжаю, хочу проститься. Николай». Отправил с вокзала городской почтой, обозначив на конверте: «Г-же Толле в собственные руки. Нумера „Англия“, угол Петровки и Столешникова».

Ничего, можно. Все убрано чисто. Самому, конечно, соваться не стоит — за Вандой могут негласно следить. Но скоро слежка будет снята и дело прекращено, об этом позаботится monsieur NN.

Сделать Ванде прощальный подарок — дать ей эти несчастные пятьдесят тысяч, чтобы почувствовала себя свободной и жила так, как ей нравится.

И, может быть, договориться о новой встрече? В другой, вольной жизни.

Голос, с некоторых пор поселившийся у Ахимаса в левой половине груди и до поры до времени заглушаемый деловыми соображениями, теперь совершенно распоясался. «А зачем расставаться? — шепнул он. — Граф Санта-Кроче это совсем не то, что Ахимас Вельде. Его сиятельству необязательно быть одному».

Голосу было велено заткнуться, но Ахимас все же вернулся в кассу, вернул билет и взял вместо него двухместное купе. Лишние сто двадцать рублей — пустяк, а путешествовать без соседей будет приятнее. «Ха-ха», — откомментировал голос.

Завтра решу, при встрече, приговорил Ахимас. Она или получит пятьдесят тысяч, или уедет со мной.

Вдруг вспомнилось: это уже было. Двадцать лет назад, с Евгенией. Только тогда, еще ничего не решив, он не захватил для нее коня. А теперь конь приготовлен.

Весь остаток дня Ахимас думал только об этом. Вечером лежал у себя в комнате и не мог уснуть, чего раньше никогда не случалось.

Наконец, мысли начали путаться, вытесняемые бессвязными, мимолетными образами. Возникла Ванда, ее лицо чуть колыхнулось и, неуловимо изменившись, превратилось в лицо Евгении. Странно, а он думал, что ее черты давно стерлись из памяти. Ванда-Евгения нежно посмотрела на него и сказала: «Какие у тебя, Лия, глаза прозрачные. Как вода».

От негромкого стука в дверь Ахимас, еще толком не проснувшись, рывком сел но кровати и выдернул из-под подушки револьвер. За окном серел рассвет.

Снова постучали — подряд, без интервалов.

Неслышно ступая, он спустился по лесенке.

— Господин Клонов! — раздался голос. — Вам срочная депеша! От monsieur NN!

Ахимас открыл, держа руку с револьвером за спиной.

Увидел высокого человека в плаще. Лица под длинным козырьком кепи было не видно, только по-военному подкрученные усы. Отдав пакет, посланец безмолвно удалился, скрылся в мутных предутренних сумерках. 

"Господин Вельде, расследование прекращено, однако возникло маленькое осложнение. Коллежский асессор Фандорин, действуя самопроизвольно, узнал ваше местонахождение и намерен вас арестовать. Об этом нам сообщил московский обер-полицеймейстер, запросив нашей санкции. Мы приказали не предпринимать никаких действий, однако коллежского асессора об этом не извещать. Фандорин явится к вам в шесть утра. Он придет один, не зная, что полицейской поддержки не будет. Этот человек своими действиями ставит под угрозу результат всей акции. Поступите с ним по своему усмотрению.

Благодарю за хорошо выполненную работу. NN"

У Ахимаса возникла два чувство: одно приятное, второе скверное.

С приятным все было понятно. Убить Фандорина — это красивый штрих в завершение послужного списка. И для дело необходимо, и давний счет закроет. Аккуратно получится, чисто.

Но вот со вторым чувством выходило сложнее. Откуда Фандорин узнал адрес? Ведь не от NN же. И потом, шесть часов — это время, назначенное Ванде. Неужто выдала? Это всё меняло.

Он посмотрел на часы. Половина пятого. Времени для подготовки более чем достаточно. Риска, конечно, никакого, все преимущества у Ахимаса, но господин Фандорин — человек серьезный, небрежность недопустима.

Опять же возникла дополнительная сложность. Убить того, кто не ожидает нападения, легко, однако нужно, чтобы Фандорин сначала ответил, откуда ему известен адрес.

Только бы не от Ванды.

Ничего важнее этого для Ахимаса сейчас не было.

С половины шестого он занял пост у окна, за шторой.

В три минуты седьмого в залитый мягким утренним светом двор вошел человек в щегольском кремовом пиджаке и модных узких брюках. Теперь Ахимас имел возможность рассмотреть лицо старого знакомца во всех подробностях. Лицо ему понравилось — энергичное, умное. Достойный оппонент. Только с союзниками ему не повезло.

Фандорин остановился у двери, вдохнул полную грудь воздуха. Зачем-то раздул щеки, выдохнул мелкими толчками. Гимнастика, что ли, такая?

Поднял руку и негромко постучал.

Два раза, три, потом еще два.

Эраст Петрович прислушался — тихо. Постучал снова. Ничего. Осторожно толкнул дверь, и она внезапно подалась, недобро скрипнув.

Неужели капкан пуст?

Выставив вперед руку с револьвером, быстро взбежал по лесенке в три ступени и оказался в квадратной комнате с невысоким потолком.

После яркого солнечного света комната показалась совсем темной. Справа темно-серый прямоугольник зашторенного окна, дальше, у стены — железная кровать, шкаф, стул.

Что это там, на кровати? Силуэт, накрытый одеялом. Кто-то лежит.

Глаза коллежского асессора уже привыкли к тусклому свету, и он разглядел руку, вернее рукав, безжизненно свесившийся из-под одеяла. Кисть в перчатке была вывернута ладонью вверх. На полу лежал револьвер «кольт», рядом растеклась темная лужица.

Вот это сюрприз. С тоскливо защемившим от разочарования сердцем Фандорин сунул в карман ненужный «герсталь», пересек комнату и отдернул одеяло.

Ахимас неподвижно стоял у окна за плотной занавеской. Когда сыщик постучал в дверь условным стуком, на душе сделалось мерзко. Значит, все-таки Ванда…

В комнате все было подготовлено для того, чтобы Фандорин не шарил взглядом по комнате, а сразу сфокусировал зрение в ложном направлении, повернулся спиной и убрал оружие.

Все три цели были благополучно достигнуты.

— Ну вот, — вполголоса сказал Ахимас. — А теперь руки на затылок. И не вздумайте поворачиваться, господин Фандорин. Убью.

Досада — вот первое чувство, охватившее Эраста Петровича, когда он увидел под одеялом примитивную куклу из одежды и услышал сзади спокойный, уверенный голос. Как глупо попался!