Золотой капкан - Гладкий Виталий Дмитриевич

У Малахова этот человек вызывал нервную дрожь. Было в нем что-то такое… такое – нет, этого Алексей объяснить не мог, как ни пытался. Одни глаза вербовщика чего стоили. Малахову казалось, что на него смотрит голодная потревоженная змея, у которой брачный период. А в это время змеи самые опасные и непредсказуемые.

Вербовщик явно был сильной, незаурядной личностью. И, как показалось Алексею, он ни во что не ставил ни гестаповцев, ни начальника лагеря. Это было удивительно, потому как Малахов не сомневался, что вербовщик – русский. Тогда откуда у него такая власть и тяжеловесная, жесткая уверенность?

– Послушайте… – продолжал вербовщик. – Мы не посягаем на ваши убеждения. Это ваше личное дело. Но, как истинный патриот, вы не вправе отказать в помощи уставшим от войны, разрухи и насилия людям, соотечественникам.

Он подошел к Алексею, и тяжелым гипнотизирующим взглядом уставился ему в лицо. Малахов почувствовал, как к горлу подкатил ком. Только большим усилием воли Алексей подавил страх, зародившийся где-то в глубинах подсознания.

И вдруг тощий вербовщик резко отшатнулся. Сильное удивление, быстро перешедшее в испуг, изломало морщины его лица; он побледнел до синевы. Какое-то время вербовщик стоял неподвижно, беззвучно шевеля губами, словно пытаясь что-то сказать. Затем, опомнившись, он быстро схватил со стола личное дело Алексея и принялся торопливо читать…

Комната смахивала на больничную палату: светло-серой окраски стены, узкая кровать с жесткой металлической сеткой, стул, тумбочка, возле двери плетеная проволочная урна. Только небольшое окно, забранное прочной чугунной решеткой, да массивная дверь с амбразурой глазка посередине разрушали иллюзию мирного больничного покоя.

Уже вторую неделю Алексей томился в этой комнате, в полном неведении причины, побудившей лагерное начальство заточить его в комфортабельную одиночную камеру. Алексея заставили помыться в бане, переодели в добротный серый костюм, кормили досыта. Каждое утро к нему заходил седой согбенный человек в белом измятом халате – парикмахер. Сноровисто взбив мыльную пену в фаянсовой чашке с потускневшей позолотой на стенках, он мягкими вкрадчивыми движениями накладывал помазком белые хлопья на подбородок и щеки. Затем парикмахер с минуту колдовал над золингеновской бритвой, подправлял лезвие на ремне-точилке. А потом молниеносными, выверенными взмахами узкой полоски сверкающей стали с неимоверной быстротой уничтожал растительность на лице Алексея.

Несколько раз Алексей пытался заговорить с ним, благо охранник оставлял их наедине, замкнув дверь. Но парикмахер, казалось, был глух и нем – бесстрастное лицо, отсутствующий взгляд, ни одного лишнего движения.

Кроме парикмахера, три раза в день его одиночку посещала миловидная особа лет двадцати пяти с судками с пищей, такая же неразговорчивая, как и брадобрей.

По истечении второй недели, вечером, в комнату вошел сухопарый вербовщик РОА в сопровождении все той же девицы. Она несла в руках поднос с бутылкой «мартеля», двумя рюмками и бутербродами с ветчиной и сыром. Оставив все это на тумбочке, девица бесшумно удалилась, плотно прикрыв дверь.

– Удивлены? – спросил вербовщик. Он присел на стул и закурил.

– Что вам от меня нужно? – резко спросил Алексей.

– Пейте… Вместо ответа вербовщик наполнил рюмки.

– Чудесный напиток… Концентрированная энергия солнечных лучей. – Он отхлебнул глоток. – Бодрит. Ну, что же вы? Не стесняйтесь.

– Спасибо. Я не пью.

– Компания не устраивает?

– Я этого не сказал.

– Но подумали. Впрочем, это не столь важно… Вербовщик поискал глазами пепельницу, не нашел, и, поморщившись, стряхнул пепел на пол.

Некоторое время он пристально рассматривал Алексея. Затем, осушив рюмку до дна, вербовщик спросил:

– Сколько вам лет?

– Двадцать девять.

– Завидую. Молодость. Да-да, по сравнению со мной вы еще юнец…

– Если вы хотите завербовать меня в РОА, то не стоит тратить времени попусту.

– С чего вы взяли? Отнюдь. Я бы мог предложить вам кое-что получше.

– Представляю… Хочу вас уверить, что моя кандидатура вовсе не подходит на роль изменника Родины.

– Слова, все это слова, молодой человек! А что касается кандидатуры… Ваша фамилия Малахов?

– Допустим.

– Зачем вы меня обманываете?

– Я сказал правду.