Угол падения - Андреева Наталья

— И какие выводы вы делаете из происшедшего, Вячеслав Олегович?

— Я вас допрашиваю или вы меня?

— Давайте, Слава, не будем играть в детскую песочницу: мы взрослые люди, занимаемся одним делом. Произошло все на вашей территории, но люди из Москвы дело могут запросто забрать. К тому же народ приехал сюда отдыхать. Может, оставите несчастных в покое?

— Я должен все оформить как положено. Не каждый день от несчастного случая умирает один из руководителей крупной фирмы.

— Значит, вы пришли к выводу, что это был несчастный случай?

— А что? Все свидетели показали, что Сергеев был пьян, на ногах не держался, часто ходил на балкон покурить. Не удержал равновесие, свалился, наткнулся на стол. Эксперт констатировал, что смерть наступила от удара о тупой предмет. На столе кровь и частички мозгового вещества. Думаю, это несчастный случай.

— Не собираюсь вас разубеждать.

— Конечно, будет вскрытие, повторный допрос свидетелей. А больше я здесь задерживаться не собираюсь.

— Правильно. Забирайте тело, женщину покойного коммерческого директора и — с Богом!

— Значит, вы тоже считаете, что это был несчастный случай?

— Как частное лицо предпочитаю не иметь версий. Несчастный случай так несчастный случай.

— А вот некий Барышев Сергей Сергеевич говорит, что вы уже начали собственное активное расследование и что-то говорили о разорванной рубашке покойного и синяках. Это правда?

— Показалось. Показалось господину Барышеву, что я проявил к смерти Павла Петровича некий особый интерес. Чего только с похмелья не почудится, старший лейтенант. Так ведь? А с людьми я действительно разговаривал, да с какими людьми-то: с женщинами! Утешал, уговаривал, от истерики отпаивал. Публика нервная.

— Значит, Барышеву показалось?

— Несомненно.

— Что ж, тогда мы поедем. Я здесь нашу беседу записал, подпишите протокол, Алексей Алексеевич. Знаете где?

Леонидов с удовольствием поставил неразборчивый крючок там, где всегда заставлял расписываться других. «Всегда полезно почувствовать себя в шкуре того, кого обычно мучаешь сам: масса новых впечатлений. Теперь, пожалуй, стану добрее», — усмехнулся он про себя и вышел вслед за Семеркиным.

После разговора со старшим лейтенантом, Алексей решил заглянуть к Норе… Девушка явно что-то скрывала: уж больно уверенно она держалась, явно чувствуя за спиной чью-то поддержку. Возле дверей серебряковского люкса Леонидов неожиданно столкнулся с Костей Манцевым. Тот почему-то мгновенно отвел глаза и начал оправдываться:

— Вот, хотел помочь чемодан донести.

— Понятно. Конечно, разве можно оставлять беспомощную девушку одну… в таком горе. Значит, у нее все в порядке?.

— Да, все нормально. — Манцев обернулся и крикнул куда-то вглубь: — Нора, я взял чемодан.

Из комнаты донеслось невнятное воркование, и Алексей передумал туда заходить. Суета в холле уже улеглась: приехавшие сотрудники милиции покинули коттедж, отдыхающие оживились. Одна только Нора уезжала из санатория, остальные решили задержаться на пару дней, до похорон Сергеева. Леонидов удивился, что к Норе не присоединилась Калачева, но, видимо, так решил сам господин преуспевающий бизнесмен Илья Петрович. Наконец тело понесли в «скорую», кое-кто пошел рядом с носилками, наблюдая, как отправится в местный морг коммерческий директор, так любивший красивую жизнь и дорогие вещи. Одна красивая вещь, впрочем, полезла в ту же машину, правда брезгливо поджав накрашенные губы: Нора привыкла ездить на переднем сиденье шикарных автомобилей и чувствовала себя не в своей тарелке на жесткой лавочке фургончика. Леонидов краем глаза успел увидеть, как она обменялась многозначительными взглядами с Манцевым и быстро сунула ему в руку какую-то бумажку.

«Что бы это значило и кого она одурачила?» — усмехнулся про себя Леонидов, продолжая наблюдать за остальной публикой.

Ирина Сергеевна Серебрякова выглядела расстроенной больше других. Она-то охотно прервала бы отдых, но долг удерживал ее рядом с коллективом и с Леонидовым, которому Серебрякова обещала помочь в поисках истины. Сотрудники «Алексера» прекрасно понимали, что версия несчастного случая удобна всем, но ничего не объясняет.

На улице было темно, метель прекратилась, но мороз крепчал. Молодежь отчаянно замерзала в куртках и легкой обуви. Когда машины наконец тронулись в путь, многие откровенно вздохнули с облегчением и побежали в коттедж. На первом этаже сразу стало спокойнее, вместе с источником скорби исчезло и напряжение. Леонидов воспринимался теперь как свой, пострадавший, причастный к общим неприятностям и не имеющий отношения к следственной работе.