Дважды коронован - Колычев Владимир

– Закончили прием пищи! – голосом ротного старшины скомандовал рослый рыжеволосый зэк с глубокими морщинами как вдоль, так и поперек лба. Красная повязка на рукаве ватника говорила о многом.

– Видал, какая лажа! – скривился Барбос. – Козлы тут нами заправляют!

– Если бы только козлы, – сквозь зубы процедил Боб.

– Выходим строиться! – голосил «красноповязочник».

– Быстрей, быстрей! – подвывал ему долговязый мужик с оттопыренными ушами.

Спартак не доел и половину порции. Есть хотелось очень, но все-таки он не стал задерживаться, хотя поднялся из-за стола последним и спокойно, без суеты, влился в поток заключенных, который вынес его на плац перед столовой. Построение как в армии, «козлы» вместо старшин, где-то в сторонке под фонарем стоял офицер, наблюдал и контролировал.

Спартак встал в строй рядом с Барбосом, но это не помешало мутноглазому, походя, толкнуть его в плечо.

– Еще поговорим, клоун! – прошипел он на ухо.

– Не вопрос, – тихо отозвался Спартак.

Рядом с ним, с той стороны, где проходил мутноглазый, встал Хруст.

– Надо бы с ним поговорить, – шепнул он.

– Кто такой?

– Вор. Ссученный... Он у нас масть держит. Вместе с козлами.

– Весело живете.

– Да уж куда веселей...

Рисуясь перед строем, рыжеволосый «козел» повернул организованную толпу и повел ее сторону барака.

– Песню запевай!

Спартак озадаченно почесал затылок. Ну, в армии строевая песня – понятно. В дисбате – вообще святое дело. Но в зоне...

Знакомая песня. Из фильма «Бумбараш». В армии такую петь не приходилось, и слов Спартак не знал. Зато зэки хором подхватили припев.

Сильная песня. И актуальная. За всю страну Спартак драться не собирался, и рабочий класс его волновал постольку, поскольку нужно было поставить под себя мужиков. И заточки его не пугают. И к своей любимой он хочет вернуться... Лишь бы предстоящий бой не оказался последним.

Строй остановился перед калиткой в высоком решетчатом заборе, огораживающем двухэтажное здание, выбеленное известкой. Колючая проволока над забором, сейчас заключенные зайдут в барак, и калитка закроется на замок.

– Налево! Справа в колонну, по одному!

Зэки входили в калитку организованно, но до двери в общежитие доходили не все. Барбос и Боб свернули в курилку под шиферной крышей, куда от главного входа вела тщательно очищенная от снега бетонная дорожка. Спартак последовал за ними. Телок, похоже, спешил в теплое здание, но все-таки тоже пошел в ту сторону. И Хруст ко всем присоединился, и Дыня. Собралась целая толпа, но не только для того, чтобы перевести дух через фильтр сигареты; похоже, предстоял серьезный разговор. Вернее, Барбос хотел, чтобы он состоялся. Но события он не торопил.

Спартаку очень хотелось курить, но сигарет у него не было, а попрошайничать он не собирался. Впрочем, Барбос протянул ему «примочку» без фильтра.

– Я так понимаю, ты пустой, – сказал он, словно оправдываясь. Дескать, не должен угодничать, но положение обязывает.

– «Хабар» на складе, завтра, сказали, выдадут... – выпустив из легких дым, объяснил Спартак. – А завтра опять в кондей.

– Там Абакум сейчас. Его тоже по-черному гнобят, – с угрюмым видом сплюнул на снег Хруст. – Беспредел, в натуре. Ссученные здесь в почете, козлам – воля вольная.

– И много таких? – сухо спросил Спартак.

– Да каждый третий...

– В отряде сколько?

– Ссученных всего трое, – сказал Барбос. – Окунь, Финик, Абрек... Окунь авторитетным вором, говорят, был, короновать даже хотели. Но хозяин его сломал. По-черному прессовал, пока не сломал. И Финика сломал, и Абрека... Потому Окунь волком на тебя смотрит. Завидует он тебе, что ты не сломался.

– Значит, знает насчет меня, – сделал вывод Спартак.

– Вот и я думаю, что наводку на тебя дали, – кивнул Барбос. – Сам по себе Окунь – фуфло, но с ним козлы. А это целое стадо. У Медяка в свите четыре бойца, и еще мужиков десять собрать может. Крепких мужиков... Ну, вообще всех мужиков поднять может, потому что власть у него. Он вообще за отрядного здесь. Его все слушают.

– А ты?

– И я слушаю, – опустил голову Барбос. – Терпеть не могу, но слушаю. Я бы его на воле, падлу, на куски... Но здесь его власть. Если что не так, всех козлов своих впрягает. А если не справится, то и менты подтянутся...

– А бывает, что не справляется?

– Ну, пока вроде не было... Я тут недавно, – пожал плечами Барбос.

– Да, справляется, – скривил губы Боб. – Власть за ним и сила, потому и справляется. И Окунь помогает прессовать. Если что не так, опустят, и все дела... Тут барак петушиный есть, лучше застрелиться, чем туда попасть. А хозяин этому беспределу не мешает. Ему главное, чтобы порядок был. А порядок здесь, сам видишь, – вперед, и с песней...

– Я, это, чего сказать хотел, – спохватился Барбос. – Окунь за тебя зацепился, может, сегодня прессовать начнет. Ты за нас держись, – не очень уверенно сказал он. – Мы тут особняком, Боб у нас главный. Ты в законе, за свой титул держишься, мы таких уважаем. Так что, если вдруг что...

Барбос и хотел помочь Спартаку, но и страшно ему было. Поэтому и звучала в его словах надежда, что сегодня ничего не произойдет. Боб в какой-то степени уважаемый человек, он может договориться с Окунем, чтобы тот не трогал Спартака до завтра. А там его обратно в штрафной изолятор отправят, и все утрясется само собой...

Но Спартак был благодарен Барбосу и за такую поддержку. Только чутье подсказывало, что не успокоится Окунь, пока не сойдется с ним на ножах или пока в спину не ударит. Похоже, заказ на Спартака поступил – или от хозяина, или от кума. А Окунь всего лишь топор, которым ломают хребты...

– Я понял, что вы здесь особняком держитесь, – пристально посмотрел на Боба Спартак.

Тот отвел глаза. Он тоже одной своей половиной за вора, но другая не велит ему лезть в это дело. Потому и не обещает поддержку. Дескать, хватит и того, что Барбос об этом заикнулся.

– Только посреди проруби вы болтаетесь, а надо к берегу прибиться. Красный берег не для вас, черный – тоже. Но черный берег все-таки ближе. Вы – братва, у вас понятия. А то, что заяву подписали, так ничего страшного нет. Вы же не блатные, на верность черной масти не присягали. И то, что на промке работаете, не беда. В отрицалы вас никто не записывал. Так что ваша масть должна за бараком смотреть. Не черная у вас масть, но и не серая. Темно-серая масть, почти черная...

– А в козырях красная масть, бубны и червы, – невесело отозвался Хруст.

– Перебивать надо.

– Надо. Но как?

Насколько понял Спартак, Хруст больше всех в команде хотел дать бой «козлам». Хотел, хотя и побаивался. Но ведь можно его растормозить. И его, и всех...

– Решать надо, как... – задумчиво проговорил он. – Но это потом. Из кондея выйду, тогда и решать будем...

– Во! – оживился Барбос. – Мы к этому времени коны наведем, ну, чтобы знать, как и что...

Он искренне хотел помочь Спартаку взять власть, но, втайне от всех и даже от себя, надеялся, что из штрафного изолятора его выпустят не скоро. А если выпустят, то направят в другой отряд. А как иначе? Ведь здесь у Спартака единомышленники, и Аржанов узнает об этом, сделает выводы...

– Ну вот, тогда и поговорим, – отмахнулся Спартак. – Сейчас нам другой вопрос обсудить нужно. Тяжко в кондее. Холодно. И голод не тетка. А завтра опять... Надо бы поляну накрыть – ну, так, чтобы никто не знал. Оттянуться надо...

– С этим проблемы, – покачал головой Боб. – У Медяка с этим строго...

– Ну, можно отстегнуть ему... – Спартак полез под полу ватника, достал из выреза с десяток стодолларовых купюр. Деньги ему передал заряженный братвой надзиратель, на выходе из штрафного изолятора его не обыскивали, но на входе шмон точно будет. Тогда и вовсе без денег можно остаться.

– Фью! Ничего себе расклад! – облизнулся Дыня.

– Барыга нужен, который ханку может достать. Есть такой?

– Да есть, – кивнул Хруст. – Аладдин. Он из козлов, каптерка на нем, у него всегда все есть. Но и дерет в три шкуры...

– Да не в три, а в семь, – заметил Жбан.

– Можно у него каптерку на вечер взять. Но много возьмет, – в раздумье сказал Боб.

– На все гуляем! – подстегнул его Спартак.

– Ну, если на все, то можно замутить... И ханка будет, и петушка можно завалить, – оскалился Дыня.

– Не, только без петухов, – поморщился Хруст.

– Но хорошо бы до самых петухов.