Дважды коронован - Колычев Владимир

Снова менты отбили голову и ливер. Но игра стоила свеч. Он с пацанами смог разогнать козлиное стадо и сучье племя. Два трупа, трое с проломленной башкой, у одного колотая рана в животе.

Раненых нужно было вести в лазарет, но поднятые по тревоге менты блокировали локальную зону вокруг барака. Видимо, решили, что заключенные подняли бунт, и хотели дождаться спецназа. А Спартак взял за грудки Аладдина, вытряс из него весь запас водки, подогрел мужиков и отправил их на второй этаж выводить под корень актив соседнего отряда. Вот тогда и начался настоящий бунт. Сук и «козлов» избивали до полусмерти, выбрасывали из окон. И очень жаль, что смута не перебросилась на другие бараки, тогда Спартак мог бы сказать, что «разморозил» всю зону. А спецназовцы могли сказать, что убили главного зачинщика, если бы проявили большее усердие. Били они его со знанием дела, но до смерти так и не зашибли. Даже челюсть цела и глаза на месте, хотя их уже затягивает опухлость. Выбитые зубы он вставит, а сломанные ребра срастутся...

Сейчас он поднимется, смоет с лица засохшую кровь и ляжет на скамейку...

Но, с трудом поднявшись, Спартак понял, что до умывальника не дойдет. Дорога в полтора метра казалась ему сейчас непреодолимым препятствием. Зато на скамейку он лег. И плавно погрузился в обморок...

Вечером подали ужин – теплый чай без сахара и скудную пайку хлеба. Но Спартак даже не притронулся к нему. И на вошедшего ноль внимания. А ведь он должен был подниматься, приветствуя сотрудника колонии.

На ночь надзиратель отомкнул от стены нары, принес одеяло, и он смог улечься удобней и укрыться. Но лучше ему не стало, ночь прошла в горячечном бреду. Зато утром он с аппетитом позавтракал, даже сломанные зубы не помешали ему справиться с черствым куском хлеба.

А потом на смену заступил прикормленный надзиратель. Он принес телефон, и Спартак смог связаться с волей.

– Ты чего там шамкаешь? – встревоженно спросил Мартын. – Случилось что?

– Случилось. Ничего, дантисты еще не перевелись.

– Менты, да?

– Ну, вроде того.

– Хозяин?

– Точно не знаю...

– Хочешь, я узнаю. За сутки доедем. Где он живет, известно...

– Не надо его трогать. Пусть живет. Но... Деньги у тебя есть, найди человека, который может тебе помочь. В ГУИН обратись или еще куда. Короче, полковника нужно куда-нибудь перевести. Пусть на повышение, пусть в Москву, куда угодно...

Как ни крути, а полковник Аржанов – достойный соперник. Зона у него под полным контролем, черная масть в опале, служба внутреннего порядка держит зэков в узде. И вчерашнее событие стало для него всего лишь неприятным недоразумением. Этим небольшим штормом его лодку не раскачать, и сам по себе Аржанов не утонет – и будет его зона оставаться «красной», как бы Спартак ни старался. Скорее его самого забьют до смерти здесь, в камере штрафного изолятора. Или менты это сделают, или «козлы», неважно. В любом случае долго Аржанов терпеть его не будет.

– Я все понял, брат.

– Денег не жалей. Из тех денег, что на общак... Чем быстрей его отсюда уберут, тем лучше. Да, и главное, чтобы человека со стороны прислали. Чтобы «кум» на это место не раскатывался...

– Все сделаем как надо... Что, совсем туго?

– Туго, брат, туго. Но мы барахтаемся. Барак вчера «разморозил». Менты отгрузили под завязку. В штрафном тут мерзну... Но я не жалуюсь. Нормально все. – Немного подумав, Спартак с сарказмом добавил: – Только тебе такого не желаю...

– Ты, главное, держись. А мы все сделаем...

Спартак знал, что Мартын возьмется за дело. Но сможет ли он довести его до ума? Вот в чем вопрос.

Мухобойка валялась на подоконнике, не до нее сейчас начальнику колонии. Не поигрывает он ею, не похлопывает себя пластиковым прутиком по ладони. Нет в нем той снисходительности, как в первую встречу со Спартаком. Напряжен он, озадачен и больше посматривает на резиновую дубинку, что лежит на столе. Побаивается Спартака, опасается.

– Нельзя так тужиться. Или надорвешься, или обверзаешься, одно из двух. Или и то и другое.

– Это протест, начальник. Против ментовского беспредела протест.

Две недели назад к нему в камеру штрафного изолятора подсадили Жбана. Вернее, положили, потому что на ногах парень стоять не мог. Пацан уцелел в ночной бойне, но через два дня его жестоко избили «козлы», наверняка с подачи Медяка. И не в больничку его определили, а в карцер. Понятное дело, это была месть. По большому счету, Спартаку наплевать на Жбана, но на этом можно было сыграть. И он объявил голодовку.

На днях его попытались накормить силой, но Спартак раскидал ментов, за что позже поплатился. Четыре вертухая с дубинками отметелили его до состояния полного нестояния. Но накормить так и не смогли.

– Козлы распоясались, начальник, людей убивают. А кто их на людей натравливает? Менты на людей их натравливают. Вот и выходит, что ментовской и козлиный беспредел в зоне...

– Зато воровского беспредела нет... Вернее, не было. Пока ты не появился... Ты человека убил, Никонов. Своими руками убил. А скольких покалечил! А беспорядки в общежитии – чьих рук дело?

– Не знаю, начальник, о чем ты говоришь. Никого я не убивал.

– Есть люди, которые видели...

– А показания? Где показания? Где дело? – скривился Спартак.

Официальных показаний не было и быть не могло. Потому что даже при козлиных порядках стукачей не очень-то жалуют. Да и на законного вора в здравом уме никто не покажет. Потому и нет уголовного дела. По документам смерть Окуня прошла как несчастный случай.

– Я еще раз говорю тебе, начальник: заканчивай этот беспредел. А то ведь с голоду загнусь, комиссия будет... Ты же видишь, я не жалуюсь ни в какие комиссии, а мог бы. Ты убить меня хотел, сук натравил. Но я признаю, что это честная игра. Жестокая, но честная. Карцер – тоже все по чесноку. Зубы мне выбили – ну, бывает. Я же не жалуюсь... Но если загнусь, братва такой шум поднимет, что ты в два счета слетишь со своей должности. Да и на воле шум поднимут. Поверь, денег у нас много, а деньги сейчас решают все. И везде. Сила и деньги – очень мощный танк, тебя быстро на гусеницы намотает...

– Все это слова, Никонов. Одни слова. И не будет никакой комиссии. А с голоду ты не загнешься, силой тебя накормим.

Начальник колонии хотел еще что-то сказать, но на столе у него вдруг зазвонил телефон.

– Полковник Аржанов, – нехотя отозвался он. И вдруг вскочил с места, вытянулся в струнку. – Здравия желаю, товарищ генерал! Да, нормально все. Никаких происшествий. План даем!.. Ну, если вы считаете, то я готов... Ну-у! – просиял полковник. – У меня даже слов нет! Да, если назначат, я согласен... Приказ уже на подписи?! Конечно, согласен... Жду, товарищ генерал... Оправдаю доверие, товарищ генерал! Спасибо, товарищ генерал! – Он положил трубку, с очумелым выражением лица опустился в кресло, дрожащей рукой полез в пачку за сигаретами.

– А у тебя, начальник, что, видеотелефон? Почему по стойке «смирно» с генералом разговариваешь? – засмеялся Спартак.

Аржанов посмотрел на него ничего не понимающим взглядом. Он и думать забыл о Спартаке, а тот до сих пор в его кабинете, еще и насмехается.

Полковник нажал на кнопку звонка, вызывая конвой.

– На новой должности такой кнопки не будет, – усмехнулся Спартак. – Областной ГУИН, замначальника по режиму и оперативной работе. Там, глядишь, и до начальника недалеко...

Аржанов посмотрел на него с еще большим удивлением. И махнул рукой, прогоняя вошедшего в кабинет конвоира.

– Областной ГУИН?!

– Ну да. – Спартак назвал область, куда сватали полковника. И это повергло Аржанова в шок.

– Ты откуда знаешь?

Голодал он в карцере, избивали его, но телефон надзиратель приносил исправно, а вчера Мартын отзвонился, сказал, что вопрос решен.

– Я же тебе сказал, начальник, у меня на воле большие возможности и в Москве я – не последний человек. А все вопросы в Москве решаются.

– То есть хочешь сказать, что это все с твоей подачи? – Аржанов нервно полез за другой сигаретой.

– Ты – крутой, я – крутой. Нам вдвоем здесь не ужиться. Можно было комиссию заслать, прессу подключить, сняли бы тебя с должности за милую душу. Хотя бы за то, что людей здесь по беспределу прессуют. Но это нечестно. Ты свою работу знаешь, зону крепко держишь, все у тебя на мази. Таких людей наверх надо двигать, чтобы на месте не засиживались... Ты там, в своем министерстве, на хорошем счету, поэтому цена вопроса не очень большая – всего сто штук. Я думал, больше будет. Но тебе этих ста штук и за всю жизнь не заработать...

– Ты... Ты... Да я... Ты думаешь, я соглашусь, чтобы какой-то уголовник меня по службе двигал? – вскипел Аржанов.

– Ну, позвони генералу, скажи, что отказываешься, – усмехнулся Спартак.

– И позвоню! – Начальник колонии положил руку на телефонную трубку, но поднять ее не решался.

– Позвони, позвони. А я скажу, что никто ничего для тебя не покупал. Так, просто человек свой в министерстве, он и передал информацию насчет тебя. И окажется, что ты лоханулся по полной... Ну, чего сидишь, давай звони!