Тайник - Джордж Элизабет

Рут представила женщин друг другу. Это была нелегкая задача: бывшая жена, нынешняя любовница и ее дочь. Анаис и Маргарет негромко обменялись вежливыми фразами и немедленно оценили друг друга.

Трудно было найти двух столь непохожих женщин. Ги всегда любил блондинок, но больше между ними не было ничего общего, кроме, пожалуй, происхождения, потому что, по правде говоря, Ги всегда притягивала вульгарность. Сколько бы они ни учились, как бы ни наряжались, как бы ни старались себя держать и правильно произносить слова, от Анаис все равно время от времени разило Мерсисайдом, а в Маргарет проскальзывала уборщица-мать, причем именно в те мгновения, когда ей меньше всего этого хотелось.

Во всем остальном они разнились, как день и ночь: Маргарет — высокая, внушительная, расфуфыренная и властная; Анаис — маленькая, точно птичка, худая до самоистязания, согласно нынешней одиозной моде (не считая стопроцентно искусственных и чрезмерно роскошных грудей) и всегда одетая как женщина, которая в жизни не надела ни одной тряпки, не посоветовавшись предварительно с зеркалом.

Маргарет, разумеется, приехала на Гернси не для того, чтобы встречаться с любовницами бывшего мужа, а уж тем более утешать или развлекать их. Поэтому, с достоинством произнеся абсолютно фальшивое «очень приятно», она сказала Рут:

— Мы поговорим позже, дорогая.

Потом прижала невестку к груди, расцеловала в обе щеки и добавила:

— Рут, милая моя.

Словно хотела столь нехарактерным для нее и даже немного пугающим поведением дать Анаис Эббот понять, что одна из них имеет положение в этой семье, тогда как другая, разумеется, нет. С этим она и ушла, а за ней потянулся шлейф «Шанели № 5».

«Слишком рано для такого аромата», — подумала Рут.

Но Маргарет ничего подобного, разумеется, не заподозрила.

— Я должна была пойти с ним, — прошептала Анаис, едва за Маргарет закрылась дверь. — Я и собиралась, Рути. С тех самых пор, как это случилось, я не перестаю думать, что если бы я осталась на ночь здесь, то утром пошла бы в бухту с ним. Просто посмотреть. Мне всегда доставляло такую радость смотреть на него… и… О боже, о боже, ну почему это должно было случиться?

«Со мной», — не добавила она.

Но Рут не была глупой. Она не зря прожила жизнь, наблюдая за тем, как ее брат заводит связи с женщинами и сам же их разрушает. Поэтому она всегда хорошо понимала, в какой именно стадии постоянной игры в соблазнение, разочарование и расставание он находился. К тому времени как Ги умер, с Анаис Эббот было почти покончено. И даже если она этого не понимала, то наверняка так или иначе чувствовала.

Рут сказала:

— Тише. Давай сядем. Попросить Валери принести кофе? Джемайма, хочешь что-нибудь, милая?

Джемайма робко ответила:

— А у вас найдется что-нибудь для Бисквита? Он там, снаружи. Мы его не покормили сегодня утром, и…

— Утеночек, дорогуша, — вмешалась ее мать, в устах которой детское имя дочери звучало как упрек.

Этими двумя словами было сказано все: маленькие девочки возятся с маленькими собачками. А молодые девушки интересуются молодыми людьми.

— Ничего с твоим псом не случится. С ним, по правде говоря, и дома ничего не случилось бы. Я ведь тебе говорила. Не можем же мы требовать, чтобы Рут…

— Извини.

Джемайма, похоже, говорила резче, чем сама считала возможным в присутствии Рут, потому что тут же склонила голову и начала теребить рукой шов на своих аккуратных шерстяных брючках. Бедняжка, она и одевалась не как положено нормальному подростку. Летний курс в лондонской школе моделей плюс неусыпная бдительность ее матери, не говоря уже о ее набегах на гардероб девочки, позаботились об этом. Девочка словно сошла с картинки из журнала «Вог». Но несмотря на то что ее учили, как наносить макияж, укладывать волосы и ходить по подиуму, Джемайма осталась прежней Джемаймой, Утеночком для своего семейства и Гадким Утенком для всего остального мира, где она и впрямь чувствовала себя неловко, как утка, которой не дают плавать.

Рут очень ей сочувствовала. Она тут же откликнулась:

— Тот славный маленький песик? Ему, наверное, грустно там без тебя, Джемайма. Хочешь, приведи его в дом.

— Чепуха, — сказала Анаис — Ему и там хорошо. Он, может, и глухой, но с глазами и носом у него все в порядке. Он прекрасно знает, где он. Оставь его на месте.

— Да? Ну хорошо. Но от кусочка говяжьего фарша он не откажется? Или остатков картофельного пирога от вчерашнего обеда? Джемайма, сбегай на кухню, попроси у Валери немного запеканки. Можешь разогреть ее в микроволновке.