Спаситель - Несбё Ю

Начальник уголовной полиции сухо хохотнул, бросив на Бьярне Мёллера предостерегающий взгляд.

— Я как раз говорил Гуннару о человеке, которому ты сделал весьма щедрый подарок.

— О Харри Холе?

— Да, — кивнул Гуннар Хаген. — Помнится, он отправил на тот свет некоего полицейского инспектора в связи с неприятным делом о контрабанде. Как я слыхал, в лифте оторвал ему руку. А кроме того, позднее подозревали, что именно через него информация об этом деле просочилась в прессу. Нехорошо.

— Во-первых, в «неприятном деле о контрабанде» речь идет о профессиональной преступной организации, которая пустила корни и в полиции и не один год заваливала Осло дешевым стрелковым оружием, — сказал Бьярне Мёллер, тщетно стараясь скрыть раздражение. — И вопреки сопротивлению здесь, в управлении, Харри Холе в одиночку раскрыл это дело после нескольких лет кропотливой полицейской работы. Во-вторых, он убил Волера, защищая свою жизнь, а руку Волеру оторвало лифтом. И в-третьих, мы вообще понятия не имеем, кто и о чем проболтался прессе.

Гуннар Хаген и начальник уголовной полиции переглянулись.

— Тем не менее, — сказал начальник, — держи с ним ухо востро, Гуннар. Насколько я знаю, недавно от него ушла подруга. А нам известно, что у людей вроде Харри такие истории нередко приводят к рецидивам скверных привычек. С этим мы, понятно, мириться не станем, хоть он и раскрыл множество серьезных дел.

— Что ж, постараюсь держать его в узде, — сказал Хаген.

— Он инспектор. — Мёллер зажмурил глаза. — Не рядовой. И в узде ходить не любит.

Гуннар Хаген медленно кивнул, приглаживая рукой густой венчик волос на затылке.

— Ты когда приступаешь в Бергене… Бьярне? — Хаген опустил руку.

Мёллер мог бы поручиться, что и ему тоже было странно произносить его имя.

Харри шагал по Уртегата и по обуви встречных прохожих видел, что приближается к «Маяку». Ребята из отдела наркотиков не зря говорили, что армейские склады обмундирования вносят огромный вклад в опознание наркоманов. Потому что через Армию спасения военная обувь рано или поздно попадает на ноги наркомана. Летом — голубые кроссовки, зимой — высокие черные башмаки, которые вкупе с зеленым пластиковым пакетом с пайком Армии спасения служили униформой уличных наркоманов.

Харри толкнул дверь и кивнул охраннику Армии, одетому в свитер с капюшоном.

— Ничего нет? — спросил охранник.

Харри хлопнул себя по карманам.

— Ничего.

Табличка на стене предупреждала, что алкоголь надо оставить у дверей, а перед уходом можно забрать. Харри знал, они не требовали сдавать наркоту, ведь никто из наркоманов с этим добром никогда не расстанется.

Харри вошел, налил себе чашку кофе и сел на лавку у стены. «Маяк» — кафе Армии спасения, современный вариант пункта питания, где все нуждающиеся бесплатно получали бутерброды и кофе. Светлое, уютное помещение, отличающееся от обычных кофеен только клиентурой. Девяносто процентов — наркоманы-мужчины, остальные — женщины. Посетители ели хлеб с коричневым и белым сыром, читали газеты, вели спокойные разговоры. Здесь была зона отдыха, возможность отогреться и перевести дух, на время прервав поиски дневной дозы. Полицейские агенты время от времени наведывались сюда, но по негласному уговору аресты в кафе никогда не производились.

Человек за столиком поблизости от Харри замер, свесив голову к столу, черные пальцы сжимали папиросную бумагу, рядом валялись пустые окурки.

Харри смотрел на спину миниатюрной женщины в форме. Она стояла возле столика с четырьмя фотографиями в рамках, меняла сгоревшие стеариновые свечи. В трех рамках — снимки каких-то людей, в четвертой — крест и имя на белом фоне. Харри встал, подошел к женщине.

— Что это? — спросил он.

То ли стройная шейка и мягкость движений, то ли гладкие, черные как ночь, прямо-таки неестественно блестящие волосы навели Харри на мысль о кошке, еще прежде чем девушка обернулась. Когда же он увидел личико с непропорционально широким ртом и маленьким, точь-в-точь как в японских комиксах, носиком, это впечатление еще усилилось. Но в первую очередь глаза. Он не мог сказать, в чем именно тут дело, однако в них явно сквозила сумасшедшинка.

— Ноябрь, — сказала девушка.

Голос был спокойный, глубокий, мягкий, и Харри невольно подумал, таков ли он от природы или она просто усвоила эту манеру говорить. Он знавал женщин, которые меняли голос, как другие меняют наряды. Один голос для дома, другой — для первого впечатления и общественных поводов, третий — для ночи и близости.

— В каком смысле? — опять спросил он.

— Те, что умерли в ноябре.

Харри взглянул на снимки и наконец сообразил что к чему.

— Четверо? — тихо сказал он. Перед одной из фотографий лежала записка, корявые карандашные буквы.

— В среднем умирает один клиент в неделю. Четверо — вполне нормально. Поминовение в первую среду каждого месяца. У тебя кто-то…

Харри помотал головой. «Мой любимый Одд…» — так начиналась записка. Никаких цветов.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила девушка.

Наверно, у нее в репертуаре все ж таки один этот голос, глубокий, приятный, подумал Харри.

— Пер Холмен… — начал он и осекся, не зная, что сказать дальше.

— Н-да, бедняга Пер. Поминовение будет в январе.

Харри кивнул:

— В первую среду.

— Точно. Приходите, брат, мы будем рады.

Слово «брат» слетело с ее губ легко и естественно, словно нечто само собой разумеющееся, этакий полумеханический придаток. И Харри чуть было ей не поверил.

— Я полицейский дознаватель, — сказал он.

Разница в росте была так велика, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Кажется, я уже видела вас, правда, давно.

Харри кивнул:

— Возможно. Я сюда заходил, но вас не видел.

— Я здесь только полдня. В остальное время сижу в штаб-квартире Армии спасения. А вы работаете в отделе наркотиков?

Харри покачал головой:

— Нет, в убойном.

— В убойном? Но ведь Пера не…

— Может, присядем?

Она нерешительно огляделась.

— Работы много? — спросил Харри.

— Наоборот, против обыкновения спокойно. Обычно мы отпускаем до тысячи восьмисот бутербродов в день. Но сегодня выплачивают пособие.

Девушка окликнула одного из парней за стойкой, тот ответил, что в случае чего подменит ее. Заодно Харри узнал и ее имя: Мартина. У человека с папиросной бумагой голова свесилась еще ниже.

— Есть кой-какие неясности, — пояснил Харри, когда они сели. — Что он был за человек?

— Трудно сказать. — Она вздохнула, глядя на вопросительную мину Харри. — У наркоманов с таким многолетним стажем, как у Пера, мозг уже настолько разрушен, что о личности вообще говорить сложно. Тяга к наркотикам затмевает все.

— Понимаю, но я имею в виду… для людей, которые хорошо знали его…

— Увы. Спросите у его отца, во что превратился его сын как личность. Он много раз приходил сюда, забирал Пера. Но в конце концов отступился. Пер начал вести себя дома крайне агрессивно, потому что они запирали от него все ценности. Он просил меня присматривать за парнем. Я сказала, мы сделаем все, что в наших силах, но чудес обещать не можем. Так оно и вышло…

Харри посмотрел на девушку. На ее лице отразилось обычное для социальных работников печальное смирение.

— Сущий ад… — Харри почесал лодыжку.

— Наверно, надо самому быть наркоманом, чтобы понять это до конца.

— Я имею в виду жизнь его родителей.

Мартина промолчала. К соседнему столику подошел парень в драной куртке-дутике. Открыл прозрачный пластиковый пакет и вытряхнул из него кучку сухого табаку, видимо извлеченного из сотен окурков. Табак засыпал и папиросную бумагу, и черные пальцы сидевшей там неподвижной фигуры.

— Счастливого Рождества, — буркнул парень и побрел прочь старческой походкой наркомана.

— Какие же у вас неясности? — спросила Мартина.

— Анализ крови показал, что он не был под кайфом.

— Ну и что?

Харри смотрел на соседний столик. Сидящий там человек отчаянно пытался свернуть сигарету, но пальцы не слушались. По бурой щеке скатилась слеза.

— Я знаю, что такое быть под кайфом, — сказал Харри. — Вы не слыхали, денег он никому не задолжал?

— Нет, — коротко и решительно ответила девушка. Так коротко и решительно, что Харри догадался, каков будет ответ на следующий вопрос.

— Но вы, наверно, могли бы…

— Нет, — перебила она. — Не могу я выпытывать. До этих людей никому нет дела, и я здесь затем, чтобы им помогать, а не преследовать.

Харри долго смотрел на нее.

— Вы правы. Извините, что спросил, больше не повторится.

— Спасибо.

— Только еще один, последний, вопрос.