ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

«Господи, да ты все про нее выведал!»

«Достаточно, чтобы понять: ты впустую тратишь драгоценное время. Проклятье, Гидеон… — Но его голос был уже не таким жестким, когда он произносил эти слова. — Ты хотя бы попробовал?»

Попробовал играть, разумеется. Вот что он хочет знать. Как будто в его глазах я перестал быть человеком и превратился в музыкальный автомат.

Когда я не отвечаю, он продолжает говорить, причем довольно разумные вещи: «Разве ты не видишь, что у тебя не более чем простое затмение? Что-то разомкнулось в мозгу. Но поскольку но всей твоей карьере ты ни разу не оступился, тебя сразу охватила паника. Хотя бы возьми скрипку в руки, боже мой. Сделай это ради себя. Пока не слишком поздно».

«Слишком поздно для чего?»

«Для того чтобы справиться со страхом. Нельзя, чтобы он затянул тебя в свою пучину. Нельзя поддаваться ему».

И в конце концов я поверил его доводам. Я поверил, что он подсказывает мне выход, логичный и надежный. Может, я действительно делаю из мухи слона, может, и вправду прикрываю надуманной «болезнью духа» рану, нанесенную моей профессиональной гордости?

И я взял в руки Гварнери, доктор Роуз. В приступе оптимизма я приложил скрипку к плечу. Я не стал раскрывать ноты, а чтобы облегчить задачу для памяти, я решил начать с произведения, игранного мною тысячи раз, — с концерта Мендельсона. Потом я почувствовал свое чело, как учила меня мисс Орр. Я даже услышал в ушах ее голос: «Выпрями корпус, плечи опусти. Смычок ведем всей рукой. Двигаются только пальцы».

Я слышал все, но сделать ничего не смог. Смычок прыгал по струнам, а пальцы давили на лады с деликатностью мясника, разделывающего тушу.

Нервы, думал я. Это все из-за нервов.

И тогда я попробовал еще раз, но звук получился даже хуже. Это все, что я смог произвести, — звук. В нем не было ни намека на музыку. Ну а что касается Мендельсона…

«Какие чувства вы испытывали, совершая эту попытку?» спрашиваете вы.

А какие чувства испытывали вы, закрывая крышку гроба, в котором лежал Тим Фриман? В котором лежал ваш муж, друг, жертва рака и все остальное, чем он был для вас, доктор Роуз? Какие чувства вы испытывали, когда он умер? Потому что я в гот момент испытал собственную смерть, а если воскрешение возможно, то мне нужно знать, как этому содействует перебирайте событий прошлого и записывание всех мыслей в тетрадь? Скажите мне, пожалуйста, доктор Роуз. Ради бога, скажите же.

2 октября

Папе я об этом не стал рассказывать.

«Почему?» — спрашиваете вы.

Я не смог бы вынести этого.

«Чего?»

Его разочарования, должно быть. Он построил всю свою жизнь вокруг моей, а вся моя жизнь построена вокруг игры на скрипке. Мы оба сейчас несемся в пустоту, и я считаю актом милосердия то, что только один из нас знает об этом.

Убирая Гварнери в футляр, я принял решение. И вышел из дома.

Однако на крыльце я наткнулся на Либби. Она сидела, опираясь спиной о перила, на коленях у нее лежал открытый пакетик с пастилой, но, похоже, она не ела ее, а как будто раздумывала над тем, съесть или не стоит.

У меня тут же возник вопрос, давно ли она так сидит, и ее первые слова дали мне ответ на него.

«Я слышала. — Она поднялась на ноги, заглянула внутрь пакетика с пастилой, затолкала его в большой карман своего комбинезона. — Так вот что с тобой случилось. Гид. Вот почему ты не играешь последнее время. А почему мне ничего не сказал? Я-то думала, что мы с тобой друзья».

«Так и есть».

«Ни фига».

«Фига».

Она не улыбнулась. «Друзья помогают друг другу».

«С этим ты мне не можешь помочь. Я даже не знаю, в чем причина, Либби».

Она невидящим взглядом уставилась на площадь и сказала: «Дерьмово. Тогда что мы вообще делаем, Гид? Почему мы запускаем твоих змеев? Какого черта мы спим вместе? Если ты даже не можешь поговорить со мной…»

Этот разговор становился повторением сотни разговоров с Бет. правда с небольшим отличием. Последнюю фразу Бет могла формулировать чуть иначе: «Если мы больше не занимаемся любовью…»

Между мной и Либби отношения не зашли настолько далеко, чтобы она имела основания сказать то же самое, и это служило мне единственным утешением. Я выслушал Либби. но сказать мне было нечего. Когда она выговорилась, помолчала и поняла, что ответа не будет, то пошла следом за мной, к моей машине. «Эй! Куда ты? Подожди! Гид, я с тобой разговариваю. Подожди!» Она схватила меня за руку.