ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

Линли поднял на него глаза:

— Что?

— Я не простак, инспектор, — сказал Ричард. — Я знаю, как работает ваше ведомство. Зарплаты у вас невысокие, и вы дополняете их, продавая на сторону все, что только можно в рамках закона. Хорошо. Я все понимаю. Вам надо кормить семью. Но для Гидеона в его теперешнем состоянии скандал в прессе может стать непоправимой бедой.

— Обычно я не работаю с газетами, — ответил Линли. И добавил после минутной паузы, во время которой он снова сделал пометку в блокноте: — Если только меня не вынуждают, мистер

Дэвис.

Ричард услышал подразумевающуюся в этих словах угрозу и взорвался:

— Послушайте-ка, вы! Я во всем иду вам навстречу, и вы могли бы, черт возьми…

— Ричард! — не выдержала Джил.

Слишком многим он рисковал, продолжая в том же духе, ведь подобные реплики неминуемо привели бы к дальнейшему ухудшению отношений между ним и полицейским.

Ричард сжал челюсти и посмотрел на нее. Она вложила в ответный взгляд призыв к его благоразумию: «Скажи все, что ему нужно, и он уйдет». На этот раз, кажется, ее послание было услышано.

— Ладно, — буркнул Ричард и обернулся к детективу. — Простите. В последнее время я плохо владею собой. Сначала Гидеон, потом Юджиния. Прошло много лет, но именно сейчас, когда мы так нуждались в ней… В общем, извините, что сорвался.

Линли продолжал как ни в чем не бывало:

— Вы сумели договориться о встрече?

— Нет. Я позвонил и оставил сообщение на автоответчике.

Она мне не перезвонила.

— Когда вы звонили?

— На этой неделе, кажется. Точно уже не помню. По-моему, во вторник.

— Характерно ли было для нее не отвечать на сообщения?

— Я над этим не задумывался. В том сообщении, что я ей оставил, о Гидеоне ничего не говорилось. Я просто просил ее перезвонить, когда она сможет.

— А она никогда не просила вас помочь ей увидеть Гидеона по каким-то своим причинам?

— Нет. Зачем ей это? Она позвонила мне, когда у Гидеона начались… сложности на том концерте. В июле. Но вчера мы с вами уже говорили об этом.

— И когда она позвонила вам, то речь шла только о состоянии вашего сына?

— Это не состояние, — возразил Ричард. — У него просто страх сцены, инспектор. Нервы. Такое случается. Вроде блока у писателей. Или у скульпторов, когда они портят несколько фигур подряд. Или у художников, когда они на неделю или две теряют свое видение.

Джил подумала, что все это звучит как отчаянная попытка Ричарда убедить самого себя в своих словах, и от инспектора это наверняка тоже не укрылось. Она обратилась к Линли, пытаясь вести себя как женщина, извиняющаяся за любимого мужчину:

— Ричард всю жизнь отдал музыке Гидеона. Он действовал, не думая о себе, как и полагается действовать отцу гения. Вы должны понять, как больно наблюдать за крушением проекта, которому посвятил жизнь.

— Если только человека можно назвать проектом, — заметил инспектор Линли.

Она покраснела и закусила губу, сдерживая готовый сорваться с языка резкий ответ. Ничего, успокаивала она себя. Пусть этот раунд останется за ним. Она не станет из-за этого терять голову.

Линли тем временем спросил у Ричарда:

— Ваша бывшая жена говорила о своем брате, когда звонила вам в последнее время?

— О котором? О Дуге?

— Нет, о другом. О Йене Стейнсе.

— О Йене? — Ричард мотнул головой. — Никогда. Насколько мне известно, они очень давно не общались.

— Он утверждает, что она собиралась поговорить с Гидеоном о том, чтобы одолжить для него, Йена, денег. У него сейчас трудная ситуация…

— Да когда у Йена не было трудной ситуации? — перебил инспектора Ричард. — Очевидно, Дуг как источник финансовой помощи иссяк, раз Йен перекинулся на Юджинию. Но в прошлом она никогда не помогала ему — я имею в виду то время, когда мы были женаты, а у Дуга тоже было туго с деньгами, так что вряд ли она согласилась бы помочь сейчас. — Он нахмурился, поняв, что следует из вопросов детектива. Он спросил: — А почему вы спрашиваете про Йена?

— Его видели с Юджинией Дэвис в тот вечер, когда она погибла.

— Какой кошмар! — пробормотала Джил.

— У него всегда был вспыльчивый характер, — сказал Ричард. — Йен честно получил его в наследство от отца, отличавшегося буйным нравом. Старый Стейнс хвастался, что никогда не поднимал на своих детей руку, но жизнь их была мучением. И это при том, что он был священником, не знаю уж, поверите ли вы мне.