ПРЕДАТЕЛЬ ПАМЯТИ - Джордж Элизабет

«Конечно, с тобой ей не сравниться, — сказала Сара Джейн, предъявляя мне другую фотографию, на этот раз с одной Анастасией, которая изящно вытянула руки (к несчастью, короткопалые, как и у ее матери), чтобы дотянуться до струн. — Но она делает успехи. Надеюсь, ты послушаешь ее как-нибудь. Когда у тебя будет время, само собой. — И она вновь испустила трель, которую считала смехом. — Ах, какая жалость, что Перри в отъезде. Я бы хотела, чтобы он познакомился с тобой, Гидеон. Ты приехал, потому что выступаешь в Челтнеме?»

Я сказал ей, что здесь у меня нет концерта, но больше ничего не стал объяснять. Она, очевидно, не слышала о происшествии в Уигмор-холле, и лучше было не касаться этого события в разговоре с Сарой Джейн. Поэтому я сказал ей только, что надеялся поговорить с ней о смерти моей сестры и о суде, последовавшем за ней.

«А-а. Да. Понятно», — кивнула она и уселась на пухлый диван цвета свежескошенной травы, а мне указала на кресло, на обивке которого разыгрывалась охотничья сцена в приглушенных осенних тонах с участием собак и оленя.

Как мне было известно из опыта, далее должны были последовать вопросы: «Почему? Почему сейчас? Зачем копаться в том, что давно прошло, Гидеон?» Но к моему удивлению, их не последовало. Вместо этого Сара Джейн посерьезнела, скрестила ноги, сложила руки одну на другую — та, что с сапфиром, легла сверху — и подняла на меня внимательный взгляд, в котором не было ни капли настороженности, с какой обычно встречали люди мои расспросы на эту тему.

«Что именно ты хотел бы узнать?» — спросила она.

«Все, что вы сможете рассказать мне. Например, о Кате Вольф. О том, что она за человек, легко ли было жить с ней в одном доме».

«Да, конечно, — негромко произнесла Сара Джейн, собираясь с мыслями. Потом она начала свой рассказ: — Ну, мне с самого начала было ясно, что она не подходит для работы в качестве няни твоей сестры. Со стороны твоих родителей было ошибкой нанимать ее, но они не видели этого, пока не стало слишком поздно».

«Мне говорили, что она любила Соню».

«О, несомненно любила. Нельзя было не полюбить Соню. Такая хрупкая малышка, такая болезненная — что и неудивительно, при ее-то состоянии, — но до невозможности славная и забавная, как, в общем-то, и все младенцы. Но Катя Вольф была слишком занята другими вещами, и это мешало ей посвятить всю себя Соне. А работая с детьми, ты должен полностью отдаваться им, Гидеон. Одной любовью не обойдешься, она рассыплется при первых же слезах и капризах».

«Какими вещами была занята Катя?»

«Уход за детьми не был для нее основным делом жизни. Это было лишь временное занятие, возможность перебиться и заработать деньги на то, к чему она действительно стремилась. Она мечтала стать модельером, хотя бог знает почему, учитывая совершенно дикие костюмы, которые она мастерила себе. То есть она собиралась работать на твоих родителей ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы скопить достаточно денег для поступления в… поступления туда, где готовят модельеров, в колледж какой-то, наверное. Это первое».

«Было что-то еще?»

«Слава».

«Она хотела прославиться?»

«Нет, она уже стала известной: она была девушкой, которая перелетела через Берлинскую стену и на руках у которой погиб ее друг».

«Умер у нее на руках?»

«Хм, ну да. Так она рассказывала. У нее была тетрадь, куда она вклеивала все интервью, которые давала, все статьи из газет и журналов, где говорилось о ней, а о ней после того полета писали во всем мире. Если послушать ее, то кажется, будто это она сама придумала, сделала и надула тот воздушный шар, в чем я глубоко сомневаюсь. Я всегда говорила, что ей крупно повезло остаться единственной выжившей после той авантюры. Если бы парень выжил — не помню его имени, то ли Георг, то ли Клаус, — скорее всего, он рассказывал бы совсем другое насчет того, кто был автором идеи и кто сделал всю работу. То есть она прибыла в Англию с распухшей от самомнения головой, а за год, что провела при монастыре Непорочного зачатия, и вовсе возгордилась. Снова посыпались интервью, потом обед с лордом-мэром, аудиенция в Букингемском дворце… Она психологически не была готова превратиться в ничем не примечательную няню больного ребенка. А что касается физической и ментальной готовности к тому, с чем ей предстояло столкнуться… я уже не говорю о темпераменте… Нет, она не была готова к этому, ни в малейшей степени».