Клятва смерти - Робертс Нора

— К тому же им хватает ума не обсуждать ничего такого, что им можно инкриминировать, — подхватила Ева, — если они не уверены в полной безопасности.

— Кое-что у нас есть.

— Она встречалась с Рикером? — живо спросила Ева. — С Максом Рикером? Вела с ним дела?

— Ничего такого не зафиксировано. Но, с другой стороны, как я уже говорил, она путешествовала с сыном Рикера. Могла встретиться с его папашей где-то за границей. Но то немногое, что нам удалось зафиксировать, включает запись о том, как малыш Рикер ясно дает ей понять: он не желает обсуждать папочку. В общем, короче: в раю случилась крупная размолвка, когда папочка пошел ко дну.

— Когда мы его потопили, — уточнила Ева.

— Верно. Она стала проводить больше времени у себя дома. Несколько раз они ссорились при свидетелях. А потом расстались окончательно. Еще через несколько недель она подала на перевод в Нью-Йорк.

— И тут слежку за ней перехватили вы.

— Мы присматривали за ней. Довольно поверхностно, и об этом остается только пожалеть. Присмотрись мы к ней поближе, она была бы жива. По правде говоря, мы проверили, ничего не нашли и переместили ее в конец списка. С тех пор, как она переехала, у нас нет никаких данных, указывающих на контакты с Рикером — Максом или Алексом.

— Алекс Рикер сейчас в Нью-Йорке. Она с ним встречалась за день до убийства.

— Разрази меня гром… — прошептал Уэбстер.

— Ты не знал?

— Говорю же, мы ее сдвинули в самый низ. — Уэбстер буквально исходил досадой. — Черт побери, мы не распинаем копов. Она трахалась с сыном известного негодяя, но на этого сына никто не может ничего повесить. Запашок шел, но на нее тоже ничего не удалось повесить. Она переехала сюда и, судя по всему, ни в чем сомнительном не засветилась. Мы за ней не следили, а жаль. Очень жаль! Я не люблю грязных полицейских, Даллас, но, уж можешь мне поверить, мертвых полицейских я не люблю еще больше.

— Ладно, я поняла. Сбавь обороты, Уэбстер.

— Да пошла ты к черту, Даллас. Ты что, подозреваешь ревнивого отвергнутого любовника? Он ее убил или «заказал», потому что она ушла от него и теперь греет простыни для Морриса?

Ева вопросительно подняла брови.

— Что ты на меня так смотришь? Весь свет знал, что у нее роман с Моррисом! И мне его жаль.

— Ладно, черт с тобой. — Ева приказала себе сбавить обороты, прекрасно понимая, что Уэбстер говорит правду. — Да, такая версия не исключена. Все дело в том, что у него стопроцентно дерьмовое алиби. Если он и впрямь плохой парень, и никто об этом не знает, значит, он чертовски умен. Тогда скажи мне, почему у него нет твердого алиби?

— Бывает, дерьмовое алиби оказывается самым правдоподобным.

— Да, об этом я тоже думала. Он все еще ее любит, по крайней мере мне так кажется. Он все еще зациклен на ней.

Уэбстер скривил губы в вымученной улыбке.

— Я хорошо знаю, как это бывает.

Ева мысленно обругала себя: сама напоролась.

— Да ладно тебе.

— Я излечился, — отмахнулся Уэбстер. — Но, как я уже сказал, я хорошо знаю, как это бывает. Злишься, места себе не находишь… Но у меня никогда не возникало желания тебя прикончить.

— Тот, кто ее прикончил, знал, что делал и чего хотел. Все спланировал. Значит, ты не можешь мне однозначно сказать, была она грязным копом или нет.

— Нет, не могу. Да и ты мне ничего определенного сказать не можешь. Не можешь истолковать сомнение в ее пользу. Тебе в любом случае придется учитывать гипотезу, что она брала взятки или по крайней мере находилась под влиянием этого парня. Ты же знаешь, тебе придется расследовать эту версию.

— Но я не обязана быть от нее в восторге.

Опять его глаза вспыхнули.

— Думаешь, мне это нравится?

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Потому что мы поклялись защищать закон, а не использовать его в своих целях. Служить и защищать, а не хватать по дороге, что понравится. Не творить произвол. У нас должны быть принципы.

На это Еве нечего было возразить.

— Ваш отдел подозревал и меня, когда я сошлась с Рорком?

— Было дело. Но ты же знала… в глубине души. Твоя репутация устояла. У тебя впечатляющий послужной список. Плюс к тому, — добавил Уэбстер с легкой ухмылкой, — на него тоже никому ничего не удалось повесить. Честно говоря, я по личному опыту знаю, что, будь он хоть самым скверным из всех плохих парней на свете, он никогда не стал бы тебя использовать. — Он помедлил и, видимо, пришел к какому-то решению. — Возможно, тебе никогда не стать капитаном. Начальство плотно сидит на капитанских нашивках и ради тебя не вытащит их из-под своей задницы.

— Знаю. Плевать я на это хотела.

— А зря.

Еву поразила горечь, прозвучавшая в его голосе. Надо же, Уэбстер переживает за нее! Она не знала, что сказать.

— Ладно, не важно, — пожал плечами Уэбстер. — Я кое-что проверю сам, в личное время, чтоб не пачкать ее имя, если она этого не заслуживает. Если что-то узнаешь о Рикере — что бы это ни было, — поделись со мной, я буду тебе признателен.

— Ладно, это я могу.

— Что знает Моррис?

— Я рассказала ему о Рикере, перед тем как позвонить тебе. Не хочу ничего от него скрывать.

— Значит, он знает, что ты решила прокачать это через наш отдел?

— Нет, я ему не говорила, но Моррис умеет соединять пунктирные линии.

— Будешь говорить с ним в следующий раз, передай, что над этим делом я работаю негласно.

— Передам. Ему это понравится.

— Ему не понравится, если я что-то раскопаю. Он захочет меня проглотить. Мне пора возвращаться. — Уэбстер поднялся из-за стола. — Будь осторожна с Рикером. Ты засадила за решетку его папашу. Не исключено, что он захочет проглотить тебя.

Ева подождала немного после ухода Уэбстера и только тогда подошла к стойке — попрощаться с Крэком.

Кому-то это может показаться странным — после встречи в низкопробном клубе отправиться на консультацию в элегантный кабинет доктора Шарлотты Миры, — но для копа, подумала Ева, это обычное дело.

Доктор Мира была лучшим психологом полицейского департамента, составителем психологических портретов и промывателем мозгов, поэтому ей полагался просторный кабинет, обставленный по ее вкусу. А вкус у нее был безупречный и классически строгий.

Как и сама доктор Мира.

Она сидела, перебросив ногу на ногу, что лишь подчеркивало совершенство ее ног. В этот день на ней был бледно-розовый костюм. Темно-каштановые соболиные волосы мягко вились вокруг спокойного прелестного лица. Она потихоньку потягивала чай.

— Я послала Моррису открытку с соболезнованиями, — сказала она Еве. — Это меньшее, что можно сделать для друга в такой ситуации. Вы его, конечно, видели.

— Да. Он держится. Для него это был страшный удар, сразу видно, но он держится. Вам удалось прочитать файлы, последние новости?

— Да, я все прочла. Когда убивают кого-то из наших, это первоочередное дело. У нее был роман с сыном Макса Рикера. Это опасное дело. Профессиональный риск. И тем не менее я не назвала бы ее любительницей риска.

— Она была копом.

— Да, — согласилась Мира, — это всегда связано с риском. Но, судя по ее файлам, ей ни разу за всю карьеру не пришлось разрядить в кого-нибудь табельное оружие. Она разгадывала головоломки. Она думала. Она умела думать — организованно, внимательно, с проработкой деталей. Она из хорошей семьи: состоятельный средний класс, у родителей — единственный брак. Она прекрасно училась в школе. Характеристики по работе — стабильно хорошие. Ни черных меток, ни звезд с неба. Очень осторожная женщина. Алекс Рикер был исключением.

— Любовь, похоть или выгода?

— Если выгода, если только выгода, зачем же ей так рисковать, зачем отказываться от столь выгодного союза? Поддерживать длительные отношения, пойти на все эти ухищрения, скрывая связь от коллег, от своей семьи? Похоть… Похоть может разжечь огонь, но он редко горит долго. Возможно, были все три причины.

— Сначала влечение, — подхватила Ева, — похоть. Горячий парень, интересный, с шиком. Опасный. Хорошей девочке нравится плохой мальчик. Щекочет чувства.

Мира засмеялась.

— Проецируете на себя?

— У меня не было щекотки. На меня обрушилась тонна кирпичей. Да, я вижу кое-какие параллели, но она повела себя так…

— Как вы бы себя не повели, — закончила за нее Мира. — Никогда и ни за что. Возможно, тайный характер ее связи добавил романтизма и огня. Все, что я о ней узнала, говорит об осторожности. Амариллис Колтрейн всегда соблюдала правила. Этот роман — единственное исключение. Приятный способ пощекотать нервы.

— Значит, началось с похоти, а потом вся эта приятная щекотка. Волнующее приключение. «Давай сегодня вечером слетаем в Париж». Волнующее предложение. И — да, вы правы, — ей пришлось перепрыгивать через множество препятствий, чтобы быть с ним, — задумчиво проговорила Ева, — и оставаться с ним. Так что любовь — или то, что она принимала за любовь, — должна была играть какую-то роль. Она влюблена, а он говорит: «Ты не могла бы оказать мне небольшую услугу?» Подумаешь, большое дело! У тебя в глазах звезды любви, ты оказываешь небольшую услугу. Кому от этого будет хуже?