Клятва смерти - Робертс Нора

— Да, сэр.

— Конкурент, подчиненный… Широкое поле, лейтенант.

— Я думаю, его можно сузить, командир. Согласно официальным записям, Алекс Рикер посетил своего отца на Омеге только один раз за последние восемь месяцев. Между ними не было никаких переговоров, никакой переписки. Скажу больше: Макс Рикер вообще ни с кем не вступал в контакт после помещения в тюрьму на Омеге, судя по официальным данным. Не только с сыном, вообще ни с кем, с тех пор как начал отбывать множество пожизненных сроков.

— Никаких посланий ни в колонию, ни из колонии?

— Согласно официальным сведениям — ни единой, сэр.

Улыбка Уитни больше походила на свирепый оскал.

— Он что, считает нас идиотами?

— Макс Рикер питает величайшее презрение к полиции, а в последние годы у него развилась мегаломания, совершенно затмившая разум. Вот почему — помимо других причин — он сейчас за решеткой. Поскольку мы не идиоты, я попросила капитана Фини послать на Омегу пару детективов-электронщиков, чтобы проанализировали достоверность этих сведений.

— Когда они отбывают?

— Сегодня, сэр. Надеюсь, в течение часа. Мы могли бы ускорить этот процесс, если бы попросили гражданского консультанта предоставить Департаменту транспорт для этой цели.

В темных глазах Уитни промелькнула еле заметная искра веселья.

— Предоставляю вам об этом договариваться лейтенант. У меня есть кое-какие связи на Омеге, и я их использую, чтобы ускорить процесс, когда детективы прибудут в колонию.

Уитни забарабанил пальцами по столу, все следы веселья исчезли с его лица.

— Значит, не конкурент и не подчиненный… Вы считаете, что Макс Рикер отдал приказ убить детектива Колтрейн?

— Да, сэр, я так считаю.

— Чтобы защитить сына или нанести по нему удар?

— Вот на этот вопрос я надеюсь получить ответ, когда заведу Алекса Рикера в комнату для допросов.

Пока Ева находилась с докладом у своего шефа, Рорк вышел из машины и кивнул шоферу. Его примеру последовал Алекс Рикер. Синевато-стальная вода набегала на песок Кони-Айленда.

«Нейтральная территория, — думал Рорк, — это необязательно нечто мрачное». Встречи подобного рода не требовали непременно тайной комнаты без окон или безлюдной парковки. Ему понравилась мысль устроить эту встречу на территории воскрешенного к новой жизни парка аттракционов. Реконструированное чертово колесо в его глазах символизировало нечто. Может быть, жизненный круг?

Было еще рано, аттракционы не работали, но тем не менее по берегу и по променаду бродили люди, попивая из бумажных стаканов искусственный кофе или сладкие напитки. По морю сновали прогулочные катера, вдали проплывали круизные суда.

Морской бриз трепал полы его легкого плаща, пока он, подняв руки, ждал, а человек Алекса сканировал его на предмет оружия и записывающих устройств. Его человек тем временем проделывал то же самое с Алексом.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — начал Алекс, когда их обоих проверили. — Хотя место вы выбрали странное.

— Вы находите его странным? Весеннее утро, свежий воздух, морской ветерок.

Алекс огляделся по сторонам.

— Карусели.

— Нечто большее. Нью-йоркская достопримечательность, забытая традиция… почти утраченная, к сожалению. После Городских войн у властей возникло желание возродить и даже обновить город, и Кони-Айленд очень от этого выиграл. Разве это не прекрасно, что в мире еще есть место веселью? По-моему, это вселяет надежду.

— И какая доля этого места принадлежит вам?

Рорк лишь улыбнулся в ответ.

— Это вы могли бы установить и сами, не правда ли? Что вы хотели мне сказать, Алекс?

— Не могли бы мы пройтись?

— Разумеется. — Рорк сделал приглашающий жест, и они двинулись по деревянному настилу набережной. Их водители следовали за ними на некотором расстоянии.

— В юности я вас терпеть не мог, — признался Алекс. — Вы были моим заклятым врагом.

— Правда?

— Отец вечно приводил вас мне в пример, особенно поначалу. Вот каким тебе надо быть. Безжалостным, холодным, всегда на шаг впереди остальных. Потом он решил, что вы не такой безжалостный и холодный, как ему бы хотелось. И его беспокоило, что вы на шаг впереди не кого-нибудь, а его самого. Но все равно он ставил вас мне в пример. Он считал, что я должен вас переплюнуть — это по его меркам! — а то буду неудачником.

— От этого взбеситься можно, верно?

— Я и бесился. А когда он начал вас бояться и ненавидеть, стало еще хуже. Он трижды вас «заказывал». Насколько мне известно.

Рорк невозмутимо шел по берегу.

— На самом деле попыток было пять.

— Почему вы ни разу ему не ответили?

— Мне не нужна кровь моих конкурентов. И даже моих врагов. Какое-то время — несколько лет — он был для меня ничем. Но ему не следовало покушаться на мою жену. Я бы его за это убил, если хотите знать. За то, что сделал ее мишенью.

— Но вы его не убили. Он до сих пор жив.

— Потому что, если бы я его убил, моя жена все равно пострадала бы. Такой уж она человек.

— Вы оставили ему жизнь, чтобы ее защитить?

Рорк помолчал, заглянул в лицо Алексу.

— Если вы думаете, что лейтенант нуждается в защите — моей или чьей бы то ни было, — вы ее серьезно недооцениваете. Я оставил ему жизнь из уважения к ней. И я пришел к пониманию, что та жизнь, которую он вынужден вести сейчас, гораздо хуже смерти.

— Для него — да. Он в этом никогда не признается… даже самому себе. В глубине души он всегда будет верить, ему необходимо верить, что он проложит себе путь назад. Не просто с Омеги на Землю, нет, он намерен вернуться на вершину бизнеса. Ради этого он будет жить долго и, мне кажется, мечтать о вашей крови. И вашего копа.

— От души надеюсь, что вы правы. — В улыбке Рорка, посланной Алексу, проглянул опасный человек, которого Ева видела за внешностью лощеного светского щеголя. — Я ему желаю очень долгой жизни.

— Я его ненавижу так, что вам и не снилось.

«Да, — подумал Рорк, — в это можно поверить». Он слышал эту ненависть в каждом слове и даже в паузах между ними.

— Почему же?

— Он убил мою мать. — Теперь Алекс остановился, повернулся к перилам и взглянул на море. — Всю свою жизнь я верил, что это был трагический несчастный случай. И втайне спрашивал себя: может, она не захотела жить и сама прыгнула? Ни то, ни другое не было правдой.

Рорк промолчал. Он просто ждал.

— В последние годы он постепенно терял над собой контроль. Он становился неуравновешенным. Он всегда был вспыльчив и склонен к насилию. Мгновенно впадал в бешенство. В детстве я просто не понимал, чего от него ждать каждую следующую минуту. Вот только что он обращался со мной как с наследником, его единственным, горячо любимым сыном. А в следующую минуту мне приходилось подниматься с пола, утирая кровь с разбитой губы или расквашенного носа. Поэтому я с детства привык молиться на него и бояться его. Я никогда не знал, чего от него ждать.

— Многие из работавших на него, может, даже подавляющее большинство, чувствовали то же самое.

— Но только не вы. Как бы то ни было, за последние, скажем так, лет десять-двенадцать некоторые его требования и решения стали прямо-таки опасными. Ненужными и опасными. Мы с ним спорили. Мы начали расходиться во взглядах примерно в то время, когда я поступил в университет. Мы дошли до того, что я отказался терпеть рукоприкладство и тем самым лишил его этого оружия. Он больше не мог его применить. И когда он понял, что больше не может свалить меня с ног физически, он пустил в ход другое средство. «Надо было сделать с тобой то же самое, что я сделал с сукой, которая тебя родила», — так он выразился. — Пальцы Алекса, вцепившиеся в поручень, побелели. — Надо было избавиться от меня тем же самым способом. Понаблюдать, как я лечу, как мои мозги растекаются по асфальту.

Алексу пришлось прерваться. Он глубоко втянул в легкие напоенный морем воздух.

— Я спросил его, за что он убил маму. Он ответил, что она перестала приносить пользу и начала его раздражать, а мне следует быть осмотрительнее и не повторять ее ошибок. Потом он от своих слов отрекся. Он, дескать, сказал это только потому, что я его рассердил, повел себя неуважительно. Но я-то знал: он сказал чистую правду. Так что можете мне поверить: я ему желаю долгих лет жизни ничуть не меньше, чем вы.

— Мне очень жаль, поверьте мне.

— Я верю. Вот почему — помимо всего прочего! — он вас так ненавидел и до сих пор ненавидит: у вас есть совесть. У вас есть представления о нравственности, которые ему не удалось пошатнуть. — Теперь Алекс отвернулся от моря и посмотрел на Рорка. — У вас нет причин верить, что у меня тоже есть совесть, но говорю вам правду: я не убивал Амариллис. Не отдавал приказа ее убить. Я никогда бы не сделал ей больно, я не желал ей зла. Я любил ее когда-то. Она мне до сих пор небезразлична… она мне очень дорога. Не знаю, кто это сделал, но они используют меня для прикрытия. Как щит. Меня это бесит.