Неизвестный венецианец - Леон Донна

– О, мне это ничего не стоило, синьор, – честно ответил он.

Патта кивнул.

– Как продвигается дело в Местре?

Брунетти рассказал вкратце, что удалось выяснить, и упомянул также о беседе с Раванелло и о его признании относительно привычек и наклонностей Маскари.

– То есть получается, что в его смерти виновата его же собственная э-э?… слабость. – У Патты был нюх на очевидные вещи.

– Да, синьор, если допустить, что мужчины нашего с вами возраста могут быть сексуально привлекательны для других мужчин.

– Не понимаю, о чем вы, комиссар. – Патта на глазах превратился в прежнего себя.

– Мы можем предположить, что погибший был трансвестит и отдавался за деньги, но подтверждений тому у нас нет, кроме факта, что он был найден в платье, и свидетельства человека, занявшего его место.

– Но этот человек – директор банка, Брунетти, – напомнил Патта, который благоговел перед титулами.

– Он стал директором банка благодаря смерти своего предшественника.

– Банкиры не убивают друг друга, Брунетти, – изрек шеф тоном, исключающим возражения.

Брунетти только сейчас заметил опасность. Нельзя допускать, чтобы Патта окончательно уверовал в связь между смертью Маскари и его распутным поведением, иначе он струсит и сплавит дело в Местре, и Брунетти останется с носом.

– Вы, наверное, правы, синьор, – миролюбиво согласился Брунетти, – но что напишут газетчики, если узнают, что мы проработали не все версии преступления?

Газетчики были для Патты что красная тряпка для быка.

– А что вы предлагаете? – насторожился он.

– Я думаю, нам следует, конечно, основное внимание уделять трансвеститам в Местре, но также не стоило бы забывать о банке, сколь отдаленным ни представлялось бы его отношение к убийству.

– Комиссар, а не слишком ли много вы на себя берете? – напыжился Патта. – Нет, если вы считаете, что банк и убийство как-то связаны, то это ваше право. Но я хочу, чтобы вы помнили, с кем имеете дело, и оказывали этим людям подобающее их положению почтение.

– Разумеется, синьор.

– Я оставляю это под вашу ответственность, но без моего ведома запрещаю вам предпринимать какие-либо меры в отношении банка.

– Да, синьор. Это все?

– Все.

Брунетти встал, поставил стул к столу и молча вышел. Синьорина Элеттра листала бумаги в папке.

– Синьорина, вам удалось найти что-нибудь о доходах?

– О чьих доходах? – спросила она с улыбкой.

– Ммм… – Брунетти растерялся.

– Адвоката Сантомауро или синьора Бурраски?

Брунетти был так занят делом об убийстве, что у него совсем вылетело из головы поручение, которое Патта дал синьорине Элеттре: разрабатывать Бурраску.

– А я и забыл, – повинился он.

Нетрудно было догадаться, что если она упомянула Бурраску, значит, у нее что-то есть.

– И что же вы узнали?

Отодвинув папку, она удивленно взглянула на комиссара, будто не поняла вопроса.

– Что его миланская квартира выставлена на продажу, что три последних фильма принесли ему одни убытки и что вилла в Монако уже отошла кредиторам. – Она улыбнулась. – Продолжать?

Брунетти кивнул. Черт возьми, как она все это раскопала?

– В США его обвиняют в съемках детской порнографии, заведено уголовное дело. Все копии его последнего фильма были конфискованы полицией Монако. Причины мне выяснить не удалось.

– А налоги? Это вы, случаем, не налоговые декларации просматривали, когда я вышел?

– К сожалению, нет. Знаете, как неохотно налоговики делятся информацией? Из них практически невозможно ничего вытащить. – Она сделала многозначительную паузу и закончила так, как он и предполагал: – Если только у тебя там нет знакомых. Так что налоговые декларации прибудут завтра.

– И вы сразу отдадите их вице-квесторе?

Синьорина Элеттра пронзила его свирепым взглядом:

– Нет, комиссар. Я подожду несколько дней.

– Вы шутите?

– Какие могут быть шутки, когда речь идет о вице-квесторе?

– Зачем же тогда ждать?

– А почему нет?

Немало же Патта, должно быть, поиздевался над ней за неделю, что она успела замыслить такую жестокую месть.

– А Сантомауро?

– Ах, Avvocato Сантомауро – это совсем другой случай. Он процветает. У него вагон акций и облигаций общей стоимостью более полумиллиарда лир. Заявленный годовой доход – два миллиона лир, что в два раза больше средней суммы, какую обычно декларируют люди его положений.