Спаситель - Несбё Ю

Он резко закрыл дверь и в глухом грохоте погасил огонь, только края газеты тлели в кромешной тьме. Дыхание участилось. Снаружи что-то есть, что-то охотится на него, чует его, узнаёт. Он затаил дыхание. И тут понял: это что-то не снаружи. И слышал он не эхо своего дыхания. Оно здесь, внутри. В отчаянии он полез в карман за пистолетом и только успел подумать, как странно, что не слышно ни рычания, ни иного звука. И наконец услышал — тихое царапанье когтей, отталкивающихся от железного пола. Он успел только поднять руку — но тут челюсти сомкнулись вокруг нее, и боль заставила все мысли рассыпаться дождем осколков.

Харри оглядел кровать и то, что предположительно было Туре Бьёргеном.

Подошел Халворсен, стал рядом, прошептал:

— Господи Иисусе! Что здесь случилось?

Не отвечая, Харри отстегнул замок черной маски, закрывавшей лицо человека на кровати, вытащил кляп. Накрашенные губы и подведенные глаза живо напомнили ему Роберта Смита, вокалиста группы «Кьюэ».

— Это официант, с которым ты говорил в «Бисквите»? — спросил Харри, краем глаза осматривая комнату.

— Вроде он. Господи, что он на себя напялил?

— Латекс, — сказал Харри, тронул кончиками пальцев металлические опилки на простыне, подцепил несколько крупинок, положил рядом с полупустым стаканом воды на ночном столике. Там лежала таблетка. Харри присмотрелся к ней.

— Ненормально все это, — простонал Халворсен.

— Одна из форм фетишизма, — отозвался Харри. — И в таком плане ничуть не более ненормально, чем, к примеру, женщина в мини-юбке и в поясе с чулками, при виде которой тебя заводит.

— Униформы, — сказал Халворсен. — Любые. Как у медсестер, у парков…

— Спасибо, — оборвал Харри.

— Как по-твоему? Отравился таблетками?

— Спроси у него, — сказал Харри, взял с ночного столика стакан, выплеснул воду в лицо на подушке. Халворсен, открыв рот, уставился на инспектора.

— Не будь ты заранее уверен в самоубийстве, услышал бы, что он дышит, — пояснил Харри. — Это стесолид. Чуть похуже валиума.

Человек на кровати зевнул. Потом лицо скривилось, он закашлялся.

Харри сел на край кровати, подождал, пока до смерти перепуганные, но тем не менее крохотные зрачки официанта сфокусируются на его персоне.

— Мы из полиции, Бьёрген. Извини, что так ворвались, но нам казалось, у тебя тут есть кое-что, что мы разыскиваем. Хотя, судя по всему его тут уже нет.

Глаза на подушке дважды моргнули.

— О чем вы? — плаксивым голосом спросил Бьёрген. — Как вы сюда вошли?

— Дверь, — сказал Харри. — Вдобавок у тебя нынче вечером был гость.

Парень помотал головой.

— Так ты сказал полицейскому по телефону, — заметил Харри.

— Никого здесь не было. И в полицию я не звонил. Мой номер не распознается. Вы не можете отследить звонок.

— Еще как можем. И между прочим, я не говорил, что ты звонил. По телефону ты сообщил, что у тебя тут кое-кто прикован к кровати, и я вижу на простыне опилки от латунного изголовья. Да и зеркало вон там тоже пострадало. Он сбежал, Бьёрген?

Парень в замешательстве смотрел то на Харри, то на Халворсена.

— Он тебе угрожал? — Харри говорил тихо, монотонно. — Сказал, что вернется, если ты скажешь нам хоть словечко? Так? Ты боишься?

Бьёрген открыл рот. Возможно, из-за кожаной маски Харри подумал: заблудившийся пилот. Роберт Смит в полной отключке.

— Они всегда так говорят, — продолжал Харри. — Но знаешь, если бы он всерьез имел это в виду, ты бы уже отправился на тот свет.

Парень уставился на Харри.

— Тебе известно, куда он пошел, Бьёрген? Он взял что-нибудь? Деньги, одежду?

Молчание.

— Давай выкладывай, это важно. Он намерен найти и убить еще одного человека в Осло.

— Не понимаю, о чем вы, — прошептал Туре Бьёрген, не отрывая взгляда от Харри. — Будьте добры, уйдите, а?

— Конечно, мы уйдем. Но должен предупредить: ты рискуешь, можно предъявить тебе обвинение в том, что ты помог спрятаться беглому убийце. И в худшем случае закон квалифицирует это как соучастие в убийстве.

— Да чем вы это докажете? Ладно, я, может, и звонил в полицию. Блефовал. Повеселиться хотел. Ну и что?

Харри встал.

— Как хочешь. Мы уходим. Оденься, собери вещички. Я пришлю за тобой наших ребят, Бьёрген.

— За мной?

— Возьмем тебя под арест. — Харри сделал Халворсену знак: уходим.

— Под арест? Меня? — Плаксивость как рукой сняло. — За что? Вы же ни хрена не докажете.

Харри показал ему таблетку, зажатую между пальцами:

— Стесолид продается по рецептам, как наркотик типа амфетамина и кокаина, Бьёрген. Так что, даже если ты предъявишь рецепт, мы все равно должны арестовать тебя за хранение. До двух лет тюрьмы.

— Шутите. — Бьёрген приподнялся в постели, схватил с полу одеяло. Похоже, только сейчас сообразил, в каком он виде.

Харри пошел к двери.

— Лично я совершенно с тобой согласен, Бьёрген, норвежское законодательство чертовски сурово, что касается мягких наркотиков. Поэтому в иных обстоятельствах я, может, и посмотрел бы сквозь пальцы. Будь здоров.

— Погодите!

Харри остановился. В ожидании.

— Его б-братья… — пролепетал Туре Бьёрген.

— Братья?

— Он сказал, если с ним в Осло что случится, его братья придут за мной. Ну, если его арестуют или убьют, они придут за мной, непременно. Сказал, что его братья обычно пользуются кислотой.

— У него нет братьев, — сказал Харри.

Туре Бьёрген поднял голову, посмотрел на высоченного полицейского и удивленно спросил:

— Нет?

Харри медленно качнул головой.

Бьёрген ломал руки.

— Я… я принял эти таблетки потому только, что нервы сдали. Они ведь от этого, верно?

— Куда он пошел?

— Он не говорил.

— Деньги он у тебя взял?

— Так, мелочь. Потом ушел. А я… я сидел тут, и мне было очень страшно… — Он вдруг всхлипнул и замолчал, съежился под одеялом. — Мне и сейчас страшно.

Харри посмотрел на плачущего парня:

— Если хочешь, можешь сегодня заночевать в КПЗ.

— Нет, я тут останусь, — опять всхлипнул Бьёрген.

— Ладно. Кто-нибудь из наших зайдет к тебе утречком потолковать.

— Хорошо. Погодите! Если вы его задержите…

— Да?

— Вознаграждение остается в силе, верно?

Костер разгорелся вовсю. Пламя отсвечивало в треугольном осколке стекла, который он вытащил из разбитого окна барака. Он принес еще дров и чувствовал, что начинает оттаивать. Ночью будет хуже, но он жив. Перевязал окровавленные пальцы лоскутом рубашки, который отрезал стеклом. Челюсти собаки сомкнулись вокруг руки с пистолетом. Вокруг пистолета.

По стене контейнера плясала тень черного метцнера, подвешенного к потолку. Пасть открыта, тело вытянуто, закоченело в последней безмолвной атаке. Задние лапы связаны стальной проволокой, пропущенной сквозь щели в гофрированной железной крыше. Кровь из пасти и дырки за ухом, где вышла пуля, мерно капала на пол. Он так и не понял, что заставило пальцы нажать на спуск — собственные его мышцы или укус собаки, но он все еще словно бы ощущал дрожь, прокатившуюся по контейнеру после выстрела. Седьмого с тех пор, как он очутился в этом окаянном городе. Теперь в обойме осталась всего одна пуля.

Одной, конечно, достаточно, только вот как найти Юна Карлсена? Ему необходим кто-нибудь, кто выведет его на след. Он подумал о полицейском. О Харри Холе. Имя вроде бы не совсем обычное. Вероятно, отыскать его не составит большого труда.

Световое табло возле «Вика-Атриума» показывало минус восемнадцать, а время близилось к двадцати одному часу, когда Харри и Халворсен, стоя в стеклянном лифте, смотрели, как фонтан с тропическими растениями вокруг уходит вниз, становится все меньше.

Халворсен хотел что-то сказать, но раздумал. И тотчас снова открыл рот.

— Стеклянный лифт — классная штука, — сказал Харри. — Так здорово ехать вверх.

— О да.

— Введение и вопросы — за тобой. Затем постепенно включусь я. О'кей?

Халворсен кивнул.

Едва они сели в машину после визита к Туре Бьёргену, как позвонил Гуннар Хаген и попросил Харри съездить в «Вика-Атриум», где их ждут Алберт и Мадс Гильструпы, отец и сын, готовые дать показания. Харри заметил, что вообще-то обычная процедура не предусматривает вызов полиции для снятия показаний и что он поручил заняться этим Скарре.

— Алберт — давний знакомый начальника уголовной полиции, — объяснил Хаген. — Он только что звонил и сказал, что они твердо решили дать показания не кому иному, как руководителю расследования. Без адвоката, и это плюс.

— Ладно…

— Отлично. Ценю вашу любезность.