Игольное ушко - Фоллетт Кен

Особняк был обыкновенным домом только внешне; в его двух нижних уровнях располагались железобетонные бункеры, напичканные радиоаппаратурой стоимостью несколько миллионов рейхсмарок. Всю эту систему разработал майор Вернер Траутманн, который в своем деле был большим докой. Каждый из бункеров был разбит на двадцать звуконепроницаемых кабинок для прослушивания, где сидели опытнейшие радисты, способные отличить любого шпиона по «почерку» передачи так же легко, как мы распознаем в письме руку собственной матери.

При выборе принимающего оборудования упор делался на качество, а вот для передающих устройств оказывалась еще важна и портативность. Большинство передатчиков, умещавшихся в небольшой чемодан, разработала компания «Телефункен» по спецзаказу адмирала Вильгельма Канариса, шефа абвера.

В эту ночь в эфире царила относительная тишина, и потому, когда на связь вышел Die Nadel, об этом тут же узнали все. Сообщение принял один из опытнейших операторов. Он послал в ответ подтверждение приема, расшифровал содержимое, поспешно вырвал листок из блокнота и взялся за телефон. Зачитав послание по прямой линии в штаб-квартиру абвера на Софиен-террас в Гамбурге, он вернулся к себе в отсек, чтобы перекурить.

Предложил сигарету молодому сотруднику из соседней кабинки, и они вдвоем встали, опершись о стену и наслаждаясь ароматным дымом.

– Что-нибудь важное? – поинтересовался юнец.

Пожилой коллега пожал плечами.

– Когда на связь выходит ОН, пустяков не бывает. Но не сказал бы, что сегодняшние сведения содержали нечто выдающееся. Люфтваффе снова не смогла разбомбить собор Святого Павла.

– И что ему ответят?

– Не думаю, будто он станет дожидаться ответа. Эта сволочь делает что хочет. И он всегда был таким. Видишь ли, это ведь я обучал его радиоделу, но, едва пройдя курс, он вбил себе в голову, что знает теперь все лучше меня самого.

– Так Die Nadel вам знаком? Что он за человек?

– Примерно такой же веселый, как дохлая рыба. Но, как ни крути, а он – наш выдающийся агент. Многие считают его лучшим за всю историю немецкой разведки. Ходит легенда, будто он пять лет работал под прикрытием и делал карьеру в советском НКВД, став одним из приближенных Сталина… Не знаю, насколько это правда, но он способен на такое. Настоящий профи. Сам фюрер лично знает его.

– Он вхож к Гитлеру?

Старик кивнул.

– Было время, когда фюрер требовал, чтобы ему приносили каждое донесение Иглы. Возможно, так делают до сих пор, не могу сказать. Но тому это все без разницы. Его трудно удивить. Хочешь знать мое мнение? Die Nadel смотрит на всех одинаково. Он словно прикидывает, как убил бы тебя, случись тебе сделать одно неверное движение.

– Какое счастье, что не мне выпало обучать его!

– Но усваивает он все мгновенно. Здесь нужно отдать ему должное. Работал по двадцать четыре часа в сутки, а когда закончил, перестал со мной даже здороваться. Он едва ли отдает честь самому Канарису. Все сообщения заканчивает словами «Большой привет Вилли». Ему плевать, что тот адмирал и его босс.

Они докурили, бросили окурки на пол и затоптали. Потом пожилой тщательно подобрал их и спрятал в карман, так как, строго говоря, курить в бункере запрещалось. Приемники по-прежнему молчали.

– И он никогда не подписывается своим кодовым именем, – продолжал матерый радист. – Ему присвоил этот псевдоним фон Браун, но он никогда ему не нравился. Как, собственно, и сам фон Браун. Помнишь тот случай?.. Хотя нет, это произошло задолго до того, как ты к нам пришел. Так вот, фон Браун послал Игле приказ произвести разведку аэродрома Фарнборо в графстве Кент. И тут же получил ответ: «В Фарнборо, графство Кент, нет никакого аэродрома. Он есть в Фарнборо, графство Гэмпшир. К твоему счастью, мудак, у наших парней из люфтваффе с географией лучше, чем у тебя». И это дословно.

– Его можно понять. Иногда наши ошибки ставят под угрозу их жизни.

Старик нахмурился. Подобные сентенции он считал своей прерогативой, и ему не нравилось, когда сосунки влезали в его рассказ с подобными замечаниями.

– Так и есть, – буркнул он.

– А почему он все-таки не любит свой оперативный псевдоним?

– Говорит, будто он имеет четкое значение, а кодовое имя со значением может выдать агента. Но только фон Браун ничего не хочет слышать.

– Игла? Как такое слово может выдать?

Но как раз в этот момент приемник старика ожил и тот быстро вернулся к нему, так ничего и не объяснив.

Радиограмма привела Фабера в бешенство, поскольку ему приказывали сделать то, чего он всегда стремился избегать.

И в Гамбурге постарались, чтобы он получил это сообщение. Он послал в эфир свой позывной, но вместо обычного: «Вы на связи, продолжайте», – тут же получил текст: «Отправляйтесь на рандеву номер один».

Он подтвердил получение приказа, передал свою шифровку и спрятал передатчик в чемодан. Затем выкатил велосипед из камышей среди болот Ирита (прикрытием ему сейчас служило типично английское пристрастие к наблюдению за птицами) и поехал по дороге в сторону Блэкхита. По пути в свою тесную двухкомнатную квартирку он размышлял, стоит ли выполнять распоряжение.

У него имелось две причины для неповиновения: одна профессиональная, другая – личная.

С профессиональной точки зрения это выглядело так. Термин «Рандеву номер один» Канарис ввел в обиход как кодовую фразу еще в 1937 году. Она означала необходимость явиться ко входу в некий магазин, расположенный между Лестер-сквер и Пиккадилли-серкус, для встречи с другим агентом. Узнать друг друга они должны были по экземплярам Библии, которые будут у обоих. Потом полагался обмен паролями: «Какая глава сегодня?» – «Тринадцатая из Книги Царств».

Затем, если оба оказывались уверены в отсутствии слежки, должны были дружно согласиться, что это «весьма вдохновляет». В противном случае один из них произносил: «Боюсь, еще не успел прочитать ее».

Во-первых, от магазина уже могли остаться одни руины, но не это больше всего беспокоило Фабера. Он опасался, что Канарис снабдил этими паролями всех тех тупиц и дилетантов, которые пересекли пролив в 1940 году и попали прямиком в лапы к МИ-5. Фабер знал о многочисленных провалах, поскольку сообщения о казнях немецких шпионов периодически появлялись в газетах. Делалось это, несомненно, с целью убедить британскую общественность в том, что против «пятой колонны» принимаются надлежащие меры. Перед смертью эти люди наверняка выдавали все, им известное, а потому вероятность, что англичане знают о рандеву номер один, была весьма высока. И если они перехватили и расшифровали приказ, вход в тот магазин уже наверняка окружен молодыми англичанами с Библиями под мышкой, которые вовсю практикуются в произношении выражения «весьма вдохновляет» с правильным немецким акцентом.

К сожалению, в те дни, когда вторжение на Британские острова казалось вопросом нескольких недель, в абвере совсем забыли о профессионализме. С тех пор Фабер окончательно перестал доверять Гамбургу. Он не давал им домашнего адреса, отказывался от любого общения с другими агентами в Великобритании и менял свою радиочастоту, нимало не заботясь о том, что может подавить сигнал с какого-нибудь другого передатчика.

Но если бы он всегда выполнял приказы своих начальников, ему не удалось бы продержаться так долго.

Въехав в Вулидж, Фабер влился в поток велосипедистов, многие из которых были женщинами, поскольку только что закончилась смена на заводе по производству боеприпасов. И чуть утомленная веселость этих рабочих напомнила Фаберу о личной причине для неповиновения: он понимал, его страна терпит в войне поражение.

Ни о какой победе уже не могло быть и речи с тех пор, как в дело вступили русские и американцы. Африка была потеряна. Итальянцы сдались, а союзные войска наверняка вторгнутся во Францию уже в нынешнем, 1944 году.

И Фабер не собирался рисковать своей шкурой совершенно бессмысленно.

Он доехал до дома и спрятал велосипед, но, стоя перед раковиной и умываясь, вдруг отчетливо осознал: вопреки всякой логике он хочет явиться на это рандеву.

Глупо подвергать себя опасности без особой необходимости, но им овладело стремление сделать это, пусть и по одной только причине – он скучал без настоящего дела. Обычные сеансы радиосвязи под видом наблюдения за птичками, катание на велосипеде, вечерние чаи в пансионе – уже почти четыре года минуло с того дня, когда он в последний раз предпринял нечто по-настоящему решительное. Он не ощущал ни малейшей реальной опасности, но это только действовало на нервы, заставляя порой пугаться воображаемых угроз. А он бывал полностью доволен собой, только когда ему удавалось выявить подлинную опасность и устранить ее.

Хорошо, он явится на свидание. Но не так, как они ожидают.

Несмотря на войну, лондонский Вест-Энд заполняли толпы прохожих. «Интересно, а как сейчас выглядит центр Берлина?» – подумал Фабер. В книжном магазине «Хэтчфордз» на Пиккадилли он купил Библию, но спрятал пока в карман плаща, чтобы ее не было видно. Стоял теплый, но сырой денек, то и дело начинал моросить дождь, и Фабер прихватил с собой зонт.