Игольное ушко - Фоллетт Кен

– О третьем в прессе не сообщалось.

– Допустим, он к ним причастен. Но это не значит, что он не может быть и шпионом. Шпионы часто промышляют кражами.

Блоггз чувствовал себя отвратительно.

– Но ведь все это происходило неделю назад, когда ваш человек еще не покидал Лондона, верно?

Блоггз помолчал с минуту, а потом вышел в коридор со словами:

– А, пошло оно все к черту!

Питер Фредерикс посмотрел на Кинкейда сквозь кровавую маску на лице.

– Кто он такой, этот чертов гестаповец? – спросил он.

Кинкейд ответил ему суровым взглядом.

– На твоем месте я бы только радовался, что ты не тот, кого он на самом деле ищет.

– Ну и?.. – спросил Годлиман по телефону.

– Ложный след. – Голос Блоггза, передаваемый на такое расстояние, хрипел и был слегка искажен. – Мелкий воришка, внешне похожий на Фабера, у которого к тому же оказался при себе стилет.

– Значит, вернемся на исходную позицию, – сказал Годлиман.

– Ты что-то говорил о каком-то острове.

– Да. Есть такой Штормовой остров. Расположен примерно в десяти милях от берега к востоку от Абердина. На хорошей карте ты его увидишь.

– Откуда уверенность, будто он именно там?

– Никакой уверенности нет. Мы по-прежнему должны продолжать отрабатывать все версии – проверять в других городах, вести поиск вдоль побережья. Но если он действительно угнал ту шхуну, как ее там?..

– «Мари II».

– Вот-вот. Если он отплыл на ней, то место встречи, по всей вероятности, намечалось неподалеку от этого острова. И при условии, что интуиция меня не подводит, он либо утонул, либо его штормом выбросило на остров.

– Должен признать, предположение не лишено оснований.

– Как у вас там с погодой?

– Без перемен.

– Как думаешь, ты мог бы добраться до острова на крупном корабле?

– На достаточно большом судне можно выходить в море в любой шторм. Но ведь на этом острове едва ли есть подходящая гавань, так?

– Лучше навести справки, однако, полагаю, ты прав. Тогда слушай… Рядом с Эдинбургом есть база королевских военно-воздушных сил. К тому времени, когда ты туда доберешься, я позабочусь, чтобы тебя в полной готовности ждал самолет-амфибия. И ты поднимешься в воздух в ту же минуту, как только шторм начнет утихать. Предупреди местную береговую охрану, чтобы тоже были готовы выдвинуться по первому приказу – невозможно предсказать, кто доберется туда первым.

– Но если их подводная лодка тоже только и ждет прояснения, первой на месте окажется она, – заметил Блоггз.

– Черт, здесь ты снова прав. – Годлиман закурил сигарету, которая теперь помогала ему думать. – В таком случае мы отправим сторожевой корабль патрулировать вокруг острова и прослушивать возможные радиограммы Фабера. Как только волнение успокоится, они тоже смогут отправить на остров шлюпку.

– Как насчет нескольких истребителей?

– Нет проблем, но только, как и тебе, им придется дожидаться улучшения погоды.

– Шторм теперь уже не может продолжаться долго.

– А что говорят шотландские метеорологи?

– По меньшей мере еще один день. Но помни: каждый день, который мы теряем, оказывается потерянным и для него тоже.

– Если только он там.

– Разумеется.

– Хорошо, – подвел итог Годлиман. – В нашем распоряжении будут сторожевик, катера береговой охраны, истребители и самолет-амфибия. Тебе лучше сразу отправляться в путь. Свяжись со мной из Розита. И будь осторожен.

– Не волнуйся за меня.

Годлиман повесил трубку. Забытая им сигарета успела почти полностью прогореть.

Лежавший на боку джип выглядел довольно мощным, но бесполезным, как раненый слон. Двигатель заглох. Но стоило Фаберу поднатужиться, как машина волшебным образом снова встала на все четыре колеса. Как раз она-то вышла из битвы с минимальными повреждениями. Само собой, сильно пострадала брезентовая крыша, которую стилет Фабера пропорол по диагонали от одного борта к другому. Крыло, которое уперлось в землю и остановило скольжение джипа, оказалось изрядно помято. Разбилась одна из фар. С той же стороны выстрел из ружья полностью высадил стекло двери, но каким-то чудом совершенно не пострадало лобовое стекло.

Фабер забрался на водительское сиденье, перевел коробку передач на нейтралку и включил стартер. Мотор запыхтел, но потом снова перестал работать. Фабер сделал новую попытку, и на этот раз двигатель завелся. «Уже хорошо», – подумал он. Долгого пути пешком ему не выдержать.

Какое-то время он сидел в машине и осматривал собственные раны. Осторожно потрогал правую лодыжку – на ней образовалась огромная опухоль от ушиба. Возможно, была трещина в кости. И потому оставалось только радоваться, что машину переоборудовали под безногого водителя – как следует нажать на педаль газа ногой Фабер не смог бы. Шишка на затылке показалась ему огромной. Размером чуть ли не с шар для гольфа. Он легко прикоснулся к ней, а потом почувствовал на пальцах что-то липкое – кровь. В зеркале заднего вида изучил лицо, все покрытое мелкими синяками и порезами. Он смахивал сейчас на боксера, потерпевшего поражение в двенадцатом раунде.

Свой испорченный непромокаемый плащ он оставил в коттедже Тома, а потому его куртка и комбинезон насквозь промокли и были сплошь покрыты грязью. Ему нужно отогреться и обсушиться, и чем скорее, тем лучше.

Фабер схватился за руль, но теперь острая боль пронзила и его руку – он совершенно забыл о вырванном с мясом ногте. Он осмотрел его – пожалуй, самое неприятное из всех полученных повреждений. Вести машину придется одной рукой.

Он медленно тронулся с места и нашел то, что казалось ему дорогой. Потеряться на этом острове невозможно. Нужно только ехать вдоль края обрыва, и он доберется до коттеджа Люси.

Он должен теперь придумать для нее какую-то ложь, чтобы объяснить отсутствие мужа. По крайней мере выстрела она точно не могла слышать, в этом сомнений не было. Фабер вполне способен выложить ей и всю правду – она все равно бессильна что-либо изменить. Но если Люси станет показывать свой характер, ему ничего другого не останется, кроме как убить и ее, а к этому у него не лежала душа. Медленно ведя машину вдоль кромки скалы под ураганным ветром и проливным дождем, он сам удивлялся появлению в себе этой новой черточки, похожей на угрызения совести. С ним такое происходило впервые – он не хотел убивать. Причем не потому, что теперь вдруг счел убийство аморальным. Вот уж вздор! Напротив, он уже давно возвел совершаемые им убийства на тот же моральный уровень, что и убийство врага на поле боя. И в этом вопросе эмоции всегда послушно следовали за его интеллектом. К тому же, прикончив человека, он неизменно испытывал физиологическую реакцию – его рвало. Но поскольку причины оставались ему неясны, он просто смирился с этим, вот и все.

Так почему же он стремился избежать убийства Люси?

Это явление, подумалось ему, определенно из одного ряда с привязанностью, которая заставляла его раз за разом сообщать бомбардировщикам люфтваффе неверные координаты собора Святого Павла в Лондоне: порыв спасти от уничтожения красоту. Люси ведь тоже потрясающее создание, исполненное красоты и изящества, как любое произведение настоящего искусства. Фабера нисколько не смущала роль убийцы, но он не хотел превращаться в варвара. Впервые осознав это, он отчетливо понял, насколько такая манера поведения экстравагантна. Но ведь все крупные фигуры в мире шпионажа отличались эксцентричностью.

Он вспомнил для примера некоторых персонажей, завербованных абвером одновременно с ним самим: Отто – нордического великана, мастерившего изящные фигурки из бумаги в японском стиле и ненавидевшего женщин; Фридриха – лукавого маленького гения математики, боявшегося собственной тени и впадавшего в пятидневную депрессию из-за проигранной шахматной партии; Гельмута, который зачитывался книгами об эпохе рабства в Америке и скоро перешел в ряды СС… Все такие разные, но все со странностями.

Казалось, он ехал все медленнее и медленнее, а пелена дождя и туман становились все более непроницаемыми. Он начал волноваться, что держится слишком близко к краю обрыва. Его бросало в жар, сменявшийся приступами озноба. До него дошло, что про Отто, Фридриха и Гельмута он рассказывает вслух, и он понял – это признак близкой потери контроля над собой. Тогда он усилием воли заставил себя не думать ни о чем, кроме необходимости вести машину строго по прямой. Шум ветра в ушах постепенно стал ритмичным и теперь действовал усыпляюще. В какой-то момент он вдруг очнулся и увидел, что сидит в остановившейся машине и неотрывно смотрит на море, причем не имея понятия, как долго пребывает в таком состоянии.

У него возникло ощущение, что лишь несколько часов спустя вдали показался наконец коттедж Люси. Он направил машину в ту сторону, повторяя себе, что должен нажать на рукоятку тормоза прежде, чем джип врежется в стену. На пороге дома стояла фигура, смотревшая на него сквозь струи дождя. Фаберу необходимо было сохранить сознание, по крайней мере для того, чтобы успеть выдать Люси свою лживую историю. Ему нужно помнить, нужно помнить…