Трое - Фоллетт Кен

Все обитатели судна услышали, как двигатель смолк, и «Копарелли» безвольно качнулся на волне; даже сменившиеся с ночной вахты, которые спали в своих каютах, обеспокоились сквозь сон наступившим затишьем и проснулись. Еще до того, как двигатель окончательно остановился, по переговорной трубе сверху донесся голос первого помощника.

– Говорит мостик! Что у вас там внизу?

Кох приблизил губы к раструбу.

– Внезапное падение давления масла.

– Есть ли ясность, в чем дело?

– Пока еще нет.

– Держите меня в курсе.

– Есть, сэр.

Кох повернулся к Ларсену.

– Придется отсоединить маслоотстойник, – сказал он. Подхватив ящик с инструментами, Ларсен спустился за Кохом на самую нижнюю палубу, откуда был доступ к двигателю. – Если засорился бы маслопровод, то падение давления шло бы постепенно. Внезапное падение означает, что перекрыта подача масла. Я проверял раньше – масла в системе хватало, и не было никаких следов утечки. Значит, скорее всего, где-то перекрыта подача.

Гаечным ключом Кох отсоединил маслоотстойник, они вдвоем опустили его на палубу и внимательно осмотрели, включая главный и дополнительный клапаны, но не нашли и следа каких-то повреждений.

– Если тут все в порядке, то, скорее всего, поврежден масляный насос, – сказал Кох. – Притащи-ка запасной.

– Он должен быть в кладовке на главной палубе, – вспомнил Ларсен.

Кох протянул ему ключ, и Ларсен поднялся наверх.

Теперь Коху предстояло работать быстро и точно. Он снял кожух масляного насоса, обнажив две шестеренки с крупными зубьями. Сменив насадку дрели на закаленное сверло, он привел зубья шестеренок в полную негодность, выщербив их. Положив сверло, он взял короткий ломик и молотком загнал ломик между двумя шестеренками, раздвигая их, пока не услышал громкий отчетливый треск. Затем он вынул из кармана изрядно помятый шарик из закаленной стали; когда Кох садился на судно, шарик уже лежал у него в кармане. Он бросил его в маслоотстойник.

Готово.

Вернулся Ларсен.

Кох успел заметить, что забыл сменить насадку на дрели: когда Ларсен уходил, в патроне торчал гаечный ключ. «Только не смотреть на дрель!» – пронеслось у него в голове.

– Насоса там нет, сэр, – сказал Ларсен.

Пошарив в отстойнике, Кох вытащил шарик.

– Глянь-ка на это, – сказал он, стараясь, чтобы взгляд Ларсена не упал на свидетельство преступления, дрель с насадкой. – Вот в чем причина аварии. – Он показал Ларсену искореженные шестеренки насоса. – Должно быть, этот шарик попал туда, когда последний раз меняли фильтры. Его затянуло в насос, и с тех пор он так и крутился в шестеренках. Я удивлен, что мы вообще не слышали скрежета, пусть даже и грохотал двигатель. Как бы там ни было, масляный насос уже не подлежит ремонту, так что давай-ка ищи запасной. Возьми кого-нибудь себе в подмогу, но обязательно найдите его.

Ларсен вышел. Кох быстро вытащил сверло из патрона дрели и заменил его на гаечный ключ. Взбежав по трапу в машинное отделение, он успел устранить и другие следы своего вмешательства. Работая с предельной быстротой, чтобы никто не успел застать его, он снял кожух с датчиков и подсоединил провод к показателю давления масла. Теперь он в самом деле стоял на нуле. Поставив на место кожух, Кох выкинул обрывки изоляционной ленты.

Все кончено. Теперь предстояло обвести вокруг пальца капитана.

Как только поисковая партия признала свою неудачу, Кох поднялся на мостик.

– Должно быть, – обратился он к капитану, – в последний раз, когда проводился профилактический ремонт двигателя, сэр, механик уронил в масляный насос вот этот шарик. – Он продемонстрировал его капитану. – И в какой-то момент – может, когда судно качалось на волне – шарик попал в подвижную часть насоса. После этого выход его из строя оставался только вопросом времени. Шарик, добравшись до зубьев шестеренок, окончательно вывел их из строя. И, боюсь, заменить их на борту нам не удастся. На судне должен быть запасной масляный насос, но его не оказалось.

Капитан был в ярости.

– Он у меня сполна расплатится за это, когда я найду виновного.

– Проверка наличия запасных частей входит в обязанность главного механика, сэр, но вы же знаете, что я поднялся на борт буквально в последнюю минуту.

– Значит, это ошибка Сарна.

– Одно из объяснений…

– Еще бы! Он слишком активно бегал за бельгийскими шлюхами вместо того, чтобы заниматься двигателем. Есть ли у нас хоть какой-нибудь ход?

– Абсолютно исключено, сэр. Мы не сдвинемся с места, пока все не будет в порядке.

– Проклятье! Где радист?

– Я найду его, сэр, – вызвался первый помощник, выходя.

– Вы абсолютно уверены, что не удастся чего-то там склепать? – спросил Коха капитан.

– Боюсь, что из имеющихся в нашем распоряжении запасных частей масляный насос не получится. Именно поэтому и был запасной насос.

Первый помощник вернулся с радистом. Им был тот самый коренастый носатый человек, с которым Кох столкнулся ночью на палубе.

– Где вас черти носили? – рявкнул капитан.

Радист обиделся.

– Я помогал искать масляный насос, сэр, а потом пошел вымыть руки. – Он посмотрел на Коха, но в его взгляде не было и следа подозрительности: Кох сомневался, удалось ли радисту что-то увидеть во время их случайной встречи на палубе, но если даже он и заподозрил какую-то связь между пропавшей деталью двигателя и выброшенным за борт грузом, то не обмолвился об этом.

– Ладно, – сказал капитан. – Радируйте владельцу: сообщаем о поломке машины в… где мы точно находимся, первый?

Первый помощник дал радисту точные координаты места. Капитан продолжил:

«Требуется новый масляный насос или буксир до порта. Прошу инструкций».

Кох с облегчением расслабился: своего он добился.

Сразу же пришел ответ от владельца:

«Копарелли» продан компании «Сейвил шипинг» из Цюриха. Ваше послание передано новым владельцам. Оставайтесь на месте до получения их указаний».

И почти тут же пришла радиограмма от «Сейвил шипинг».

«Наше судно «Джил Гамильтон» находится в ваших водах. Оно подойдет примерно к полудню. Приготовьтесь перевести на него всю команду за исключением главного механика. «Джил Гамильтон» доставит экипаж в Марсель. Механик на борту будет дожидаться нового масляного насоса. Папагополус».

Этот обмен радиопосланиями слушал в шестидесяти милях Солли Вейнберг, капитан «Джил Гамильтона» и командор израильского военно-морского флота. Он пробормотал: «Точно по расписанию. Хорошо сработано, Кох». Определив точку, в которой стоял «Копарелли», он дал команду двигаться полным ходом.

Этого не слышали Ясиф Хассан и Махмуд на борту «Наблуса» в 150 милях. Они находились в капитанской каюте, склонившись над схематическим планом «Копарелли», который набросал Хассан, прикидывая, как они поднимутся на борт судна и захватят его. Хассан дал указание радисту «Наблуса» прослушивать две частоты: одну, на которой работал маячок на «Штромберге», и другую, на которой Тюрин тайно сносился с Ростовым на борту «Карлы». Поскольку передача шла на обычной волне «Копарелли», «Наблус» не уловил ее. И пройдет время, прежде чем федаины поймут, что захватили опустевшее судно.

Обмен радиосигналами был пойман на мостике «Штромберга». Когда до «Копарелли» дошло указание Папагополуса, все присутствующие радостно захлопали в ладоши. Нат Дикштейн, прислонившись к переборке с чашкой кофе в руках, смотрел на простиравшееся перед ним море, не испытывая радости. Тело его ныло от напряжения, лицо стало жестким и непроницаемым, карие глаза за пластиковой оправой очков сузились. Кто-то из присутствующих на мостике обратил внимание на его долгое молчание и бросил замечание, что первое препятствие удалось преодолеть. Сдержанный ответ Дикштейна был преисполнен нехарактерной для него едкости и воспринимался, как оскорбление. Развеселившийся офицер отпрянул от него, а позже заметил, что Нат Дикштейн выглядел, как человек, готовый пырнуть вас ножом, если вы вдруг случайно наступите ему на ногу.

Радиообмен слышала и Сузи Эшфорд, которая вместе с Ростовым находилась на «Карле» в 300 милях отсюда.

Сузи, словно в забытьи, поднималась по трапу польского судна, стоящего у мола в Сицилии. Она с трудом понимала, что происходит, когда Ростов показал ее каюту, где раньше жил один из командного состава судна, и сказал, что, он надеется, ей будет здесь удобно. Она села на койку. Час спустя ей принесли на подносе холодную закуску и молча поставили на столик. Есть она не могла. Когда спустились сумерки, ее стала бить дрожь, и она залезла в постель, в которой и осталась лежать, глядя широко открытыми глазами перед собой, не в силах справиться с дрожью.