Операция «Людоед» - Троицкий Андрей

Телефонная беседа оборвалась. Из динамиков донесся голос Буряка.

– Ты слышишь? – спросил Маховский. – Охранник вызывает «скорую».

– Слышу, – сказал Буряк. – Через пять минут выходите. Не волнуйтесь, работайте спокойно. Ни пуха…

– К черту, – ответил Колчин. Он посмотрел на наручные часы: без четверти час. Секундная стрелка, светящаяся в полумраке фосфорным светом, описала круг, еще один круг…

Колчин вытащил из-под диванчика потертый кожаный саквояж, расстегнул замок. На дне саквояжа, накрытый газетой, кверху рукояткой лежал пистолет, рядом запасная обойма и две пары стальных браслетов. Колчин переложил обойму в брючный карман, закрыл саквояж, поставил его на колени. Маховский плавно тронул машину с места, пересек разделительную полосу, остановил минивэн прямо перед подъездом. Не вытащив ключи из замка зажигания, снял очки и еще раз протер чистые стекла полой халата. В салоне было прохладно, однако лоб Маховского сделался влажным и блестящим от пота.

– Пора, – сказал он хриплым придушенным голосом. – Пять минут прошли. Выходим.

– Подожди, слишком рано, – возразил Колчин. – Еще хоть пару минут подождем.

Маховский ничего не слушал, он распахнул дверцу, вылез из машины. Колчин, выругавшись про себя, потянул боковую дверь на себя, подхватил саквояж и спрыгнул на тротуар. Маховский первым вошел в подъезд. Колчин переступил порог следом за ним, огляделся. Подъезд довольно просторный, но мрачный, темный. Высокие потолки, с которых еще в незапамятные времена осыпалась лепнина, широкая лестница с вытертыми ступенями поднимается к лифту. Из почтовых ящиков торчат уголки рекламных буклетов или газет.

* * *

Маховский не стал вызывать лифт, пошел вверх по лестнице. Колчин, помахивая саквояжем, отправился за ним. Жильцы спали, в подъезде было тихо, шаги гулким эхом перекатывались снизу вверх и обратно. На площадке третьего этажа Маховский остановился перед дверью двенадцатой квартиры, нажал на кнопку звонка. Открыли без спроса. Видимо, охранник, ожидая врачей, топтался в прихожей. Он выглянул в глазок, увидел солидного, убеленного сединой Маховского, в халате с фонендоскопом на груди, распахнул дверь. Охранником оказался мужчина лет тридцати с небольшим кавказского типа с короткой стрижкой темных волос, мужественным правильным лицом. Физиономию не портил глубокий косой шрам над правой бровью. На охраннике были черные джинсы и свободного кроя серый пиджак, под которым можно спрятать хоть автомат со спиленным прикладом. Чеченец настороженно глянул на Колчина, на саквояж в его руке, словно почувствовал душевное беспокойство или скрытую угрозу. – Где больной? Что случилось? Маховский был деловит и собран, его голос звучал ровно. Свое волнение он оставил за порогом квартиры. Колчин закрыл дверь. – Пожалуйста, сюда, – чеченец пошел по коридору, показывая дорогу. – Он поужинал, сел у телевизора. Час назад выпили чаю. – Чаю? – Маховский удивленно поднял брови. – Позднее время для чая.

– Он всегда пьет чай часов в двенадцать.

Охранник провел гостей в изолированную большую комнату окнами на улицу. Света в столовой мало. Возле подоконника большой телевизор, у стены сервант, забитый посудой. Под люстрой, стилизованной под старинный светильник, круглый стол, накрытый розовой скатертью. Посуду с ужина не убирали, оставили на столе тарелку, чашки, открытую коробку шоколадных конфет и скомканную салфетку. В углу на разобранном диване лежал человек, под головой большая пуховая подушка в голубой наволочке из искусственного шелка. Человек отвернулся к стене, натянул на голову клетчатый шерстяной плед. Из-под пледа доносились тихие, едва слышные стоны. Маховский взял стул, поставил его возле дивана, присел на краешек. Чеченец встал у изголовья, потормошил больного за плечо. – Слышишь, это я, Муратбек. Доктор пришел. Колчин, остановился за спиной Маховского, взглянул на часы. Уже четыре минуты, как они вошли в квартиру. Время тает, как сливочный пломбир в жару. Больной застонал, зашевелился, из-под пледа вылезла нога, на которой был натянут серый несвежий носок, затем появилась другая нога, голая, заросшая темными волосами. Человек выпростал руки, стянул с головы плед. Маховский на несколько секунд потерял дар речи. Он откашлялся в кулак, поправил очки и снизу вверх посмотрел на Колчина. На диване под клетчатым пледом лежал не Людович, а совершенно незнакомый человек, кавказец, лет сорока с гаком.