Ты мне принадлежишь - Кларк Мэри Хиггинс

На Парк-авеню, хотя свет переключился на зеленый, ей пришлось ждать на краю тротуара впереди толпы нетерпеливых пешеходов, потому что машины продолжали поворачивать из-за угла. «А ведь пешеходы имеют преимущественное право. Водители обязаны их пропускать, — с горечью подумала Кэролин. — Как же, держи карман».

Небольшой грузовой фургон поворачивал, визжа тормозами. Она инстинктивно попыталась отступить на шаг, подальше от края тротуара, но отступать было некуда — кто-то стоял прямо за спиной, не давая пройти. Вдруг она почувствовала, как чья-то рука выдергивает конверт у нее из-под мышки. В ту же секунду другая рука толкнула ее в поясницу.

Кэролин зашаталась на краю тротуара. Обернувшись через плечо, она мельком увидела знакомое лицо и даже успела прошептать «Нет!», когда толчок послал ее вперед, прямо под колеса фургона.

9

Он ждал ее возле здания, в котором располагалась приемная Сьюзен Чандлер. Время шло, а она все не появлялась. Поначалу он обрадовался и облегченно перевел дух, решив, что она не придет, но вскоре облегчение сменилось досадой: он даром потерял столько времени, а теперь придется ее разыскивать.

К счастью, он помнил ее имя и знал, где она живет, поэтому, когда Кэролин Уэллс так и не пришла на прием к доктору Сьюзен Чандлер, он позвонил ей домой и тут же повесил трубку, когда она ответила на звонок. Инстинкт, хранивший его все эти годы, подсказывал ему, что хотя Кэролин Уэллс не пришла на встречу, она по-прежнему представляет угрозу для него.

Он отправился к музею Метрополитен и присел на ступенях перед входом, смешавшись с группой студентов и туристов, слонявшихся вокруг, хотя по понедельникам музей не работал. Отсюда открывался прекрасный вид на ее дом.

В четыре часа его терпение было вознаграждено. Швейцар распахнул и почтительно придержал тяжелую, украшенную бронзовыми завитушками входную дверь, и она вышла, зажав под мышкой небольшой коричневый конверт из плотной бумаги.

Ему сыграла на руку и хорошая погода — множество народу высыпало на улицу. Это позволило следовать за ней так близко, что он даже разглядел на конверте начало выведенного печатными буквами адреса: «Д-РУ СЬЮ...»

Он догадался, что в конверте лежит кольцо и снимок, о котором она говорила по радио. Это было так называемое «нестандартное отправление», иначе она просто бросила бы письмо в почтовый ящик. Он понял, что должен остановить ее до того, как она доберется до почтового отделения. Удачная возможность представилась на углу Пятой авеню и Восемьдесят первой улицы, где уставшие ждать водители отказали пешеходам в первоочередном праве на переход.

Кэролин полуобернулась, когда он толкнул ее, и их глаза встретились. Она знала его как Оуэна Адамса, британского бизнесмена. В круизе он носил золотисто-каштановый парик, усики, очки и цветные контактные линзы. Но все равно в ее глазах мелькнула искра узнавания, прежде чем она упала.

Он с удовлетворением вспомнил крики и женский визг, когда на глазах у всех тело упало под колеса автофургона. Скрыться в толпе было проще простого. Конверт теперь был надежно спрятан у него под плащом.

Хотя ему не терпелось взглянуть, что она положила в конверт, он не вскрыл его, пока не оказался в полной безопасности, за надежно запертыми дверями своего кабинета.

Кольцо и фотография были вложены в пластиковый пакетик. Никакого сопроводительного письма или хотя бы записки. Он внимательно изучил снимок и сразу вспомнил, где он был сделан: на борту, в большой кают-компании, во время вечеринки с коктейлями, которую давал капитан в честь новых пассажиров, взошедших на борт в Хайфе. Сам он, разумеется, всеми силами избегал фотообъективов и ни за что не стал бы сниматься рядом с капитаном, но в тот раз, очевидно, допустил промашку. Выслеживая добычу, он подошел слишком близко к Кэролин и оказался в поле зрения камеры. Он хорошо помнил, какой у нее был грустный вид. Ему всегда требовалось именно это. Она прямо-таки источала печаль, и он, что называется, с ходу взял след. Он понял, что она — следующая в очереди.

Он внимательно изучил фотографию. Хотя он был снят в профиль, с усами, с золотисто-каштановыми волосами, опытный глаз мог бы его узнать.

Он держался по-военному прямо, привычка совать большие пальцы в карманы брюк тоже могла его выдать. Кроме того, он обычно выносил правую ногу на полшага впереди левой и опирался на нее всем своим весом, потому что левая до сих пор побаливала из-за давней травмы, — и на эту деталь кто-нибудь мог бы обратить внимание.