Необоснованные претензии - Коултер Кэтрин

— Не совсем вас понимаю, — откликнулся Род, внимательно глядя на нее. — Я думаю, что один из Карлтонов, возможно, Лоретта, велел его убить. Видите ли, Кэтрин была на пороге того, чтобы оказаться в центре довольно громкого и мерзкого скандала. Вероятно, Уолтере приучил ее к кокаину. Я хочу нанять еще одного частного детектива, чтобы он проверил все мои догадки. Можете этим заняться, Род?

— Бог мой, Элизабет! Карлтоны — сборище неприятных людей, но не убийцы же они?

— Вы забываете, что кто-то убил Тимоти, — ответила она очень спокойно. — Я этого не делала. Кто тогда?

— Но, ради всего святого, он же член их семьи!

— Возможно, вы правы, я не знаю. Но если они повинны в смерти Уолтерса, такая информация даст нам больше возможностей оказывать на них давление, больше власти над ними.

С минуту она молчала, рука ее сжалась в кулак.

— Я должна узнать.

Два дня спустя на второй странице “Нью-Йорк пост” появилось сообщение о том, что полиция арестовала мелкого поставщика кокаина некоего Хуана Рамиреса по обвинению в убийстве Чэда Уолтерса. Уолтере якобы пытался прибрать к рукам бизнес Рамиреса в Атлантик-сити. Показания свидетелей представлялись убедительными.

— Проклятье, — сказала Элизабет. — Я и правда думаю, что вы не остановитесь ни перед чем, Лоретта.

Она помолчала, потом задумчиво произнесла:

— Лоретта, вы и Майкл самые удачливые люди из живущих на свете или умнее, чем я предполагала. Вероятнее последнее.

Глава 11

— Я горжусь вами, Элизабет. Вы теперь управляете собственной жизнью. За вас, моя дорогая.

Элизабет улыбнулась Кристиану Хантеру, и их бокалы с вином звякнули, соприкоснувшись друг с другом.

— Благодарю вас, Кристиан. Это были безумные три месяца. Теперь я без труда засыпаю. В ту минуту, когда моя голова касается подушки, я выключаюсь, как свет.

Кристиан бросил взгляд на газету на кофейном столике.

— “Бостон глоб”?

— Да, — ответила она и взяла в руки газету. — В ней объявление о помолвке мистера Роуи Чалмерса и мисс Аманды Монтгомери. Это его второй брак и ее третий. Я все раздумывала, послать ли подарок или письмо с соболезнованиями мисс Монтгомери. Хотя, — продолжала она, глядя куда-то в сторону, — у нее, вероятно, достаточный опыт, чтобы распознать, когда ее обманывают.

Кристиан расслышал в ее тоне только насмешку и расслабился.

— Вы удачно отделались от него, — сказал он. Она сбросила с ног туфли и положила ноги на стол, прислонившись головой к подушке софы.

— Вам что-то известно, Кристиан?

— Пока еще нет, но я терпелив. Она рассмеялась:

— Теперь наконец-то я чувствую себя достойным членом человеческого общества. Я все еще боюсь, что сделаю или скажу что-нибудь не то, что-нибудь очень глупое, но с каждым днем мой страх ослабевает.

— Только не утратьте свою человечность по дороге, Элизабет.

— Вы имеете в виду, что я могу перестать верить людям?

Тон ее был небрежным, но его чуткое ухо уловило в голосе холодную решимость.

— Вы должны не забывать, что есть люди, которым можно и следует доверять. Например, мне, Элизабет.

— Вам я верю, Кристиан. В конце концов вы ведь спасли мне жизнь. Зачем вы стали бы ее разрушать?

Он ничего на это не ответил, и она через минуту продолжила:

— Я просто поняла, что вести дела и иметь личные отношения с людьми — совершенно разные вещи.

Она не заметила выражения боли на его лице. Кристиан принялся набивать трубку.

— Я горжусь дружбой с вами, — сказала она через минуту, и по ее тону было ясно, что она его немного поддразнивает. — И вы не разыгрываете со мной психоаналитика.

— Психоанализ — самое последнее, что вам требуется, моя дорогая. Тем не менее…

— Да?

Он сделал яростную затяжку.

— Вам следует проводить больше времени со мной.

— Если я не ошибаюсь, Кристиан, мы бываем вместе по крайней мере два раза в неделю. Она вздохнула и повернулась к нему лицом.

— Разве я не говорила вам совсем недавно, как высоко ценю вас? Вам не важно, богата я или бедна. Вы просто проявляете ко мне человеческие чувства. Такой друг, как вы, — это нечто из ряда вон выходящее.

"Друг и не более того. По крайней мере пока”.

— Сыграйте для меня, Элизабет. Она пошевелила пальцами ног.

— Сколько угодно, если вы не потребуете, чтобы я снова надела туфли.

Он хотел услышать Шопена, и она начала играть именно Шопена. Для него. Для себя она никогда больше теперь не играла. Когда она наконец подняла голову, то увидела, что его глаза закрыты.