Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг

Домой, на виллу в пригороде Сальтшёбаден, Эрика вернулась необычайно рано — около семи часов вечера, — отключила в холле сигнализацию и с удивлением констатировала, что мужа, Грегера Бекмана, нет дома. И лишь через некоторое время она вспомнила, что утром особенно горячо поцеловала его, поскольку он уезжал в Париж для чтения лекций и собирался вернуться только к выходным. При этом она сообразила, что не имеет представления о том, кому он будет читать лекции и какие именно или когда о них впервые зашла речь.

То есть простите, но муж у меня где-то затерялся. Она почувствовала себя персонажем из книги доктора Ричарда Шварца и задумалась над тем, не требуется ли ей помощь психотерапевта.

Эрика поднялась на второй этаж, наполнила ванну и разделась. Папку с материалами она взяла с собой и за последующие полчаса все прочитала, а закончив, улыбнулась. Из Хенри Кортеса получится невероятно въедливый журналистишка. Ему двадцать шесть лет, и он четыре года проработал в «Миллениуме», придя туда сразу после окончания Школы журналистики. Эрика даже почувствовала гордость: во всей статье об унитазах и Боргшё чувствовался почерк «Миллениума», и каждая строчка имела документальное подтверждение.

Вместе с тем она испытывала горечь. Магнус Боргшё был хорошим человеком и ей, в общем-то, нравился. Скромный, внимательный, не лишенный обаяния и вроде без особых амбиций. Кроме того, он являлся ее начальником и работодателем. Проклятый Боргшё. Как можно быть таким дураком?

Она немного подумала над тем, возможны ли какие-нибудь альтернативные привязки или смягчающие обстоятельства, хоть и сознавала, что выгородить его не удастся.

Отложив папку на подоконник, Эрика вытянулась в ванне и погрузилась в размышления.

То, что «Миллениум» статью опубликует, — неизбежность. Будь она по-прежнему главным редактором журнала, она бы ни секунды не колебалась, а тот факт, что ей материал показали заранее, является просто дружеским жестом, подчеркивающим, что «Миллениум», по мере возможности, хочет смягчить вредные последствия лично для нее. Будь ситуация обратной — если бы газета «СМП» раскопала аналогичную грязь о председателе правления «Миллениума» (каковым, кстати, по случайному стечению обстоятельств является Эрика Бергер), она бы тоже не стала раздумывать, публиковать ее или нет.

Публикация серьезно ударит по Магнусу Боргшё. Самое страшное, собственно говоря, не то, что его фирма «Витавара АБ» заказывала унитазы во Вьетнаме, на предприятии, входящем в черный список ООН как эксплуатирующее детский труд, а в данном случае еще и труд заключенных, или попросту рабов. И среди этих заключенных наверняка найдутся такие, кого можно считать политическими заключенными. Самое страшное — что Магнус Боргшё, зная об этих обстоятельствах, все равно продолжал заказывать унитазы у «Фонг Су Индастриз». Подобная алчность, как показывали примеры других капиталистов-бандитов, вроде бывшего директора «Скандии», вызывает у шведского народа бурю негодования.

Магнус Боргшё, естественно, станет утверждать, что не знал ситуации на фирме, но на такой случай у Хенри Кортеса имеются неоспоримые документы, и стоит Боргшё завести эту песню, как его к тому же уличат во лжи. Известно, что в июне 1997 года, когда Магнус Боргшё ездил во Вьетнам подписывать первые контракты, он провел там десять дней и, в частности, посещал заводы предприятия. Если он попробует утверждать, будто не понял, что многим из работников всего по двенадцать-тринадцать лет, то будет выглядеть идиотом. Также у Хенри Кортеса имелись доказательства того, что в 1999 году соответствующая комиссия ООН включила «Фонг Су Индастриз» в перечень предприятий, эксплуатирующих детский труд. Об этом тогда много писали газеты, а две общественные организации — среди них пользующаяся международным авторитетом лондонская организация «Международная ассоциация по предотвращению эксплуатации детского труда» — независимо друг от друга написали ряд писем фирмам, снабжавшим «Фонг Су» заказами. В «Витавара АБ» направили не менее семи писем, и два из них были адресованы лично Магнусу Боргшё, так что ему никак не удастся сделать вид, будто он ничего не знал. Лондонская организация с радостью передала документацию Хенри Кортесу, подчеркнув, что фирма «Витавара АБ» ни разу на письма не ответила. В то же время Магнус Боргшё еще дважды ездил во Вьетнам — в 2001 и 2004 годах — для продления контрактов.

Кампания, которая поднимется в СМИ, неизбежно приведет к одному. Если у Боргшё хватит ума, он покается и уйдет со всех руководящих постов. Если же он начнет обороняться, то его уничтожат в суде.

Занимает Боргшё пост председателя правления в «Витавара АБ» или нет, Эрику Бергер не волновало. Однако ее напрямую касалось то, что он являлся еще и председателем правления «СМП». Публикация означала, что его вынудят уйти в отставку. Когда газета балансирует над пропастью и только-только началась работа по ее обновлению, она не может себе позволить держать председателя с погубленной репутацией. Это пошло бы ей во вред, следовательно, его придется удалить из «СМП».

Тем самым у Эрики Бергер имелись две возможные линии поведения.

Она могла пойти к Боргшё, раскрыть карты, показать документацию и попытаться вынудить его осознать необходимость уйти до появления материала в печати.

Или же, если он заупрямится, она могла молниеносно созвать правление, проинформировать о ситуации и заставить правление его уволить. А если правление не согласится, она сама будет вынуждена незамедлительно уйти с должности главного редактора «СМП».

К тому моменту, когда Эрика Бергер все обдумала, вода в ванне уже совсем остыла. Эрика приняла душ, вытерлась, пошла в спальню и надела халат. Потом взяла мобильный телефон и позвонила Микаэлю Блумквисту. Тот не ответил. Тогда она спустилась на первый этаж, чтобы поставить кофе и впервые со времени начала работы в «СМП» проверить, не показывают ли по телевизору какой-нибудь фильм, под который можно было бы отдохнуть.

Проходя мимо двери в гостиную, она почувствовала резкую боль в ступне, посмотрела вниз и увидела, что у нее сильно течет кровь. Она сделала еще один шаг, и боль пронзила всю ногу. Эрика доскакала на одной ноге до античного кресла и села. Подняв ногу, она, к своему ужасу, обнаружила, что ей в пятку вонзился осколок стекла. Сперва у нее просто опустились руки. Потом она выпрямилась, ухватилась за осколок и выдернула его. Стало дико больно, и из раны хлынула кровь.

Эрика выдвинула ящик стоящего в холле комода, где у нее хранились шарфы, перчатки и шапочки. Она нашла какой-то шарф, быстро обмотала им ногу и крепко завязала. Шарфа не хватило, и она подкрепила его еще одной импровизированной повязкой. Кровотечение немного уменьшилось.

Эрика с изумлением стала рассматривать осколок стекла. Откуда он здесь взялся? Потом она обнаружила, что на полу холла имеются еще осколки. Какого черта… Она встала, бросила взгляд в гостиную и увидела, что большое панорамное окно с видом на озеро Сальтшён разбито, а весь пол усыпан мелкими осколками.

Эрика отступила к входной двери и надела туфли, которые сбросила, придя домой. Вернее, она надела одну туфлю, сунула в другую пальцы раненой ноги и, кое-как доковыляв на одной ноге в гостиную, осмотрела разрушения.

Потом она заметила посреди гостиной кирпич.

Эрика добрела до двери террасы и вышла на задний двор.

На фасаде дома кто-то метровыми буквами выписал распылителем слово:

Было уже начало десятого вечера, когда Моника Фигуэрола открыла Микаэлю Блумквисту дверцу машины, а сама обошла вокруг и уселась на водительское сиденье.

— Отвезти вас домой или лучше высадить где-нибудь в другом месте?

Микаэль Блумквист смотрел куда-то вперед совершенно пустым взглядом.

— Честно говоря… даже не знаю, на каком я свете. Мне еще никогда не приходилось шантажировать премьер-министра.

Моника Фигуэрола усмехнулась.

— Вы довольно удачно разыграли свои карты, — сказала она. — Я не знала, что вы умеете так талантливо блефовать.

— Я говорил каждое слово на полном серьезе.

— Да, но вы делали вид, будто знаете несколько больше, чем на самом деле. Я поняла это, когда сообразила, как вы меня вычислили.

Микаэль повернул голову и посмотрел на ее профиль.

— Вы записали номер моей машины, когда я сидела на горке возле вашего дома.

Он кивнул.

— Вы изобразили это так, будто знаете, что обсуждается в канцелярии премьер-министра.

— Почему же вы ничего не сказали?

Она бегло взглянула на него и выехала на улицу Грев Турегатан.

— Правила игры. Мне не следовало там стоять. Но больше негде было припарковаться. А вы держите ситуацию вокруг себя под жестким контролем, не так ли?