11.22.63 - Кинг Стивен

— Билл Клинтон президент?

— Господи, нет. Он стопроцентно стал бы им снова в 2004-м, но умер от инфаркта прямо посреди выступления перед избирателями. Вместо него его жена продолжила кампанию. Она сейчас там президент.

— Хорошо работает?

Гарри сделал рукой волну.

— Неплохо…но никто неспособен повлиять законодательством на землетрясения. А именно это нас губит сейчас, в конце концов

Над головой вновь послышалось этот водянисто-ледяной скрежет. Я посмотрел вверх. Гарри нет.

— Что это? — спросил я.

— Сынок, — сказал он, — никто этого, похоже, не знает. Научный работники дискутируют, но в данном случае, я думаю, лучше прислушаться к проповедникам. Они говорят, что Господь готовится разрушить творение Его рук так, как когда-то Самсон разрушил храм филистимлян. — Он допил остаток своего виски. Чуть-чуть порозовели его щеки…свободные, как я успел заметить, от радиационных язв. — И в этом случае они, я думаю, правы.

— Иисус правый, — произнес я.

Он заглянул мне в глаза.

— Достаточно вам истории, сынок?

Достаточно, хватит до конца жизни.

— Должен уже идти, — сказал я. — С вами все будет в порядке?

— Будет, пока буду. Как и со всеми другими, — он не отводил от меня глаз. — Джейк, с какого неба вы упали? И откуда у меня, к черту, такое чувство, что знал вас?

— Возможно, это потому, что мы всегда узнаем своих добрых ангелов.

— Ерунда.

Мне хотелось уже уйти. В конце концов, я думал, что моя жизнь после следующей переустановки будет намного более простой. Но сначала, так как он был добрым человеком и очень пострадал во время всех трех своих инкарнаций, я подошел к каминной полке и снял со стены одну из обрамленных фотографий.

— Аккуратнее с этим, — раздраженно произнес Гарри. — Это моя семья.

— Знаю, — передал я ему в искореженные, по-стариковски запятнанные руки ту черно-белую, немного нечеткую фотографию, несомненно, увеличенную с кодаковского снимка. — Это ваш отец снимал? Я потому спрашиваю, что он единственный, кто отсутствует в кадре.

Он посмотрел на меня удивленно, потом вновь перевел взгляд на фото.

— Нет, — произнес он. — Это фото сделала одна леди, наша соседка, летом 1958-го. Тогда моя мама с отцом уже были разведены.

Я задумался, а не та ли это леди, которую я видел, как она курила сигарету, моя семейную машину и раз за разом брызгая водой на семейную собачку. Почему-то я был уверено, что фотографировала их именно она. Откуда-то из самого дна моего разума, словно из глубоченного колодца, донеслись голоса девочек-попрыгуний: «Старик мой водит суб-ма-рину».

— У него были проблемы с алкоголем. В те времена это не было дивом, много мужчин хорошенько выпивали, но оставались под одной крышей со своими женами, но он становился невыносимым, когда выпьет.

— Относительно этого нет сомнений.

Он вновь посмотрел на меня, на этот раз еще внимательнее, а потом улыбнулся. Большинства зубов у него уже не было, но улыбка все равно была приятной.

— Это у меня есть сомнения относительно того, понимаете ли вы, о чем самые говорите. Сколько вам лет, Джейк?

— Сорок. — Хотя я уверен, что выглядел старше в тот вечер.

— Это означает, что родились вы в 1971 году.

На самом деле годом моего рождения был 1976-й, но я не видел способа, каким бы мог без лишней болтовни ему объяснить, куда, провалившись в кроличью нору, словно Алиса в Страну Чудес, подевались пять лет моей жизни.

— Довольно близко, — кивнул я. — Этот снимок был сделан на Кошут-стрит. — Я произнес название по-Деррийскому «Коссут».

Я показал пальцем на Эллин, которая стояла слева от своей матери, в то же время сам думая о ее взрослой версии, с которой когда-то говорил по телефону — назовем ее Эллин 2.0. А еще думая — это было неотвратимым — об Эллин Докерти, ее версию, которую я знал в Джоди.

— Здесь точно тяжело угадать, но думаю, волосы у нее были морковного цвета, не так ли? Такая себе миниатюрная Люси Болл.

Гарри ничего не сказал, лишь разинул рот.

— Она стала актрисой? Или еще куда-то пошла? На радио, на телевидение?

— Она ди-джей, ведет свою программу на той станции Си-Би-Си, которая транслируется на Провинцию Мэн, — произнес он едва слышно. — Но как вы…

— А это Трой…и Артур, известный также как Тугга…а это вы, и ваша мама вас обнимает. — Я улыбнулся. — Именно так, как это планировал Господь. «Если это сможет остаться именно так. Если сможет».

— Я…… вы…

— Ваш отец был убит, правда?

— Да, — катетер, который торчал у него в носу, перекосило, и он исправил его положение, рука его двигалась медленно, будто у человека, который с раскрытыми глазами видит сон. — Его застрелили на кладбище Лонгвью, когда он возлагал цветы на могилы своих родителей. Всего через несколько месяцев после того, как было снято это фото. Полиция за это арестовала человека по имени Билл Теркотт…

О. А я даже не знаю, как там пошло дальше.

— …но у него было железное алиби и, в конце концов, они его отпустили. Убийцу так никогда и не нашли. — Он схватил меня за руку. — Мистер…сынок… Джейк… это звучит безумно, но… это вы застрелили моего отца?

— Не будьте дурачком. — Я взял фотографию и вновь повесил ее на стену. — Я родился только в 1971 года, помните?

Я медленно шел по Мэйн-стрит назад к разрушенной фабрике и заброшенному магазину «Квик-Флеш», который стояла перед ней. Шел со склоненной головой, не разглядывая, нет ли где-то Безносого с Голосраким и остатком той веселой компании. Я думал, если они и очутятся где-то рядом, то обойдут меня десятой дорогой. Я произвел на них впечатление сумасшедшего. Возможно, я им и был.

«Мы все здесь сумасшедшие», — так сказал Алисе Чеширский Кот. И после этого исчез. То есть весь, кроме своей улыбки. Если я правильно помню, и улыбка оставалась еще некоторое время.

Теперь я понимал больше. Не все. Я сомневался, что даже мистеры Карточки все понимали (а, отбыв непродолжительное время на своем посту, они почти ничего уже не понимали), но и это мне не помогало с тем решением, которое я должен был принять.

Уже поднырнув под цепь, я услышал далекий взрыв. Я не вздрогнул от этого звука. Я прикинул, что таких взрывов много теперь звучит. Когда люди начинают терять надежду, учащаются взрывы.

Я вошел в уборную позади лавочки и едва не перецепился о собственную куртку. Отбросил ее ногой в сторону — она не понадобится мне там, куда я иду — и медленно приблизился к нагроможденным картонным коробкам, которые так сильно были похожи на снайперское гнездо Ли.

Проклятые обертоны.

Я отодвинул их как раз достаточно, чтобы протиснуться в уголок, а потом пододвинул за собой на старое место. Я двинулся вперед мало-помалу, шаг за шагом, в который раз воображая себе, как какая-то женщина или мужчина нащупывает верхнюю ступеньку в кромешной тьме. Но никаких ступенек не было на этот раз, а лишь то обманчивое раздвоение. Я продвинулся вперед, увидел, что нижняя часть тела у меня замерцала, и закрыл глаза.

Еще шаг. Еще один. Вот уже я почувствовал тепло у себя в ногах. Еще два шага, и солнечный свет превратил черноту под моими веками в красноту. Я сделал еще один шаг, и в голове мне лопнуло «хрясь». Когда прояснело, я услышал шух-ШВАХ, шух-ШВАХ шерстоткацких станков.

Раскрыл глаза. Смрад грязной покинутой уборной уступил место смраду работающей полным ходом текстильной фабрики в том году, когда еще не существует Агентства по охране окружающей среды. Вместо ободранного линолеума под ногами у меня был потресканный цемент. По левую сторону стояли накрытые брезентом большие металлические баки, полные обрезков тканей. По правую сторону от меня возвышалась сушилка. Было одиннадцать часов пятьдесят восемь минут утра девятого сентября 1958 года. Гарри Даннинг вновь маленький мальчик. Каролин Пулен пятиклассница в ЛСШ, может, слушает сейчас учителя, может, мечтает о каком-то мальчике или как она через пару месяцев пойдет на охоту вместе со своим отцом. Сэйди Данхилл, еще не замужем за мистером «Будет Швабра Будут и Приключения», живет в Джорджии. Ли Харви Освальд со своим подразделением морской пехоты где-то в Южно-Китайском море. А молодой сенатор от Массачусетса Джон Ф. Кеннеди лелеет президентские мечты.

Я вернулся.

Я подошел к цепи и поднырнул под неё. По ту ее сторону я какое-то мгновение постоял абсолютно неподвижно, прокручивая у себя в голове, что должен сделать. А потом подошел к краю сушилки. За ее углом, опершись на стену, стоял мистер Зеленая Карточка. Только сама карточка Зака Ленга уже не была зеленой. Она приобрела грязно — охровый цвет, нечто среднее между зеленым и желтым. Демисезонное пальто на нем было запыленным, а недавно еще молодцеватая шляпа-федора была потрепанной. Щеки его, перед этим чисто выбритые, теперь покрывала щетина…местами совсем седая. Глаза были налиты кровью. Он пока еще не стал пьяницей — по крайней мере, запаха не было слышно, — но я подумал, что скоро станет. Зеленый фронт, наконец-то, входил в его небольшой круг доступа, а хранить все эти временные волокна у себя в голове так тяжело. Многочисленные версии прошлого — это уже тяжело, а если к ним добавить еще и многочисленные версии будущего? Кто-угодно запьет, если выпивка есть.