Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Валентинов Андрей

Гиены требовали продолжения.

• Пусть безумец суетится,
• Нам на это наплевать!

Веселый напев из «Мраморной невесты» Фердинанда Герольда заставил Зануду последовать примеру командира – сотворить крест. И не как-нибудь, а от чистого сердца, словно перед конфирмацией. Всякого можно было ожидать от князя Волмонтовича, но чтоб концерт? Не тебя ли, манекен, три часа назад несли к помосту четыре капитана?

– Кстати!

Гере Торвен с запозданием сообразил, что в его левую руку вложили тяжелый длинномерный предмет. Едва не уронил: глянул – и оценил. Ружье, казнозарядка Паули. Десять выстрелов в минуту. Одобрено военным министерством Франции и лично Наполеоном Бонапартом. Впрочем, пока бюрократы министерства множили документацию, императора благополучно разгромили – и ружейных дел мастер Самюэль-Иоганн Паули канул в безвестность.

Все лавры бедняги достались немцу Дрейзе и французу Лефоше.

– Патроны – у ясной панны Пин-эр. К сожалению, по жалкому десятку на... э-э-э... личико. Андерс, держите, взял и на вашу долю. Olsen, przyjaciel, dobra fuzyja!

Князя переполняла энергия. Он снова ненадолго исчез. Вернувшись, поднял к луне нечто, похожее на его замечательную трость. Древко, цепь, украшенная шаром – точь-в-точь всклокоченная голова ребенка...

«Разбойник!» – вынес приговор Торвен.

Он был прав. Лучший экспонат второго, средневекового зала – моргенштерн Иоанна Разбойника, герцога голштинского. Личный трофей Гарольда Синезубого, объединителя Дании. Железная рукоять, железная цепь; увесистая «звезда» с острыми «зубами»...

Настроение поднялось. Не из-за новых «фузей» и грозного трофея – из-за компании. Торвен вдруг понял, что воскресший Волмонтович начинает ему нравиться. А голос какой! Жаль, поет всякую ерунду.

«Мраморная невеста»? Фи!

• Пусть недолга наша радость,
• Мы лишь гости на земле!
• Мы утопим нашу младость
• В поцелуях и...

– Побереги-и-ись!

Нутряной бас сеньор-сержанта прервал легкомысленный куплет.

– Я вам покажу Зеландию! – колеса чиркнули по плитам галереи. – Мертвяки стокгольмские, свеоны драные! В аду, на сковородах, помнить будете!

– Гере Ольсен, – осторожно начал Эрстед. – Может, не стоит? Все-таки экспонат?

Торвен и сам разглядел, что именно прикатил неугомонный Ольсен. Тупанг – персидская пушчонка, жемчужина азийского отдела. Бьет недалеко, зато картечью. А уж шуму! – прямо восточный базар...

– Икспанат не икспанат, а до кишок прошибет!

Развоевавшегося сторожа было не остановить. Закончив возиться с тупангом, он поджег фитиль:

– Ухи закрыть!

Команду Зануда выполнил честно, чем и сберег барабанные перепонки. «У-у-ух!!!» – отскочило от ладоней, пошло эхом гулять по берегам Эресунна. В ответ – новый раскат, уже ближе.

Гроза набирала ход.

– Однако! – восхитился князь. – Макабр, господа!

Он указал вниз. Макабр был налицо: тени сгинули, из трех «потопельников» осталось двое – и большущее пятно в придачу. Ошметья разлетелись по сторонам, сомнительным образом украсив пейзаж.

– Варварство, – не удержался Эрстед. – Ужас!

– Покорнейше благодарю, гере кастелян! – Оге Ольсен приложил пятерню к каске. Наклонился к тупангу, мазнул пальцем по горячему металлу. – Никак лопнула! Вот же сарацины, пушки приличной отлить не могут! Дозвольте русский «единорог» выкатить?

– Это лишнее!

Волмонтович поудобнее взялся за моргенштерн, сверкнул черными окулярами:

– Господа! Признаться, особой опасности я не вижу. Три гиены, два чучела. Но если вас они смущают... Панна Пин-эр! В углу я видел веревку...

Веревка нашлась – толстая, с узлами; не иначе от строителей осталась. Князь с удовлетворением хмыкнул, завязал петлю, накинул на ржавый крюк; подергал для верности.

– Задача на одну арию. Андерс, что закажете?

– На усмотрение гере лейтенанта, – подмигнул Эрстед.

Торвен кашлянул. Ну, если на мое усмотрение... Свеженького хотите? Французистого? Не дождетесь!

– «Милосердие Тита». Вольфанг Амадей Моцарт.

– Ну вы и ретроград! – восхитился князь. – «Del più sublime soglio», ария императора Тита? Две минуты с половиной... Пошел!

Крепкие руки ухватились за веревку.

– Ma chè? Se mi niegate...

Черный силуэт скользнул за край зубца.

– ...Сhe beneficio io sia, che mi lasciate?

Ария писалась для тенора, но баритон Волмонтовича вполне справлялся. Приятно слышать настоящую оперу, а не какого-то, прости господи, Герольда. «Мы утопим нашу младость...» Чему такое научит молодежь? Викингов-лаборантов? То ли дело – Моцарт. Смысл, идея; даже, не побоимся этого слова, философия.