Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Звягинцев Василий

— Виски у них правда неплох, не обманули. Оценили?

— Пожалуй, но бывает и получше…

— Не смею спорить. Но на такой высоте, да если подумаешь, а не последние ли это глотки…

— С такими мыслями лучше ехать поездом.

— Не всегда есть возможность выбирать. Вы верите, что в случае аварии задние места безопаснее?

— Если авария при посадке — шансов немного больше. А если падать с высоты — никакой разницы.

— Спасибо, успокоили, — усмехнулся мужчина, снова глотнул. Непохоже было, чтобы он действительно боялся. Не тот типаж.

Тогда в чем смысл именно такой завязки разговора? Новая мода? На земле говорить о погоде, в воздухе — о возможном падении?

Помолчали. Джентльмен вытащил пачку сигарет, выдвинул пепельницу из подлокотника.

— Не возражаете?

— Курите, о чем речь…

— Я вижу, вы не расположены к взаимно приятному, ни к чему не обязывающему разговору. Отчего? Все равно ведь — долетим, раскланяемся, разойдемся. Скорее всего — навсегда. Вы меня не знаете, я вас. Зато время пролетит незаметнее… Или вам служба не позволяет общаться с незнакомцами?

— При чем тут служба?

— Это я тоже к слову. Сам я моряк, торговый, по полгода в плаваниях, особенно поговорить не с кем, каждый новый человек интересен. Вот и вошло в привычку…

— У меня все совершенно наоборот. Использую каждый удобный случай помолчать.

— Адвокат, наверное? Что ж, не смею навязываться. Пойду на свое место…

Поднимаясь, мужчина уронил на пол зажигалку. Нагнулся, шаря рукой под креслом, и по-суфлерски отчетливо, но со стороны неслышно сказал:

— Когда приземлимся в Темпельгофе, зайдите в бар на втором этаже, слева от лестницы, сядьте за отдельный столик. К вам подойдут…

До отправления самолета «Берлин — Москва» было почти четыре часа, и, кроме как в бар или ресторан, идти некуда в любом случае. Прогулкам на свежем воздухе погода не благоприятствовала.

Минут двадцать Антон тянул темное пиво, закусывал жареными колбасками. Предложенный способ связи выглядел довольно нарочито. Похоже на провокацию. Смысл, правда, не улавливался. Кому он нужен в Берлине? Разве что Сильвия неожиданным образом прокололась на каком-то этапе? Не то сказала и не тем. Может быть, в конверте, что он везет, содержится нечто такое, что может скомпрометировать не только его? Вернее, совсем не его.

Но он защищен иммунитетом, арестовать его нельзя, дипкурьер в критической ситуации имеет право применить оружие. Это официально. А неофициально — он с любой группой захвата справится иным способом и сумеет потеряться бесследно.

Значит, дело в другом.

Спешить было некуда, он рассматривал посетителей, через широкое окно следил за взлетающими и садящимися самолетами. Прошло еще пятнадцать минут, и к его столику подошел наконец немец, немолодой, в длинном пальто, шляпе с обвисшими от дождя полями, с чемоданчиком в полосатом чехле. Похож на коммивояжера.

— Мистер Грин? Можно я присяду? — спросил он по-английски, с резким акцентом.

— Не имею чести быть знакомым. Садитесь, если больше негде.

Свободных мест вокруг было достаточно.

— Люблю сидеть у окна и лицом к двери, — пояснил немец. — Кельнер, два мюнхенского… Итак, вы отнеслись всерьез к словам вашего попутчика, раз пришли? — спросил гость без всякого предисловия.

— Нет, я просто люблю пиво и смотреть на самолеты. Здесь их много. А вам что нужно? Кроме мюнхенского?

— Вы хотели контакта с РСХА? Я к вашим услугам. Штурмбанфюрер Латензнер.

— Откуда мне знать? Может, вы сменившийся кельнер. А то и обер-кельнер…

Немец, как и все немцы при чине («штурмбанфюрер», как здорово и страшно звучит), слегка обиделся. Полез в карман и предъявил очень красивое удостоверение. Бордовое, кожаное, с орлом и разными тиснеными буквами.

Антон и смотреть не стал.

— Поздравляю. Очень неплохо. — Сказано было без издевки. У немцев к чинам сугубое отношение. Профессорам, призываемым в военные структуры, обер-лейтенантов давали, что считалось нормальным. Штрик-Штрикфельд, курировавший генерала Власова и все вопросы, связанные с РОА, всю войну проходил капитаном. В России, тоже военно-феодальной стране, такое любой офицер счел бы оскорблением. Да у нас бы капитану никто и не доверил бы серьезных политических заданий. Человека три генерала, не считая полковников, вокруг того же Паулюса кормились, хотя он в лагере сидел, а не «освободительные армии» формировал.

— И что вы мне своей книжечкой хотите сказать? У меня посерьезней есть, пограничнику при выходе на поле предъявлю.

— Господин Грин, — немец начал говорить на два тона ниже. — К чему эти споры о статусе? Мне сообщили, что вы в Лондоне старательно искали подходы к нашей организации. Вам ответили, что их нет. Вдруг они появились. Что дальше? Будем играть в дураков? Пожалуйста. Два с половиной часа в вашем распоряжении. За это время машина довезет нас до Принцальбрехтштрассе, час консультаций с компетентными людьми — и вы легко успеваете на свой самолет. Если беседа окажется слишком продолжительной — улетите следующим. Какие вопросы?

— Вы с детства родились таким неудачным шутником или стали им постепенно, с течением времени? Никогда в жизни человек моего положения не пойдет или не поедет в названное вами место. Вам поручили меня скомпрометировать? Ударьте меня в лицо, закричите, что я вытащил у вас бумажник. И то выйдет убедительнее… Черт знает, чему вас там учат! Разочарован…

— Нет, мистер Грин, вы неправильно меня поняли, — гестаповец (а это был именно оттуда человек), похоже, даже перепугался.

Опять загадка, кто и зачем послал на связь именно его. Кадровый специалист держал бы себя совсем иначе.

Или — очень грамотная проверка. Перед деловым контактом убедиться, с кем предстоит работать.

— Хорошо, штурмбанфюрер. — Антон тоже махнул кельнеру, чтоб сменил пустую кружку на полную. — Вы имеете отношение к загранразведке?

— Я имею отношение к своей службе. Что вы хотите сказать или передать?

— Вы верно угадали, у меня есть два с половиной часа. У вас — столько же. Человек, в чине повыше вас, компетентный в том, что я подразумеваю, успеет купить билет на мой рейс, и мы с ним, возможно, кое-что обсудим. На территории Рейха ни с кем и ни о чем я разговаривать не собираюсь. У вас плохая репутация. Правильно?

Антон имел в виду репутацию «конторы», но Латензнер принял слова на свой счет. Значит, так оно и было. Его подставили, а двое-трое куда более талантливых «эсдэшников» смотрят со стороны, и слушают тоже.

— Прощайте, господин Грин, — с плохо скрываемой гримасой раздражения и оскорбленного величия (штурмбанфюрер, как же!) немец удалился, чуть не забыв реквизитный чемодан.

— И вам того же, — бросил Антон ему в спину.

На Москву летел советского производства «ПС-89», тоже четырнадцатиместный и двухмоторный, но с сервисом обстояло похуже. Виски не давали, «Столичной» тоже, только грузинское вино и мандарины.

Всю дорогу Антон пытался угадать, успели «коллеги» подсадить в самолет своего человека или нет. Перебрал на предмет соответствия каждого и решил, что здесь такого нет. Возможно, не успела прокрутить свои шестеренки неповоротливая машина, а то и вообще было принято какое-то другое решение, а все предыдущее — просто знакомство. Если оно достигло цели, встреча может состояться в Москве. Или основные события продолжатся в Лондоне.

Невозможно предположить, что гестаповцы в самом деле рассчитывали заманить его прямо в свою главную контору. Неужто конспиративных квартир не хватает? Да прямо в припортовом отеле номер долго снять? Одним словом, абсурд продолжается. Если только в результате вмешательства Шульгина не началась тотальная разбалансировка мироустройства, и это — только первые звонки. На уровне слабых звеньев. Гестапо же гораздо более слабое звено, чем Интеллидженс сервис? По времени существования и внутренней прочности «кристаллической решетки»?

В посольстве он сдал пакет, получил расписку и вместе с ней полную свободу на трое суток. Так и было задумано. Секретарь посольства снабдил сэра Грина талончиком на один из постоянно забронированных номеров в гостинице «Метрополь», некоторой суммой советских денег в счет командировочных расходов. Объяснил, как доехать и где поменять фунты на рубли, если возникнет необходимость.

— Вы по-русски понимаете или нужен переводчик?

Его явно считали персоной поважнее обычного дипкурьера.

— Объясниться сумею.

— В таком случае — до встречи. С обратным билетом проблем не будет, и на самолет, и на поезд. В городе соблюдайте осторожность, карманных воров и ночных грабителей тут не меньше, чем в Европе. Из Москвы выезжать нельзя, за этим НКВД следит очень пристально. В остальном — желаю приятного отдыха.