Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы - Звягинцев Василий

В голосе секретаря прозвучал намек на иронию.

НКВД Антон не опасался, воров тем более.

В гостинице устроился быстро, номер ему достался хороший, со всеми атрибутами дореволюционной роскоши, с видом на Большой театр, Петровку, Неглинную и прочие достопримечательности центра. Администратор в вестибюле, дежурные по этажу — сорокалетние, грубоватые на вид тетки — были предупредительны, однако поглядывали настороженно.

В Москве было намного холоднее, чем в Лондоне, но холода Антон не боялся. Другое дело, что европейски одетый человек будет здесь бросаться в глаза, как негр на улицах какого-нибудь Моршанска.

В ЦУМе он приобрел плохо сшитое подобие бекеши на бараньем меху, шапку-треух, войлочные бурки с кожаными головками и, переодевшись, стал неотличимо похож на среднего начальника областного уровня. Начальника коммунхоза, например.

«Хвост» он обнаружил, как только вышел на площадь Революции. Наверняка дежурная же и доложила, куда следует, что постоялец вышел, сменив обличье. Мороз морозом, но попытка замаскироваться под местного жителя подозрительна независимо от погодных условий. Если англичанин — иди в своем «демисезоне» и кепке, оделся «под нашего» — значит, особо изощренный враг. Идет, наверное, устанавливать свои шпионские связи или фотографировать особо важные объекты.

Второй «наружник» был гораздо квалифицированнее. Он первым только прикрывался, заведомо зная, что «ведущий» будет обнаружен. Для Антона загадки здесь не было. Он сам столько ставил похожих схем, что оставалось посмеяться, как люди ограничены фантазией.

Для отрыва от слежки удобнее всего метро. Здесь, если умеешь, можно оформить это так, чтобы «потеря объекта» выглядела естественно. Следящий, что бы потом ни доказывал начальству, сам не сможет понять, обстоятельства ли виной тому, что подопечный потерялся, его нерасторопность или высокая квалификация противника.

Самое главное — естественность. Англичанин, похоже, оказался в московском метро впервые. Мог бы взять такси, но захотел полюбоваться на достижения социализма. Ориентируется плохо, в надписях и указателях не разбирается, да и манеры поведения аборигенов ему непривычны. Глазеет по сторонам, локтями работать не приучен, старается сохранять дистанцию между собой и напирающими со всех сторон гражданами.

Запутался, растерялся, сел не в тот поезд. Разглядывая схему на стене вагона, сообразил, что едет не в том направлении. Через остановку выскочил на перрон, когда дежурная с флажком уже крикнула «Готов!» и двери начали закрываться. Повертел головой, увидел подходящий с противоположной стороны состав, заспешил к нему.

Первый филер не успел, поехал дальше в сторону «Парка культуры». Второй, наблюдавший из соседнего вагона и, наверное, готовый к подобному экспромту, вышел следом. Народу на перронах и в центральном зале было порядочно, вычислить в этой броуновской толпе ничем не примечательного человека было даже теоретически нереально. А англичанин вдобавок даже не оглядывался.

Антон доехал до «Комсомольской» и в ее переходах легко сбросил «хвост»: выбрав нужный момент, укрылся за колонной, сунул шапку под полу, мгновенно заменив ее ворсистой меховой кепкой. Развернулся и пошел обратно. Теперь он изображал инвалида, приседая на правую ногу и загребая левой, сразу стал на голову ниже ростом, лицо скрылось за чужими плечами и спинами.

Переместился в тыл филеру, из-за очередной колонны понаблюдал за охватившей того паникой. А чего паниковать? Все уже! Два поезда отправились одновременно, сотни три людей увезли, столько же выбросили на перроны, по лестницам сверху катился поток практически одинаково одетых москвичей и гостей столицы, другой утекал навстречу. Не угадаешь, куда бежать, напарников нет, и нет мобильных средств связи. Остается возвращаться в контору и садиться за рапорт. Малоприятное занятие.

Растворившись в толпе, Антон внезапно удивился — отчего он так уверовал, что его вели именно чекисты? Могли быть представители совсем других организаций и служб. Уголовники, например, надумавшие пощупать богатого иностранца, агенты пресловутой «Системы», пасущие его от самого Лондона, германская разведка, продолжающая свои подходы. Да мало ли кто еще мог решить, что «пришло время»? Земля ведь только с одной стороны «закрылась», а с другой — совсем наоборот. Все ранее подконтрольные тем или иным «нормализующим» структурам силы вдруг получили свободу. Даже еще не зная этого достоверно, просто доверившись ощущению резко упавшего внешнего давления.

Бог ушел, в отпуск или совсем, тут демоны и разгулялись…

Так ведь сам Антон и в этой ситуации фигура не из последних.

Оставалось решить, куда отправиться раньше, к Лихареву или к Юрию на Арбат. Пожалуй, второе. Валентин вряд ли сейчас дома, день у него ненормированный, с ним лучше по телефону предварительно договориться.

«Писатель» оказался на месте, а если б и не было, дверной замок открыть — минутное дело. Подождал бы в тепле.

С Шульгиным в его подлинном обличье бывший резидент знаком не был, но, увидев гостя, сразу сообразил, в чем дело. Аура личности Антона, прожившего в теле Юрия несколько суток, мгновенно вступила в резонанс с его мозговыми структурами. Будто радиометр заработал.

Поздоровались. Антону показалось, что хозяин, пропуская его в прихожую, выглянул на лестницу со странным выражением, словно опасался увидеть там кого-то, кроме нежданного гостя. И слишком тщательно задвинул засов, накинул крючок и цепочку.

Вроде не восемнадцатый год, квартиры внаглую не грабят, а чекистам, если придут, сам откроет. А может, и не откроет…

— Странно у нас с вами получается, — с оттенком сожаления говорил он, провожая посетителя в кабинет. — Не по-товарищески. Я ведь к вашему напарнику со всей душой, вы же… Грубости, рукоприкладство, нарушение неприкосновенности материального носителя и тонких структур. Я до сих пор в себя прийти не могу, все пытаюсь разобраться, какие крючки вы во мне оставили…

— Успокойтесь, не изображайте жертву полицейского произвола. Как будто вы сами ничем подобным не занимались. У моего напарника другого выхода не было. Сами его из равновесия вывели, так чего теперь жаловаться? Все хорошо, что хорошо кончается.

— Чего хорошего? Главное, гомеостат он украл. Прочего не жалко, хоть Шар, хоть блок-универсал бесплатно бы отдал, не поморщившись, а как без гомеостата?

— Пить бросьте, физкультурой начните заниматься, вы ж на данный момент абсолютно здоровый человек, с приличным резервом иммунитета, в том числе и к несчастным случаям, — не принял жалобы Антон. — Тем более мне почему-то кажется, наш друг не сможет вам отказать в регулярной «диспансеризации» при условии правильного поведения.

— Шантаж, одним словом, — смирился с неизбежностью Юрий. — Давайте выкладывайте, зачем пришли.

Антон со всей доступной ему убедительностью посвятил бывшего аггра в содержание текущего момента.

— Неужели Шульгину удалось ТАКОЕ? Неужели такое вообще возможно?

— Что вас удивляет? Сначала мы обрубили канал с Таорэры на Землю. Тут я применил запрещенные конвенцией средства, но терять мне было нечего. Совет Ста миров давно поставил на моей судьбе и карьере жирный крест. С чьей подачи — не знаю до сих пор, но сориентировался я вовремя. Так бы товарищам Троцкому, Бухарину, Рыкову, Зиновьеву с Каменевым году в двадцать втором… Я догадывался, что меня ждет, потому соломки подстелил везде, где можно. От краха и наказания это не уберегло, но сбежать удалось раньше, чем я осмеливался надеяться.

— То-то я удивлялся совершенно немотивированному умножению реальностей, — вымолвил Юрий и направился привычным маршрутом к своему винному погребу. Точнее — коньячному. — Пить будете? — спросил он, возвращаясь с бутылкой и двумя стаканами, «тонкими» в просторечии.

Антон бы обошелся, но биохимия Шульгина требовала. Скорее, психотип, поскольку браслет находился на его запястье, и алкоголь, как всякое отравляющее вещество, нейтрализовывался почти мгновенно. Для гомеостата не было разницы, армянский коньяк или боевой газ зарин.

— С вами да не выпить? Наливайте.

«А ведь смешно, — думал Антон, — тысячелетнее противостояние завершилось буквально за несколько месяцев, стоило лишь оказаться в одно время и в одном месте ограниченному количеству ничего собой до того и по отдельности не представлявших людей. Пусть кто угодно скажет, что я тут ни при чем, я ему в морду плюну. Пропустил бы Воронцова, у остальных тоже светлого будущего не просвечивало. Всем конец, тот или другой, и „средневековье“ длилось бы еще тысячу лет».

Юрий, как его аналог в советской жизни, сквозь зубы вытянув стакан, что никакими светскими правилами не подразумевалось, несколько ошалело оглянулся по сторонам и свистящим шепотом спросил у Антона: