Ярость - Никитин Юрий Александрович

— Останьтесь, пожалуйста, — сказал он. Она бросила на него беспокойный взгляд.

Сэм следил за ними, опираясь руками о стол, и ощущал непрерывное дрожание от бомбардировки. Время от времени воздух раздирали вопли снарядов игольчатых орудий.

— Хорошо, — сказал он. — Говорите быстрее, Харкер, я тороплюсь!

Захария, руки которого были по-прежнему в наручниках, пересек комнату и посмотрел в окно на отдаленное море.

— Идите сюда, — сказал он. — Я вам покажу. Сэм нетерпеливо прошел по дрожащему полу.

— Что покажете? — Он остановился рядом с бессмертным, но на безопасном от него расстоянии — осторожность стала его второй натурой, и посмотрел в окно.

— Я ничего не вижу.

Захария просвистел начальные такты "Лили булеро". И тут… комната взорвалась громом.

Сэм почувствовал головокружение, задыхаясь и широко раскрывая рот, не мог понять, что происходит. Игольчатый луч, подумал он. Но тогда вся комната должна была расколоться.

Он поднял голову. Захария по-прежнему стоял у окна, глядя на него со сдерживаемой жалостью. Комната не изменилась. Но что-то произошло с плечом Сэма.

В него пришелся удар. Тронув рукой пораженное место, он недоуменно взглянул на ладонь. Она была красной. Что-то текло по его груди. Склонив голову, он увидел кровь. Пуля попала в район ключицы.

Ясный, чистый голос Сигмы повторял:

— Сэм… Сэм!

— Все в порядке… — Он успокаивал ее, не поднимая головы. Потом увидел ее. Она стояла и держала двумя трясущимися руками пистолет. Большими глазами, в которых был испуг, она смотрела на него, напряженно сжав рот. Взгляд ее перешел от Сэма к Захарии, потом обратно.

Выражение ее голубых глаз было близко к безумию.

— Я… я это сделала, Сэм, — сказала она хриплым шепотом. — Не знаю, почему, должна быть причина. Я не понимаю.

Харкер мягко прервал ее:

— Этого недостаточно, Сигма. Вы знаете, что нужно попытаться снова. Быстро, прежде чем он вам помешает.

— Я знаю… я знаю… — голос ее прерывался. Обычно она стреляла очень хорошо и быстро, но тут она поднимала пистолет двумя руками, как школьница. Сэм видел, как ее палец тронул курок.

Он не стал ждать. Опустив руку, он через ткань костюма нащупал в кармане игольчатый пистолет и выстрелил. Он не промахнулся.

Еще какое-то мгновение ее широко раскрытые глаза удивленно смотрели на него. Сэм услышал звук упавшего пистолета. Он смотрел ей в глаза и вспомнил другую девушку с голубыми глазами, которая когда-то давно бросила ему в лицо сонный порошок.

— Розата, — сказал он, будто впервые вспомнив ее имя. Потом он повернулся к Захарии. Все тот же треугольник: Захария, Розата, Сэм Рид — шестьдесят лет назад — и сейчас. Разницы нет.

Но на этот раз…

Пальцы его вновь сомкнулись на игольчатом пистолете. Прозвучал выстрел. Захария не двинулся. Но когда луч коснулся его груди, он как будто взорвался. Послышался гул высвободившейся энергии, вспыхнуло пламя, подобное миниатюрной, новой звезде, и Захария, невредимый, улыбался в лицо Сэму.

То, что он сказал, не имело смысла. По-прежнему глядя на Сэма, он позвал:

— Хейл, теперь ваша очередь.

В его словах был вызов. У Сэма не было времени удивляться. Он сжал челюсти и, достав пистолет из сожженного кармана, направил его в лицо Захарии. Теперь у бессмертного не может быть защиты.

Но курок нажать он не успел. Откуда-то послышался усталый голос.

— Харкер, вы выиграли.

И в глаза Сэму ослепительно сверкнула молния.

Он знал, что это такое. Они с Хейлом носили с собой мощные вспышки, наводящие дисциплину лучше любого оружия. Они не могли ослепить насовсем, но долгое время после человек не мог видеть.

В неожиданной тьме, поглотившей комнату, Сэм услышал голос Захарии:

— Спасибо, Хейл. Я был уверен в вас, но все же… Смерть была совсем близко.

Вольный товарищ произнес:

— Простите, Сэм.

И это было последнее, что услышал Сэм в колонии Плимут.

Полутьма, рев ветра. Светлое пятно, постепенно превратившееся в лицо… голова и туловище старика, проницательное морщинистое лицо. Сэм узнал его. За ним была голая металлическая стена, откуда-то пробивался тусклый свет.

Сэм попытался сесть и не смог… попытался снова. Он не мог двинуться. Ужас охватил его. Старик улыбнулся…

— Полегче, сынок, так и должно быть. — Говоря, он набивал трубку табаком. Поднес огонь, закурил, выпустил дым. Его взгляд сосредоточился на Сэме.

— Я кое-что расскажу тебе, сынок, — сказал он. — Как раз время. Сейчас ты вполне здоров, пробыл здесь несколько недель, подлечился, отдохнул. Никто, кроме меня, не знает…

— Где я? — Сэм попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть источник света, комнату. Не смог.

— Я уже давно подготовил это убежище, — продолжал Кроувелл, попыхивая трубкой. — Решил, что может понадобиться для чего-нибудь такого. Оно под моим картофельным полем. Я уже много лет выращиваю картошку. Да, я бессмертный. Не похоже, а? Я родился на Земле.

Он выпустил облако голубого дыма.

— На Земле было много хорошего. Но даже и тогда я видел то, что приближается. Я видел тебя, Сэм. О, не твое имя и лицо, но я знал, что ты будешь. Человек, подобный тебе, всегда появляется в нужное время. Я могу предсказывать будущее, Сэм. Есть у меня такая редкая способность. Но я не могу вмешиваться, иначе изменю будущее на что-либо непредсказуемое… да, о чем это я?

Сэм делал яростное усилие, пытаясь пошевелить пальцами. Цветные пятна висели у него перед глазами. Он едва слышал бормотание старика.

— Легче, легче, — спокойно сказал Кроувелл. — Постарайся дослушать. Я — Логист, Сэм. Помнишь храм Истины? Ты вначале не поверил оракулу, не правда ли? А я был прав. Я был этой машиной, а я не делаю ошибок.

Ты был в этом храме в течение сорока лет, Сэм. Но ничего не помнишь. Ты спал под воздействием сонного порошка.

Сонный порошок? Сознание вернулось к Сэму Риду. Он напряженно слушал. Неужели это ответ на вопрос, который он так долго искал? Кроувелл — его неизвестный хранитель? Но почему… почему?

— Захария хотел убить тебя. Я видел это. Я знал, что это ему не удастся, если я вмешаюсь. Поэтому я вмешался — и это спутало карты. После этого я уже не мог точно предсказывать будущее, пока линии событий не выровняются. Поэтому я разбудил тебя в переулке, без денег, ничего не знающего. Чтобы выровнять ход событий.