Ярость - Никитин Юрий Александрович

Он поколебался, осматриваясь.

— Главное — верит ли еще здесь кто-то в блеф Рида о бессмертии? В этот обман вечной юности?

Послышался голос:

— Однако доказательств нет, командир. Френч ответил:

— Я прибыл сюда пять лет назад. Мне было двадцать. Тогда только что расчистили Пятый остров. Все строили большие планы на будущее. Предполагалось, что облучение должно продолжаться 6–7 лет.

— Но ведь прошло только пять.

— Не нужно ждать сто лет, чтобы убедиться. Нас осматривали доктора башен. Все мы стареем. Есть возможность проверить, например, количество кальция в кровеносных сосудах. Пять лет я потею здесь, а мог бы приятно провести время в башнях.

— Мне нравится на поверхности, — сказал Бен Кроувелл, набивая трубку.

— Возможно, — сказал Френч, — но не в таких условиях. Мы знаем только работу. И ради чего? Ради Сэма Рида и Робина Хейла — строить, строить и строить! Кому понравится такая жизнь?

— Я с вами согласен, — раздался голос из толпы присутствующих. — Но у Рида есть и заслуги: он укрепил форт. Вы помните, каким он был пять лет назад?

— Рид слишком торопится, — горячо возразил ему Френч. — Дисциплина слишком уж строгая. И к чему эти секретные работы? Предполагается, что никто не знает о новых орудиях, об электробластерах, о газовых установках — они уже смонтированы. Против кого? Кто нам угрожает? Джунгли? Они отсюда за семьдесят пять миль. Тогда кто? Календар, скажите вы!

Встал Календар, низкорослый, приземистый человек в аккуратном синем мундире.

— Они нужны для обороны от живой силы противника, могут отразить танковую атаку. Но их мощность намного превышает ту, какая требуется для борьбы с ящерами. К тому же здесь устанавливаются дальнобойные орудия с новейшей сложной техникой — от радаров до видеореакторов. Радиус их действия — пятьсот миль. Против кого они могут быть использованы? Чьи орудия направлены на наш форт? А чего стоят планы производства военных самолетов? Для колонизации они не нужны!

— Верно! Чего боится Рид? — спросил Френч. — Нападения из башен? Но они не сражаются. Люди там живут в свое удовольствие, а мы здесь работаем до полусмерти!

Послышался гул возмущения. Эти люди не любили жителей башен. Этот гул говорил о чем-то новом на Венере. Такого результата Сэм Рид не ожидал. Сэм привык иметь дело с людьми из башен, а это были люди нового типа.

Бен Кроувелл пускал дым и внимательно слушал.

Разгорался яростный и гневный спор. Они горячились. Это был естественный выход для эмоций в горячем споре, а не в действии. Когда они перестанут говорить, вулкан, вероятно, взорвется.

Бен Кроувелл уселся поудобнее, опираясь спиной на упаковочный ящик.

— … что бы ни планировал Рид…

— … пусть и люди башен поработают…

— … сколько еще времени мы дадим Риду?..

— … долго ли еще будем ждать?.. Френч постучал, требуя тишины.

— Есть несколько путей, но все нужно как следует рассчитать. Допустим, что мы убьем Рида…

— Это нелегко. Он очень осторожен.

— Он ничего не сможет сделать, если большинство колонии будет против него. Мы расширим нашу организацию. Избавившись от Рида и Хейла, мы захватим власть и сможем оставаться здесь. Нам будет принадлежать этот неприступный форт.

— Хейл не дурак. И Рид тоже. Если они что-нибудь узнают про нас…

Френч сказал:

— Каждый уходящий с наших встреч проходит проверку на детекторе лжи. Ни один изменник не останется в живых.

— Я не зря прожил тысячу лет, — сказал Логист Хейлу. — А уж детектор лжи я обдурить смогу.

Хейл отвернулся от решетчатого окна, смотревшего вниз, на стены, которые когда-то казались всем такими высокими. Он холодно сказал:

— Я знаю, что вы были на встрече. У меня есть свои шпионы.

— Ваш шпион узнал меня?

— Он никого не узнал — он побывал в комнате позже. Он учуял табачный дым и определил ваш сорт табака. Во всяком случае, я кое-что знаю о происходящем.

— Что, например?

— Я знаю, что дисциплина начала падать. Честь отдают небрежно, не полируют пряжки. Я научился дисциплине в вольных компаниях. Я видел, как началось падение дисциплины в компании Мендеза, прежде чем его люди убили его. Тревожные признаки я заметил уже несколько месяцев назад.

Тогда я и завел своих шпионов. Я знал, чего можно ожидать, и оказался прав. Началось…

— Что?

— Мятеж. Я знаю некоторых зачинщиков…

— А Сэм Рид?

— Я обсуждал с ним этот вопрос. Но мне кажется, Сэм недооценивает опасность. Он так охраняет себя, что считает безопасность всей колонии своим личным делом. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, что происходит. Я знаю: вы можете это. Я могу получить информацию и другим путем, но мне хотелось бы обсудить ее с вами.

— Я знаю, что вы можете получить информацию, — сказал Кроувелл. — Буду рад поговорить с вами. Я знал, что вы подозреваете меня, но сам не хотел навязываться, чтобы не влиять на ход событий. Я предпочитаю пассивность. Вероятно, я кажусь недовольным. Бог знает почему… Нет, я знаю.

— У Сэма есть свои причины, — проговорил Хейл, глядя вниз. — Не знаю, каковы они, но могу догадываться. Его время кончается. Люди начинают утрачивать веру в бессмертие и начинают задавать вопросы. Сэм знает, что равновесие нарушено, но думаю, не понимает, что его нарушило. Люди. И не жители башен.

— Верно, — Кроувелл улыбнулся. — Люди башен хотят, чтобы за них думали их лидеры. Но люди поверхности в таких условиях просто не выживут. Возвращается время пионеров, сынок, и мне это нравится.

— Да, грядут волнения. И серьезные, если мы вовремя не примем мер.

— Сейчас? — Кроувелл проницательно посмотрел на Вольного товарища.

— Еще нет, — сказал Хейл. Улыбка Логиста была слабой, но удовлетворенной. — Мне хочется посмотреть, далеко ли они зайдут. Кроме того, я и сам не знаю, почему, но у меня такое чувство, будто в заговорах и мятежах есть нечто такое, что не должно быть уничтожено. Пионерский дух. Я понимаю вас. Мятеж не выход, но он добрый знак.

— Вы позволите им победить?

— Нет. Я не могу этого сделать. Пока они еще нуждаются в Сэме и во мне, что бы они ни думали. Если мятежники возьмут верх, они вернутся в башни и погрязнут в прежней апатии. Это критический период. И у Сэма есть определенный план, которого я еще не вижу, но готов поручиться, Сэм будет на коне. Он сумеет позаботиться о себе. Его реакция на мятеж, если он воспримет его серьезно, будет заключаться в стремлении растоптать его. Но это означало бы растоптать дух независимости. Мне нужно подумать, Кроувелл. Бесполезно просить вас о совете, не так ли?