Рождение победителя - Каменистый Артем

Обыскав деревню, демы ушли, прихватив пленников. Но не всех — некоторые им оказались ни к чему. Покалеченные при захвате, больные, старые — таких южане не брали.

Тот забавный дед, который не так давно рассказывал мне байку про целебную силу рога волшебного зверя, оказался в их числе. Опознал я его с трудом — лишь по крестообразному шраму на левой скуле. Этой части лица повезло — пострадала не сильно. От правой вообще мало что осталось — какой-то особо изобретательный пират принес тлеющую головню и жег кожу, пока не погас огонь. Видимо старик, прибитый к нечистому кресту, потерял сознание, и этим жестоким способом его приводили в чувство, чтобы посмеяться над муками.

С оставшимся «ненужным материалом» поступили, в лучшем случае, аналогично.

* * *

Выдвинувшись из замка, я направил вперед несколько разведгрупп, с таким расчетом, чтобы их веер сканировал местность в широкой полосе. Ведь если противник узнает про наш выход, то подготовит встречу, а нам надо обрушиться на него будто снег на голову, используя фактор внезапности — активных действий он от нас не ждет.

Когда одна из групп наткнулась на эту деревню и доложила об увиденном я, не колеблясь, направил отряд к месту побоища. Пусть придется немного уклониться от намеченного курса, но это того стоит. Здесь нет газет и кинохроник — их заменяют слова рассказчиков и увиденное своими глазами.

Слова я уже предъявил, описав демов столь мрачно и убедительно, что мало кто теперь сомневается в их непричастности к представителям человеческого рода. К тому же семена падали на благодатную почву — все знали, что из себя представляют эти твари. Но знание это было преимущественно теоретическим — мало кто самолично сталкивался с последствиями их деяний. Теперь представилась возможность убедиться в этом воочию. Некрасиво, конечно, вести воинов полюбоваться на картину вражеских зверств, но глупо упускать такой случай. Я здесь не в благородного рыцаря играю — первым делом думаю об эффективности задуманного; во вторую обо всем остальном; а о тактичности и щепетильности вообще стараюсь не вспоминать.

Реакция воинов мне понравилась — предварительно «накачанные» словесной пропагандой они прониклись еще сильнее. Даже в глазах осторожных межгорцев можно было заметить нестерпимое желание немедленно пустить в ход оружие — теперь они убедились воочию, что со стороны пришельцев им ничего хорошего не грозит.

Вот и прекрасно. Еще до вечера мы столкнемся с передовым отрядом противника и хотелось бы к тому моменту иметь пять сотен бешеных зверей в человеческом обличье, думающих лишь о крови, а не о разной рыцарской ерунде. Я вот о ней вообще не думаю, но подчиненные другое дело — они ведь люди своей эпохи, и мир у них тоже свой.

На Земле мы тоже через это проходили. Когда пленных офицеров отпускали домой под честное слово; встретившиеся на поле боя полки подолгу ждали, пока их командиры, обсуждая светские сплетни, попутно настаивали на предоставлении права первого залпа противнику. Когда не ставили мины в нейтральных водах, не различали своих и чужих раненых.

Не все и не всегда было так идеально, но ведь было же. Может оно и благородно, но в моей ситуации неприемлемо. Да и о каком благородстве едет речь в войне против таких извергов?!

Епископ глупцом не был — прекрасно понимал, чего я добиваюсь, и молчаливо это одобрял. Когда тела начали рубить и стаскивать к костру, подошел, тихо доложил:

— Дан — я утром проповедь прочитал перед выходом. Жаль, что вы не слышали…

— Подозреваю о том же, о чем и я?

— Не так откровенно, но, в сущности, вы правы. Я немолод, и на многие вещи смотрю проще, да и бакайцы иной раз ведут себя глуповато, что очень тревожит — ведь они наша главная сила. Демов многовато, так что все эти морские правила приличия надо срочно забыть — и без того не знаю, как выкручиваться будем.

— У нас пять сотен воинов, в их передовом отряде вряд ли окажется больше трех — ведь разведчики говорили о двух. Превосходство хорошее, плюс от нас они такой наглости не ждут.

— Дан — это демы. Я их, конечно, презираю, но не могу не признать: вояки они очень опасные. Будь у нас пять сотен бакайцев — еще куда ни шло, но с таким составом очень нелегко придется.

Я и сам понимал, что войско разнородное. Две сотни, набранные из иридиан и межгорцев, по боевой ценности сильно уступали даже бакайским ополченцам: неопытны, слабо вооружены и защищены. То, что я опустошил свои склады, не слишком изменило ситуацию — ведь кроме рухляди ничем не мог им помочь. Да и с костяком войска проблем выше крыши — четких маневров и перестроений от них ждать не приходится: привыкшие воевать мелкими группами, в лучшем случае небольшими отрядами. Опыт борьбы с человеческим армиями имеют единицы: остальные видели лишь погань, береговую стражу и сонную охрану небогатых замков — богатые наскоком с моря не взять ввиду повышенной защищенности.